Этим бедным ребятам – мы имеем в виду подмастерьев – приходилось несладко, и они в меру сил пытались удовлетворить в отсутствие хозяина нетерпеливые требования заказчиков, прерывая порой стежок, чтобы ввернуть несколько слов, и когда чья-нибудь оскорбленная гордость или обманутые надежды порождали опасность слишком бурного объяснения, тот, на кого обрушивались особенно яростные нападки, внезапно нырял под прилавок и скрывался под ним.

Вереница недовольных вельмож являла собою картину, во многих отношениях весьма любопытную.

Капитан мушкетеров, отличавшийся быстрым и верным взглядом, сразу же оценил ее по достоинству. Но после того как он бегло оглядел отдельные группы, взгляд его остановился на человеке, сидевшем на табурете прямо против него, причем голова этого человека лишь слегка возвышалась над укрывавшим его прилавком. Это был мужчина лет сорока, с меланхоличным и бледным лицом, с добрыми, светящимися умом глазами. Он рассматривал д’Артаньяна и всех других, подперев рукой подбородок, как спокойный и любознательный наблюдатель. Заметив и узнав нашего капитана, он надвинул на глаза шляпу.

Этот жест, быть может, и привлек внимание д’Артаньяна. Если наше предположение правильно, то человек с опущенной шляпой достиг результата, явно не соответствовавшего его намерениям.

Костюм этого человека был достаточно прост, парик на его голове – самый обыкновенный, и не очень наблюдательные заказчики могли бы счесть его простым подмастерьем, присевшим на табурет за дубовым прилавком и тщательно вышивающим по сукну или бархату.

Впрочем, он слишком часто нагибал голову, чтобы успешно работать руками.

Д’Артаньян не дал себя обмануть и тотчас же понял, что если этот человек и работает, то уж, конечно, не над какой-нибудь тканью.

– Вот оно что, – сказал капитан, обращаясь к этому человеку, – итак, вы превратились в портного, мой дорогой господин Мольер?

– Тише, господин д’Артаньян! Тише, бога ради, молчите! Ведь вы меня выдаете, меня узнают.

– Что же в этом плохого?

– Плохого тут нет, но…

– Но вы хотите сказать, что и хорошего тоже, не так ли?

– Увы, вы правы, так как я, уверяю вас, был занят рассматриванием очень интересных фигур.

– Продолжайте, господин Мольер. Продолжайте. Вполне понимаю, насколько это интересно для вас… и не стану мешать вам в этом занятии, но с условием – скажите, где господин Персерен?

– Охотно скажу – он в своем кабинете. Только…

– Только проникнуть к нему невозможно?

– Он и впрямь совершенно недосягаем.

– Для всех?

– Для всех. Он привел меня в эту комнату, чтобы я мог предаться в свое удовольствие наблюдениям, после чего удалился к себе.

– В таком случае, дорогой господин Мольер, пойдите и скажите ему, что я здесь, хорошо?

– Я! – вскричал Мольер тоном честной собаки, у которой хотят отнять доставшуюся ей на законном основании кость. – Я должен оторваться от моего дела? Ах, господин д’Артаньян, до чего же вы дурно ко мне относитесь!

– Если вы тотчас же не отправитесь предупредить Пер-серена о том, что я здесь, дорогой господин Мольер, – вполголоса сказал д’Артаньян, – то и я не покажу вам одного из моих друзей, который пришел вместе со мной, о чем и предупреждаю вас.

– Вот того, да?

– Да.

Мольер оглядел Портоса взглядом, проникающим в сердца и умы. Этот осмотр показался ему, очевидно, многообещающим, так как он сразу же встал и прошел в соседнюю комнату.

В этот момент толпа начала расходиться, бросая в каждом углу обширного помещения мастерской ворчание или угрозу; она напоминала собой океан во время отлива, оставляющий на прибрежном песке водоросли и пену.

Спустя десять минут появился Мольер и сделал из-за портьеры знак д’Артаньяну. Д’Артаньян поспешил вслед за ним, увлекая вместе с собой Портоса. По довольно запутанным коридорам Мольер привел их в кабинет Персерена. Старик, засучив рукава, перебирал куски роскошной парчи, затканной золотыми цветами. Он хотел посмотреть, какова игра этой ткани при том или ином освещении.

Заметив входящего д’Артаньяна, он отложил материю и пошел навстречу ему, не изображая особых восторгов, без чрезмерных любезностей, но с соблюдением должной учтивости.

– Господин капитан мушкетеров, – обратился он к д’Артаньяну, – вы, конечно, простите меня, не так ли, но я страшно занят.

– Да, да, господин Персерен, слышал, знаю, – костюмами короля. Говорят, что вы шьете его величеству три новых костюма?

– Пять, сударь, пять!

– Три или пять, меня это нисколько не беспокоит. Ведь я знаю, что они будут самыми красивыми на всем свете.

– Да, да, так думают все. Когда они будут закончены, тогда и станут самыми красивыми на всем свете, не буду оспаривать. Но прежде их следует сшить, господин капитан, а для этого необходимо время.

– О, у вас еще два дня впереди, и времени в вашем распоряжении даже больше, чем нужно, господин Персерен, – сказал д’Артаньян, напуская на себя полнейшее равнодушие.

Персерен поднял голову, как человек, не привыкший к тому, чтобы ему перечили даже тогда, когда дело идет о какой-нибудь его прихоти, но д’Артаньян не обратил никакого внимания на чело прославленного портного, чародея парчи, которое начало заволакиваться тучами. Он произнес:

– Дорогой господин Персерен, я привел к вам заказчика.

– Что вы, что вы! – угрюмо бросил портной.

– Господина барона дю Валлона де Брасье де Пьерфо-на, – продолжал д’Артаньян.

Персерен отвесил поклон, не вызвавший никакого чувства симпатии в грозном Портосе, который с той поры, как вошел в кабинет, не переставал искоса смотреть на портного.

– Одного из моих ближайших друзей, – добавил в заключение д’Артаньян.

– К услугам господина барона, но не сейчас, а немного спустя.

– Немного спустя? Но когда же?

– Тогда, когда буду располагать временем.

– То же самое вы сказали моему слуге, – проворчал с недовольным видом Портос.

– Возможно, – сказал портной, – я почти всегда занят по горло.

– Друг мой, – назидательно заметил Портос, – когда хочешь, время найдется.

Персерен побагровел, что у стариков, кожа которых поблекла от старости, всегда является опасным симптомом.

– Сударь, – буркнул он, – вы вольны заказывать себе платья у кого вам будет угодно.

– Погодите, Персерен, погодите, – произнес примирительным тоном капитан мушкетеров, – вы сегодня не слишком любезны. Ну что ж, я произнесу одно слово, которое заставит вас покориться. Барон дружен не только со мной, он к тому же один из друзей господина Фуке.

– Так, так! – промолвил портной. – Это меняет дело, да-да, меняет. – Затем, повернувшись к Портосу, он спросил: – Господин барон из числа сторонников господина суперинтенданта?

– Я сам по себе, – вскрикнул Портос, и как раз в этот момент поднялась портьера, давая проход еще одному свидетелю этой сцены.

Мольер наблюдал. Д’Артаньян смеялся. Портос мысленно сыпал проклятиями.

– Дорогой Персерен, – поклонился д’Артаньян, – вы сошьете костюм господину барону; это я прошу вас об этом.

– Ради вас – ну что ж, не возражаю, господин капитан.

– Но это еще не все; вы безотлагательно приметесь за этот костюм.

– Раньше чем через неделю – немыслимо.

– Но это все равно, как если бы вы решительно отказали: этот костюм необходим для празднества в Во.

– Повторяю, что это немыслимо, – настаивал на своем упрямый старик.

– Нет, нет, дорогой господин Персерен, погодите отказываться, в особенности если об этом прошу вас и я, – произнес у двери ласковый голос, заставивший д’Артаньяна насторожиться. Это был Арамис.

– Господин д’Эрбле! – воскликнул портной.

– Арамис! – пробормотал д’Артаньян.

– А, наш епископ! – приветствовал его Портос.

– Здравствуйте, д’Артаньян! Здравствуйте, милый Портос! Здравствуйте, дорогие друзья! – сказал Арамис. – Так вот, любезнейший господин Персерен, сшейте костюм господину барону, и я ручаюсь, что, сшив его, вы доставите удовольствие господину Фуке.