Остров был едва заметной точкой на карте, тем самым маленьким темным уголком, в котором в фанатичном экстазе и по сей день сжигают ведьм. Он звался островом Святой Надежды, или же Обителью Забытой Пучины. Скалистый, бесплодный остров в Северном (или уже Норвежском?) море, где-то далеко, там, где его никто не найдет.

Святая Надежда – иллюстрация контраста социально-классового неравенства. Хотя на острове не употребляли слово «класс», островитяне предпочитали «сословие», или еще проще: «наши» и «они» (значение этих местоимений варьировалось в зависимости от того, с какой стороны вы стоите: на Юге, Севере или где-то посередине).

Потомки великих лордов, аристократы, предприниматели, торговцы и прочие обеспеченные господа обитали в южной части острова, в городе Гринкрик. Фасады его были так начищены и напомажены, что в наименее мрачные дни, если не смотреть на серость неба и грязь под ногами, городок можно было принять за Лондон с акварельных открыток, которые привозили на остров бабушки и дедушки нынешних гринкрикцев (это на самом деле было неправдой, не был похож Гринкрик ни на какой Лондон, даже на акварельках близорукого художника на пенсии, но жителей Гринкрика сложно переубедить).

Вы можете указать на то, что в то время Лондон тоже был мрачноватым и грязноватым, но поверьте, с Гринкриком сложно сравниться.

По красивым белокаменным (посеревшим с годами) улочкам с яркими (потускневшими с годами) фонарями прогуливались дамы с зонтиками – не кружевными, настоящими. В магазинах продавались лучшие товары острова (именно острова), красиво украшенные витрины привлекали прелестных толстощеких детишек. Гостей острова (к сожалению, нечастых) встречал чистый порт, полный белоснежных яхт и романтичных парусников, таких бесполезных в бушующем море.

Гринкрик был чудесным местом, не без своих недостатков, разумеется. Главным из них была погода – ежедневные дожди, серое небо, холод, ветер. Никому не понравится жить в таких условиях! Должно быть, именно по этой причине в Гринкрике не встретить ни одного туриста. Так, по крайней мере, утверждали сами гринкрикцы.

Все до единого они были глупы, надменны, считали себя представителями некой «высшей расы» – аристократии. В городе, собираясь под крышами салонов и жалких подобий театров, они пряталась от реального мира, от грязи и убожества, что их окружали.

Таким был городок Гринкрик – прохудившийся оплот цивилизации острова Святой Надежды. Он был далек от намеченного когда-то идеала, очень далек, но именно о нем мечтали жители острова, ради жизни в этом городе они обманывали, воровали, убивали.

Большая часть населения Святой Надежды обитала в деревнях, близ фабрик и рудников, в портах, лесах или же месте куда похуже, как они говорили.

Стоит пройти всего пару кварталов на север, и пред вами предстанет выжженный пустырь, бывший некогда Лаветт-Роу. Пепел, въевшийся в землю, словно щелочь. Скелеты домов, почерневшие от сажи, надломленные, тоскливые. Отовсюду веет смертью.

За пустырем лежит дорога, откладывающая кольца на север.

Со стороны запада, под толстым слоем пепла и грязи, под ногами у вас окажутся сломанные рельсы. Идите по ним и вскоре окажетесь в самом грязном, самом опасном месте острова – в городе Лундон, в зловонном, дряхлом, залитом экскрементами городишке. Быть может, и это место чем-то напоминало Лондон, но средневековый Лондон. Здесь обитали истинные жители острова – пьяные моряки, рабочие многочисленных фабрик и рудников, проститутки, священники, видящие в каждом втором встречном ведьму или прислужника Дьявола. Одним словом, Средневековье. Это место было названо Лундоном в насмешку над мечтами богачей.

Дальше, за Лундоном, на самом севере острова, лежали Проклятая земля, Выжженная земля и Багровый утес – владения бывших хозяев острова, семейства Лаветт.

Кровавые уши – такое прозвание получили Лаветты за странную привычку: умирая, они все выпускали кровь через уши. Медицинского объяснения этому явлению не было. Каким бы образом ни умирал Лаветт, из его ушей сочилась кровь. Всегда.

Мало кто помнил, за что прокляли лорда Лаверота, основателя династии Лаветт, одного из первых обитателей острова, но его семейство до сих пор недолюбливали. Лундонцы остерегались Лаветтов из суеверий. Богачам из Гринкрика они, Лаветты, казались слишком чудаковатыми или даже сумасшедшими. В деревнях Лаветтов считали колдунами. Словом, никто не любил Лаветтов на острове Святой Надежды.

Кстати, одного из них сегодня хоронили на гринкрикском кладбище.

Причину смерти Роджера Лаветта так и не смогли объяснить. Вероятно, все дело в возрасте покойного. Лорд Лаветт дожил до седых волос и безумных мыслей, как говорила его старшая дочь.

В одно сентябрьское по-гринкрикски пасмурное утро покойного не сумел добудиться доктор Морал – единственный, кто терпел капризы старого сумасброда последние несколько лет. Делал это Морал то ли из желания помогать больным и страждущим, как предписывали вера (он не был верующим) и его ремесло, то ли от желания, испытываемого к старшей дочери покойного.

Роджер Лаветт скончался во сне, окропив белые в горошек наволочки кровью из ушей. Скончался во сне… Наверное, для него это лучший исход. Если, разумеется, ему снился приятный сон, а не кошмар. Однако судя по выражению лица лорда Лаветта (если точнее, маске страдания, инкрустированной неподдельным ужасом), покойному снился неприятный сон.

Лорду Лаветту почти всегда снились кошмары, призраки прошлого. В молодости покойный почти не спал, он вечно устраивал пирушки в своем поместье, игнорируя просьбы, наставления, а порой и угрозы мудрого, но слабого отца, робеющего пред младшим сыном. Он ходил по женщинам и много путешествовал. В старости же, уже желая поспать, отдохнуть после долгого холодного дня, отяжеленного болями в спине и подагрой, покойный уснуть уже не мог, ему что-то виделось. Это «что-то» вечно смотрело на него из темного угла и не давало обрести благоговейный покой. Если ему и удавалось задремать, то сон был некрепким, больше походившим на череду ярких, несвязанных между собой картинок.

Как уже говорилось, Роджер Лаветт любил путешествовать. Он объездил всю Европу, побывал в Азии, Африке, на берегах Нового Света и даже в тех уголках Тихого океана, о которых именитые картографы и не предполагали. Роджер Лаветт искал спасения в глубинах джунглей, скрывающих древние племена туземцев, не виданных доселе глазами моряков. Он был путешественник, искатель до мозга костей.

Многие оправдывали такое поведение любовью к экзотике и приключениям, считали, что Роджер Лаветт ради забавы пробивался чрез смертоносные шестнадцатифутовые волны враждебного океана, населенного невиданными мифическими существами. Ради забавы!

В путь его толкала не праздность – его толкал страх. Страх того, что преследовало его семью последнюю тысячу лет, – проклятья дома Лаветт.

Вся семья Лаветтов была проклята, и в каждом члене семьи это проклятье проявлялось по-своему. Кто-то видел призраков, кому-то доставляло удовольствие поедание человеческой плоти (порой даже своей), кто-то тихо сходил с ума. Словом, глупцами были те, кто завидовал этому семейству.

Роджер Лаветт не был исключением и, как и вся его родня, был проклят. Но его проклятье проявлялось не в нем самом. В детстве малыш Роджер даже поверил, что смог избежать кары за грехи предков.

Однако с возрастом, познав женщин и их любовь, он все понял – понял, в чем заключается его проклятье.

Каждая женщина, зачавшая от него, кончала с жизнью или убивала свое дитя. Никто не знал, почему они так поступают, даже они сами.