Я услышала далекий утешающий голос мамы и ободряющие слова отца и их практически невесомые прикосновения к моему плечу. Глупо улыбнувшись, открыла глаза. Я по-прежнему лежала в пыли, свернувшись калачиком, и беззвучно вздрагивала, слезы уже высохли.

С горькой усмешкой на губах поплелась по коридору.

Придавленная горем, я брела в пустоте здания, то и дело натыкаясь на стены, запинаясь о камни. Настигшие меня шок и понимание случившегося снесли все мои защитные барьеры, так искусно выстраиваемые последние дни перед подготовкой к этому событию. Слезы, вновь полились из глаз, капая с подбородка и впитываясь в ткань кофты. Я все еще отказывалась принимать реальность.

Впереди почудился силуэт, я дернулась всем телом и тут же запнулась за камень, едва не упав. Не обращая внимания на ободранные в кровь ладони, вскинула голову.

— Папа! — тишина после громкого крика потрясла. — Ты вернулся? Скажи, что ты вернулся! Ну пожалуйста, прошу тебя…

Сорвавшись с места бросилась бежать не разбирая дороги, завернула за угол, поднялась по лестнице и остановилась у развилки.

— Папа, ты где?

Ответа не последовало ни сразу, ни через пару минут.

Сознанию никак не хотелось мириться с действительностью, и внезапно накрывший меня гнев на себя, на него, на весь мир выплеснулся наружу. Я закричала, срывая связки. Ужас, что меня бросили одну, затуманил сознание, грозясь раздавить, точно надоедливую букашку. Крик перешел в хрип и в едва различимый шепот. Поворачиваясь вокруг своей оси, оглядывала царившую кругом разруху.

С улицы послышались голоса. Я замерла, бросившись в том направлении, и запнулась о выбитые из стены камни, рухнув, ударившись локтем, оставляя чуть заметные кровавые следы. Двигаясь ползком, собирая всю пыл и грязь, копившуюся здесь годами, добралась до окна. Они, точно пустые разинутые рты, застыли в беззвучном крике. С трудом перевалившись по пояс наружу, глянула вниз: третий этаж тонул в нахлынувшей темноте, сильно возвышаясь над землей.

— Папа! Папочка! — всхлипы возвращались с новой силой. — Тебя нет, да?

Совершенно обессилев, я замерла, погружаясь в безысходность.

Случайно сброшенный из окна камень ухнул в темноту, и разносящийся брызгами грохот эхом отозвался с другой стороны. Шум отрезвил.

«Это не папа», — мелькнула в голове мысль, сорвавшаяся наутек, точно испуганный заяц. От повторившегося шума сердце едва не выпрыгнуло наружу, своим оглушающим ритмом приводя в сознание. Но страха какового такого не было, он притупился и, точно раненый зверь, заполз глубоко внутрь. Озадаченно заморгала и, отодвинувшись от окна, осторожно присела возле подоконника, закрыв руками лицо. Силы закончились.

Его нет, и это я сама уговорила папу отправиться в тот мир. Я сама сделала все, чтобы стать одинокой!

Я закрыла глаза, вспоминая, как мы недавно гуляли по парку. Припомнила тень сомнения на его лице и свой настойчивый и уверенный голос, приводящий весомые доводы.

— Я сама… с помощью Лолы. Но ведь так лучше?

За пониманием нахлынуло безразличие. Уставившись в стену и забывая моргать, чувствовала, как внутри все наполняется пустотой. Холодная и неприветливая, она замораживала, даря долгожданное облегчение.

Не знаю, как долго я просидела, пребывая в забытье, но когда холодное безразличие добралось до сознания, сделав его кристально чистым, я встала.

В разные стороны по-прежнему расходились забытые и покинутые коридоры. Моя одинокая фигура с потухшим взглядом походила на башню, возвышающуюся над этим хаосом. Высохшие слезы неприятно стягивали кожу: ожесточенно потерла лицо, стирая это гадкое чувство. Я старалась не думать, главной целью стало выбраться из этого ставшего жутковато-одиноким места.

Нехотя я вернулась домой. Квартира тускло светилась одиночеством. Из комнаты мачехи шел мерцающий свет телевизора. Не желая попасться ей на глаза, быстро юркнула в свою комнату и, схватив полотенце с чистыми вещами, скрылась в ванной комнате.

Вода безжалостно смывала с тела всю пыль и грязь. До покраснения терла себя, стараясь уничтожить следы соприкосновений с заброшенным зданием. И чуть задержалась в конце под приятными бьющими струями, после чего покинула ванну, закрывшись в своей комнате.

Едва устроившись на мягком диване, огляделась: полки, шкаф, стол, тумбочка, разбросанные мягкие игрушки — вся эта атмосфера против воли погружала в воспоминания. Я чувствовала, что внутри образовалась дыра, пустое пространство, выжженное болью и переживаниями. Поморщилась, ко всему прочему добавилась головная боль.

Глубоко вздохнув, осознала, что задерживаться в городе дольше, чем на день-два, не стоит, лучше убраться, пока не хватились отца.

Головная боль набирала обороты. Встав, я щелкнула выключателем и направилась к столу, чтобы погасить и лампу. Уже потянулась к кнопке выключателя, когда заметила на расцарапанных ладонях красноватые полумесяцы. Раскрыла пальцы и удивленно уставилась на отметины. И когда успела? Качнула головой, и усилившаяся боль заставила забыть о руках.

Спать. Надо отдохнуть, а завтра на свежую голову начну сборы и составлю примерный маршрут побега. Едва слышный щелчок выключателя, и комната погрузилась в долгожданную темноту.

К моему разочарованию наутро легче не стало: хотелось есть, пить, а еще засунуть голову в морозилку. Боль стучала в висках, мешая сосредоточиться. Отражение в зеркале также не порадовало: замученная, с опухшим лицом и маленькими красными глазками.

Выйдя, подкралась к соседней двери, прислушавшись, за ней царила мертвая тишина. Видимо, Сильвия в очередной раз предпочла выспаться. Умывшись, прошла в пустую кухню. Живот скрутило от волнения, отчего с большим усилием удалось выпить чай и проглотить бутерброд. Пока жевала, в голову вновь полезли недобрые мысли. Усилием воли отогнала их, заставив себя пойти собираться.

Остановившись в центре комнаты, грустно усмехнулась, вспоминая, как в начале лета вот так же готовилась к предстоящей поездке к морю.

Сначала на пол сбросила все вещи, которые хотелось взять с собой, но, быстро оценив размер горы, рассортировала их на несколько частей по степени важности. И даже после этого необходимых для жизни вещей оказалось слишком много. Я перевела взгляд с рюкзака на валяющиеся вещи и впала в ступор.

Нет, уходить с одним рюкзаком за плечами будет крайне неразумно, учитывая, что многие вещи у меня есть. Конечно, денег при умеренных тратах должно хватить на полтора года, но совершать ненужные покупки я не намерена.

Нырнув в шкаф, достала два прочных пакета. Отпихнула ногой две книги — обойдусь без чтения, скрепя сердце отложила на кровать мягкого медведя — подарок родителей, сдвинула в сторону любимые туфли на каблуке — посещать места, куда их можно надеть, в планы также не входило.

В рюкзак отправились самые нужные вещи: паспорт, теплая кофта, футболка, два комплекта нижнего белья, зубная щетка, паста, зарядка для телефона, спички, аптечка, салфетки, бутылка воды и бутерброды. Ненадолго зависла над тетрадью и конвертом с письмом, оставленными отцом, и так, и не осмелившись открыть их, положила в боковой карман рюкзака. В пакеты: тонкое одеяло — еще неизвестно где предстоит ночевать, куртка, утепленные кроссовки, джинсы, несколько сухих завтраков.

Выложила на стол кошелек, пересчитав наличку. Двадцать тысяч и какая-то мелочь. Вздохнула, прикидывая, стоит ли снять больше денег с карты. Поразмыслив, поняла, что иметь при себе большую сумму денег неразумно.

Если со сбором вещей все прошло относительно гладко, то определиться с направлением никак не получалось. В итоге решила прийти на вокзал и купить билет на первый отходящий автобус. Какая разница, куда ехать, если я особо нигде и не была?

Вечерело. Я уже начала дремать над разложенной на столе картой с обведенными в кружок ближайшими городами, когда в квартиру с веселым смехом и шумом кто-то ввалился.

Прислушалась, голос незнакомый и точно мужской. Тут же донеслось приветливое щебетание Сильвии, смех и щелчок закрывшейся двери.