***
Эш, слушая перепалку Клэя с журналистом, хотя и была изрядно смущена и густо краснела, но все равно восхищалась силой, с которой лев отстаивал ее честь и достоинство, не позволяя журналистам сказать хотя бы одну крамольную мысль в ее адрес.
И когда пресс-конференция была окончена, Эш потрясенно встала со стула:
— Клэй, вы…
Лев тряхнул гривой:
— Подумай сама, Иголочка. Дай им волю — они запишут тебя в мои любовницы, и обставят все так, что ты меня охмурила и заставила играть снова спустя пятнадцать лет. А я, старый плейбой, повелся на молоденькую певицу, которая по возрасту чуть ли не во внучки мне годится, и забыл свою Руби. Разве это честно по отношению ко мне, к тебе или к Руби? Нет. Пойдем отсюда.
Уже в коридоре Клэй несильно обнял Эш:
— Знаешь, в Радшор-Сити есть место, где мы любили бывать с Руби. Хочешь, покажу?
Эш закивала головой:
— Конечно!
***
Будем честны — Клэй так и остался верным Руби до конца своей жизни. Прожив яркие двадцать пять лет после добровольного заточения, Клэй выпустил еще десять альбомов — и в создании каждого из них принимала участие Эш.
Клэй Кэллоуэй продолжал давать концерты, как и в прежние времена, собирая полный аншлаг. Они постоянно появлялись вместе с Эш на сцене — но никто и никогда даже не смел делать из них пару, ведь Клэй строго следил за всеми публикациями, где они упоминались вместе. И лишь вечером, когда их никто не видел, лев мог позволить себе обнять Эш и просто насладиться ее обществом. И будучи истинным джентльльвом, Клэй никогда не позволял себе большего.
И когда Клэй понимал, что умирает, он ничуть не огорчился этому — его жизнь, в какой-то момент бывшая блеклой, расцвела новыми красками, и остаток жизни он провел так, что не жалел об этом. Эш, к тому моменту уже известная на весь мир исполнительница панк-рока, была рядом с ним до конца, и Клэй, даже будучи при смерти, очень просил ее не плакать и не горевать о нем:
— Эш, милая моя Иголочка. Не переживай обо мне — я встречусь со своей Руби и стану счастлив окончательно. Тебе же спасибо за те годы, что ты была рядом и напоминала мне, ради чего мне стоит жить!
***
За несколько дней до смерти, когда Клэй Кэллоуэй уже безвылазно находился в палате госпиталя Радшор-Сити, прикованный к постели из-за болезни, он взял Эш за лапу и слабо улыбнулся, глядя ей в глаза:
— Мне осталось недолго. Я очень прошу тебя, Иголочка — будь рядом со мной, когда наступит мой час. Я не смог оказаться рядом с Руби тогда, сорок лет назад, и мне не хотелось бы умирать так, как она — думая, что близкого мне зверя нет поблизости.
Эш лишь кивала, прекрасно понимая, насколько это важно для Клэя. Она добилась разрешения на то, чтобы временно переселиться в палату льва на круглосуточный режим. И когда она была вынуждена уходить из палаты, Эш искренне боялась это делать, опасаясь, что, вернувшись обратно, может не застать Клэя живым, но ей везло — лев, неотрывно смотрящий на дверь, приветствовал ее улыбкой всякий раз, когда она появлялась в проеме.
***
В одну из ночей, когда Эш задремала, сидя в кресле рядом с постелью Клэя, ее разбудил стон льва:
— Руби, душа моя, я рядом…
Эш пододвинулась ближе к кровати и взяла своей маленькую ладонью большую мохнатую лапу льва:
— Клэй, это Эш!
Седой дряхлый лев с тусклой шерстью, в которой лишь с большим трудом можно было опознать прежнюю звезду рок-сцены, посмотрел на нее невидящим взглядом, словно сильно задумавшись и не понимая, кто перед ним, после чего слабо сжал ее ладонь, и уголки его губ тронула улыбка:
— Иголочка, ты здесь… Ты не бросила меня…
Переведя взгляд на потолок и не выпуская ладонь Эш, Клэй закрыл глаза, и из-под его век потекли редкие крупные слезы:
— Руби, подожди, я сейчас к тебе приду. Я обещал быть рядом. Я почти… почти…
Далее речь льва стала малоразборчивой, и единственное, что можно было отчетливо в ней разобрать, была фраза «сорок лет», которую лев повторил несколько раз, не открывая глаза и продолжая плакать. Сжимая ладонь Клэя, Эш силилась понять, почему умирающий лев из раза в раз бормочет в бреду «сорок лет», пока яркое осознание не накрыло ее с головой. Тогда было 29 июля, и именно в этот день сорок лет назад, в 2006 году, Руби Кэллоуэй умерла вскоре после последнего концерта Клэя перед пятнадцатилетним добровольным заточением. Лев сам не один раз за их многолетнее знакомство рассказывал об этом и признавал, что из-за этого после возобновления карьеры он не провел ни одного концерта 29 июля в память о жене. Эш могла лишь сжимать губы и силой сдерживаться, чтобы не разрыдаться — даже в бреду Клэй Кэллоуэй помнил все о своей жене, и невольно дикобразиха завидовала той силе любви, нежности и почитания, которые Клэй сохранил к своей давно умершей Руби, даже будучи сам при смерти.
Монитор справа от кровати запищал, показывая снижение пульса и давления. Эш потянулась было к кнопке вызова медперсонала, но, подумав, не стала этого делать, понимая, что это уже было бесполезно. Конечно, ей хотелось бы, что Клэй жил и дальше, но Эш прекрасно знала — Клэй не раз упоминал, что встретит смерть с величайшей радостью, ведь это позволило бы ему снова воссоединиться с Руби. Потому она убрала палец от кнопки и обхватила ладонь умирающего льва, надеясь, что он чувствует ее присутствие рядом.
Издав последний вздох, Клэй Кэллоуэй затих с закрытыми глазами, и его губы остались растянутыми в искренней и доброй улыбке. И все это время он продолжал сжимать ладонь сидящей рядом Эш.
Дикобразиха, взяв большую и тяжелую ладонь умершего Клэя, прижала ее к своей щеке и, несмотря на просьбу льва, горько зарыдала.
***
Согласно завещанию Клэя Кэллоуэя, его поместье на берегу реки, где он прожил большую часть своей жизни, превратили в музей. Все свои деньги он отдал фонду, исследующему способы лечения рака — так лев хотел, чтобы хотя бы в нескольких семьях любимые звери не теряли друг друга, как он однажды потерял Руби.
Была в завещании и отдельная приписка, адресованная Эш. В ней Клэй передавал ей свой чехол с гитарой и все права на свои произведения с условием, что исполняя их, Эш всегда будет отдавать дань уважения ему и Руби.
Когда же Эш открыла чехол с гитарой, она закрыла глаза, улыбнувшись и едва сдержав слезу — помимо собственно инструмента, Клэй оставил на гитаре еще и рукопись песни «Выход», которую он написал в поместье буквально за одно утро после знакомства с Эш. В верхнем углу была видна фраза, написанная угловатым беглым почерком Клэя: «Посвящается той, кто вывел заблудшую душу из тьмы».
Конечно, сама рукопись партитуры стоила бы невероятно дорого среди поклонников творчества Клэя Кэллоуэя (да и на любом аукционе), но в тот момент Эш даже не думала о ее материальной ценности — для нее это был лишь короткий трамплин в то солнечное утро двадцатипятилетней давности, когда она сама была лишь юной начинающей рокершей девятнадцати лет от роду, а сам Клэй, живая легенда и мастодонт жанра — пусть и в возрасте, с седой гривой, но все еще красивый и сильный, как и полагается настоящему льву.
Прикасаясь к нотным знакам, разбросанным по стану, Эш могла лишь улыбаться, помня, как комично и в то же время максимально гордым за свой труд выглядел лев, стоя перед ней босым, немного сгорбленным, но улыбающимся.
***
Собираясь закрыть чехол, Эш внезапно заметила торчащий из кармашка кусок бумаги. Заинтересованная, дикобразиха вытащила наружу простой запечатанный белый конверт без марок, на котором черным маркером было написано «Для Эш, вскрыть после моей смерти». Распечатав его, дикобразиха увидела внутри довольно длинное письмо, написанное почерком Клэя:
«Милая моя Иголочка! Если ты читаешь эти строки — значит меня уже нет в живых. Рано или поздно это должно было случиться, но такова жизнь, что поделать
Я даже не знаю, с чего начать. Мы знали друг друга столько лет, и я пережил с тобой ничуть не меньше светлых моментов, чем мне довелось в свое время вместе с Руби. Ты знаешь, что я никогда не позволял себе никакого двусмысленного и оскорбительного поведения в твой адрес, не считая нашего самого первого знакомства. Все эти годы я относился к тебе как к Леди, честь и достоинство которой я обязан был защищать любыми способами. Благодаря тебе я наконец-то смог возродить то, что горело ярким пламенем, пока жила Руби. Уже за это я обязан быть тебе благодарным так, как я не мог быть благодарен никому за последние десятилетия.
