Выдержка из отчёта полиции:

«Данные текстовые документы были извлечены из браслета одного из задержанных в ходе проверки квартир по упомянутой ранее анонимной наводке. Эти записи подтверждают его причастность к деятельности экстремистской организации, известной как «Общество поддержания улыбок», члены которой в последнее время активно занимаются вербовкой низкоуровневых граждан и ставят своей целью дестабилизацию ситуации в стране. Всего из браслета было извлечено шесть текстовых документов. Судя по датировке, можно предположить, что их автор был вовлечён в деятельность экстремистской организации около двух лет назад. Сам задержанный отказывается от дачи показаний».

Половина седьмого утра. Изумрудно-зелёный индикатор на моём браслете вспыхнул и замигал – комната отозвалась треньканьем, какое бывает, когда открываешь старинную музыкальную шкатулку. Круглый светильник на потолке коснулся моего лица мягким, приглушённым светом. Ещё десять минут и зазвучат фанфары, ознаменовав начало нового дня.

Я не стал дожидаться общегосударственного будильника и вынырнул из-под одеяла, опустил ноги в домашние тапочки, поднялся и, убрав постельное бельё, сложил спальное место в диван. Управляемая нейросетью камера в углу комнаты обернулась в мою сторону и одобрительно мигнула такой же зелёной лампочкой, какая была на браслете, что с четырнадцати лет обрамлял моё левое запястье.

После пробуждения нужно было сделать зарядку. Я встал посреди спальной комнаты, которая теперь уже стала гостиной, и под сонный аккомпанемент музыкальной шкатулки начал поочерёдно разогревать все свои члены вращениями: сначала шея, потом кисти рук, предплечья и плечи, таз и туловище, коленные суставы и стопы. Закончив, перешёл к наклонам – не сгибая ног доставал ладонями до пола, выпрямлялся, повторял снова. Растяжка с детства позволяла без труда выполнять подобные упражнения.

Свет в комнате стал ярче. Раздался гром фанфар.

Я на секунду застыл, а затем сменил положение – одна рука на поясе, вторая вверх – начал делать наклоны вправо и влево. Затем приседания, подъём колен к груди и отжимания от пола. Когда я закончил, камера снова подмигнула мне зелёным, будто бы говоря «так держать, гражданин, благодарим Вас за Ваши последовательные действия». Я расплылся в улыбке, как это обычно и бывает в начале нового дня, когда ловишь очередной «изумруд» в свой стрик. Всегда приятно получить одобрение от Системы контроля последовательности – это даёт жизнеутверждающий настрой, который при должной дисциплине может продержаться всё время бодрствования.

Подойдя к шкафу-купе, что расположился у стены напротив моей кровати, я достал с нижней полочки пакет со свежими носками и вскрыл его. Оставшийся от них целлофан был тут же закинут в автомат для утилизации. Белоснежные, как и моя спальная пижама, носки отправились на стул. Далее я извлёк из шкафа запечатанный комплект одежды для работы: брюки, сорочка и галстук. Открыл его, сложил вещи поверх носков. Использованный пакет сжевал всё тот же вечно голодный до целлофана автомат.

Как и был, в спальной пижаме, я прошёл в ванную комнату, где умыл лицо ледяной водой и почистил зубы. В зеркале на меня поднял глаза двадцатипятилетний молодой человек. Я пригляделся к своему отражению и подумал: «А действительно ли молодой?» Один коллега по работе, поздравляя меня с днём рождения, как бы в шутку сказал, что в этом возрасте завершается биологический рост организма, и он начинает увядать. Если это так, то, получается, всю оставшуюся жизнь мне только и предстоит, что стареть.

Всё тщательней исследуя лицо в отражении, я искал на нём тень неизбежного конца. Казалось, и правда: кожа уже начала блекнуть, набрякшие мешками глаза теряют выразительность. А что тогда будет к тридцати годам? Или когда стукнет сорок?

Я ещё раз ополоснул лицо, чтобы смыть с него проступающего старика и, вытершись полотенцем, чуть ли не носом уткнулся в зеркало: широко раскрыл глаза, одёрнул правое веко, оскалился и лишь тогда удостоверился, что со вчерашнего дня в моём отражении ничего не изменилось. От дыхания стекло запотело, и когда я подался назад, вместо своего лица увидел там лишь мутное пятно. Словно повинуясь внезапному порыву, моя правая рука указательным пальцем очертила на нём дугу.

Управляемая нейросетью камера в углу ванной, настороженно выдвинув объектив, с интересом изучала мои телодвижения, но, не найдя в них ничего предосудительного, дала зелёный свет. Я перевёл взгляд с неё на улыбающееся мне с зеркала мутное пятно и улыбнулся ему в ответ. Такое иногда случается – случайные мысли приводят к спонтанным действиям. Небольшой и естественный сбой в отлаженном механизме, который не требует к себе особого внимания.

Оказавшись на кухне, вмещающей в себя лишь скромный антрацитовый гарнитур со столешницей под чёрный мрамор и небольшой холодильник, я достал бутылочку концентрированного витаминного коктейля и мерный стакан. Ровно сантиметр ярко-оранжевой жидкости и тёплой воды из-под крана почти до крайней отметки.

Взяв наполненный стакан в левую руку, я подошёл к стеклянной стене, из которой открывался потрясающий вид на заснеженные горные хребты, у подножия которых, отбрасывая длинные тени, толпились и будто бы разбредались кто куда, замёрзшие ели. Точно прохожие вьюжным утром, они то и дело стряхивали со своей иссиня-зелёной хвои быстро нарастающий слой белых крупиц. Генератор ощущений с потолка завывал ветром, наполняя помещение освежающим горным воздухом, в котором чуть заметно витал смолисто-горьковатый еловый запах.

Я приложил правую ладонь к стеклу, и горный пейзаж сменила минималистичная панорама спального района. На меня со всех сторон молчаливо смотрели окаймлённые тусклым ободком холодного света серые блоки стен однотипных многоэтажек, которые со своей внутренней стороны, наверное, отображали горы, равнины или морское побережье. Совсем скоро им предстоит тоже стать прозрачными. Неба над городом будто и не было вовсе – лишь безжизненный чёрный фон. Ещё немного и начнётся общий для всех ежедневный утренний ритуал.

Минуту спустя одна за другой стали падать тёмные завесы стен. Проснувшиеся по общегосударственному будильнику мужчины и женщины, молодые и уже престарелые, высокие и низкорослые, худотелые и обременённые лишним весом – все – прикладывали свои ладони к стеклу. Невероятное зрелище! Сотни, тысячи, миллионы ладоней по всей стране, точно поднятых в приветственном жесте, встречали чудный новый день. Здание напротив из безмолвной скалы превратилось в огромный экран, разделённый на множество ячеек. Я специально приложился к стеклу на пару минут раньше остальных, чтобы уловить самое начало. Ощущение, будто в этот самый момент происходит нечто почти волшебное, не покидало меня каждое утро. Казалось, без этого ритуала день бы попросту не начался, и мир застыл бы в вечной ночи. Но мы, все мы, простые жители города, отдаём немного тепла своих рук и заставляем время бежать в привычном для нас темпе. Мы вытаскиваем неподъёмное, грузное светило из-за линии горизонта. Каждый из нас тянет за свою ниточку. Каждый из нас причастен к этому.

Воодушевлённый своими мыслями, я осушил стакан с кислым витаминным раствором. Некоторые жители здания напротив повторили за мной. Боковым зрением я заметил зелёную вспышку на наблюдающей за мной камере и нехотя оторвал ладонь от стекла. Стена, как и полагается, снова показала горные хребты.

Пришло время завтракать. Я достал из холодильника углеводный батончик, сполоснул мерный стакан и снова до краёв наполнил его водой, а затем прошёл в гостиную.

Стоило только присесть на диван, как в кресле напротив меня появился высоколобый седой мужчина в сером твидовом костюме с изумрудно-зелёным в белую крапинку галстуком. Он вытащил из футляра свои очки, протёр линзы салфеткой и водрузил их на нос, затем обвёл взглядом гостиную, несколько раз при этом легко кивнув невидимым слушателям – я точно знал, что эта, как и многие другие голографические записи Лектора были сделаны во время его выступлений в заполненных до отказа аудиториях будущего Института последовательности много лет назад. Ему тогда было уже за восемьдесят, но изображение подкорректировали, осветлили лицо, убрали с него старческий пигмент, и теперь оно напоминало мне образ одного из христианских святых с потрескавшейся фрески, что я видел в музее ещё будучи подростком. В то время голографические проекторы ещё не получили широкого распространения, и я мог наблюдать Лектора только с мультимедийной стены в интернате – тогда его ничем не завуалированная старость пугала. Я всё думал: «Неужели и моё лицо будет таким же изношенным и дряблым?» Но как в то время, так и сейчас его речи воспринимались мной с благоговением.