– Но, ваше величество… – проговорила она.

– Принц ревнив, не так ли, дорогая сестра?

Она посмотрела в сторону принца, и тот понял, что они говорят о нем.

– Да… – согласилась она.

– Послушайте, – продолжал король, если ваши друзья компрометируют вас, то в этом принц нисколько не виноват.

Он произнес эти слова с такой нежностью, что ободренная ею принцесса, у которой за последнее время было столько огорчений и неприятностей, чуть не разразилась рыданиями: так исстрадалось, измучилось ее сердце.

– Ну, дорогая сестра, расскажите нам о ваших печалях; как брат, клянусь, я сочувствую вам, как король – я положу им конец.

Она подняла на Людовика свои изумительные глаза и грустно проговорила:

– Меня компрометируют не друзья, они далеко или таятся от всех. Но их очернили, и они в немилости у вашего величества, а между тем они так преданны, так добры, так благородны.

– Вы говорите о Гише, которого, уступая желанию принца, я отправил в изгнание?

– И который со времени своего незаслуженного изгнания ежедневно ищет возможности умереть.

– Незаслуженного, сестра моя?

– До такой степени незаслуженного, что если бы я не питала к вашему величеству уважения и привязанности… я бы попросила моего брата Карла, на которого я имею неограниченное влияние…

Король вздрогнул.

– О чем бы вы его попросили?

– Я бы попросила его довести до вашего сведения, что принц и шевалье де Лоррен, его фаворит, не могут безнаказанно быть палачами и моей чести, и моего счастья.

– Шевалье де Лоррен, эта мрачная личность?

– Он – смертельный мой враг. Пока этот человек будет оставаться у меня в доме, где, предоставляя ему полную власть, его удерживает принц, мой супруг, я буду самой несчастной женщиной во всем королевстве.

– Значит, – медленно произнес король, – вы считаете вашего брата, английского короля, лучшим другом, чем я?

– Поступки сами говорят за себя, ваше величество.

– И вы предпочли бы обратиться за помощью?..

– К моей стране, – гордо сказала она, – да, ваше величество.

– Вы – внучка Генриха Четвертого, как и я, моя дорогая. Двоюродный брат и деверь, разве это не равно брату?

– В таком случае действуйте!

– Ну что ж! Заключим с вами союз.

– Начинайте.

– Вы говорите, что я незаслуженно изгнал Гиша?

– О да, – покраснела принцесса.

– Обещаю вам, Гиш возвратится.

– Отлично.

– Вы говорите далее, что я напрасно разрешаю бывать в вашем доме шевалье де Лоррену, который настраивает против вас принца, вашего мужа?

– Запомните то, что я говорю, ваше величество: однажды шевалье де Лоррен… Если со мною случится несчастье, знайте, что я заранее обвиняю в нем шевалье де Лоррена… этот человек способен на любое, самое гнусное преступление!

– Шевалье де Лоррен избавит вас от своего присутствия, обещаю вам это.

– Раз так, мы заключаем с вами настоящий союз, ваше величество, и я готова подписать договор… Но вы внесли свою долю, скажите же, в чем должна заключаться моя?

– Вместо того чтобы ссорить меня с вашим братом, королем Карлом, нужно было бы постараться сделать нас такими друзьями, какими мы еще никогда не были.

– Это легко.

– О, не так легко, как вы думаете, при обычной дружбе обнимают друг друга и обмениваются любезностями, и это стоит какого-нибудь поцелуя или приема, что не требует слишком больших расходов; но при политической дружбе…

– А, так вы хотите политической дружбы?

– Да, сестра моя, и тогда вместо объятий и пиршеств необходимо давать своему другу живых, хорошо обученных и снаряженных солдат; дарить ему военные корабли с пушками и провиантом. Но ведь бывает и так, что сундуки с королевской казною не имеют возможности оказывать дружеские услуги подобного рода.

– Ах, вы правы… сундуки английского короля с некоторых пор поражают своим изумительным резонансом.

– Но вам, дорогая сестра, вам, имеющей столь большое влияние на вашего брата, быть может, вам все же удастся добиться того, чего никогда не добиться никакому послу.

– Для этого мне нужно было бы отправиться в Лондон, дорогой брат.

– Я уже думал об этом, – живо ответил Людовик, – и я решил, что подобное путешествие вас несколько развлечет.

– Только, – перебила принцесса, – возможно, что я потерплю неудачу. У английского короля есть советники, и притом очень опасные.

– Советницы, вы хотите сказать?

– Вот именно. Если ваше величество желаете, скажем, просить у Карла Второго (я ведь только предполагаю, мне решительно ничего не известно) союза для того, чтоб вести войну… тогда советницы короля, которых в настоящее время семь, а именно: мадемуазель Стюарт, мадемуазель Уэллс, мадемуазель Гуин, мисс Орчей, мадемуазель Цунга, мисс Даус и графиня Кестльмен, убедят короля, что война стоит дорого и что лучше давать балы и ужины в Гемптон-Корте, чем снаряжать линейные корабли в Портсмуте или Гринвиче.

– И тогда вас ждет неудача?

– О, эти дамы срывают любые переговоры, если только эти переговоры ведутся не ими.

– Знаете, какая мысль осенила меня?

– Нет. Поделитесь ею.

– Мне кажется, что, поискав хорошенько возле себя, вы, быть может, нашли бы советницу, которую повезли бы с собой к королю и которая своим красноречием победила бы злую волю семи остальных.

– Это действительно удачная мысль, ваше величество, и я уже думаю, кто бы мог подойти к этой роли.

– Подумайте, и вы найдете, конечно.

– Надеюсь.

– Необходимо, чтобы это была красивая женщина: ведь приятное лицо стоит большего, чем безобразное, разве не так?

– Безусловно.

– Нужен живой, смелый, находчивый ум.

– Разумеется.

– Нужна знатность… ее, впрочем, требуется не так уж много, ровно столько, чтобы без неловкости подойти к королю, но не столько, чтобы знатность происхождения могла сдерживать и стеснять.

– Очень справедливо.

– И… надо, чтобы она хоть немного умела говорить по-английски.

– Бог мой! Кто-нибудь вроде мадемуазель де Керуаль, например, – оживленно проговорила принцесса.

– Ну да, вот вы и нашли… ведь это вы сами нашли, сестра моя, – обрадовался Людовик XIV.

– Я увезу ее, и я думаю, что ей не придется жаловаться на это.

– Конечно, нет; поначалу я назначу ее полномочною обольстительницей, а затем к ее титулу присоединю и поместья.

– Превосходно.

– Я уже вижу вас в дорожной карете, дорогая сестрица, и совершенно утешенной во всех ваших печалях.

– Я уеду при соблюдении двух условий. Первое – я должна знать, какого рода переговоры я буду вести.

– Сейчас сообщу. Вы знаете, что голландцы ежедневно в своих газетах поносят меня; их республиканские замашки я дольше терпеть не намерен. Я не люблю республик.

– Это понятно, ваше величество.

– Я с досадою вижу, что эти владыки морей (это они сами себя так величают) мешают французской торговле в Индии и их корабли вскоре вытеснят нас из всех европейских портов; подобная сила, и притом в таком близком соседстве, мне очень не по душе, дорогая сестра.

– Но ведь они ваши союзники?

– Вот почему они поступили весьма опрометчиво, выбив медаль, которая изображает Голландию, останавливающую, как Иисус Навин, солнце, и снабдив ее надписью: «Солнце, остановись предо мною». Это отнюдь не по-братски, не так ли?

– А я думала, что вы уже забыли про этот пустяк.

– Я никогда ничего не забываю, сестра моя. И если мои подлинные друзья, каков ваш брат Карл, захотят присоединиться ко мне…

Принцесса задумалась.

– Послушайте, – сказал Людовик XIV, – можно поделить владычество над морями, и раз Англия терпела уже подобный раздел, то разве я хуже голландцев?

– Этот вопрос будет обсуждать с королем Карлом мадемуазель де Керуаль.

– А в чем состоит ваше второе условие, сестра моя?

– В согласии принца, моего мужа.

– Оно будет дано.

– Тогда я еду, брат мой.

Услышав эти слова, Людовик XIV повернулся к тому углу зала, где находились Кольбер с Арамисом и д’Артаньяном, и подал своему министру условный знак.