Из-за того, что льва практически всегда сопровождала Руби, среди фотографий Клэя, сделанных вне сцены, было чрезвычайно мало тех, где он был запечатлен в одиночестве. Практически на каждой из них рядом неизменно находилась его верная муза и преданная жена. Доходило до того, что среди фанатов творчества певца чрезвычайно ценились эти “одиночные” фото Клэя - они постоянно дорожали и быстро становились коллекционной редкостью.

***

Клэй стал всемирно известным, исполнив давнюю мечту - жить музыкой. Любимая Руби рядом, толпы поклонников. Казалось бы, что могло омрачить радость? Но увы, белая полоса в жизни всегда сменяется черной.

Клэй никогда не просил об этом Руби, но это было исключительно ее решением - сопровождать мужа во время туров и концертов. Львица видела, с какой энергией и удовольствием Клэй выступает, зная о ее присутствии рядом, и ей было только в радость помогать ему творить и радовать зрителей. Ее не пугали ни длинные переезды, ни усталость после концертов - верная Руби всегда была рядом и нежно обнимала Клэя когда он, отыграв очередной концерт, возвращался в гримерку уставшим, но довольным.

После очередного концерта Руби пожаловалась мужу на слабость. Поначалу этому не придали никакого значения, но львица продолжала стремительно слабеть. Ее прежде задорные глаза утратили блеск, а шерсть стала тусклой и ломкой. Обследование в клинике дало неутешительные результаты - рак.

С этого момента началось постепенное падение Клэя Кэллоуэя. Он все еще давал концерты, но осознание того, что где-то там за кулисами сидит его ослабевшая Руби, отказавшаяся покидать его, даже будучи прикованной к инвалидному креслу из-за стремительного развития болезни, мешало ему раскрыть свои возможности так, как он делал не один раз при здоровой жене.

Фанаты не видели этого, и теперь большую часть доходов с концертов Клэй тратил на лучшие клиники, где могли помочь Руби - но тщетно. Львица слабела с каждым месяцем.

***

Лишь однажды за всю свою жизнь Клэй накричал на свою жену. Слабая, похудевшая и осунувшаяся Руби однажды сказала ему, сидя в инвалидном кресле, с трудом держась дрожащими лапами за подлокотники, пока лев катил ее перед собой на прогулке:

- Кэлли, зачем тебе нужна такая развалина, как я? Мне очень жалко видеть, как ты тратишь столько сил на меня и не радуешься жизни.

Клэй так резко остановил коляску, что Руби едва не выпала из нее, после чего встал на колено перед ней и пристально посмотрел ей в глаза:

- Повтори.

- Зачем тебе такая развалина, как я, Кэлли? Оставь меня, не мучайся. Я доживу свою жизнь и не буду на тебя сердиться, если ты уйдешь.

Клэй зарычал ей прямо в морду:

- Замолчи!

Глаза Клэя смотрели на Руби со злобой, и она испуганно вжалась в кресло, инстинктивно закрываясь дрожащими лапами, а тот продолжил, и его голос звучал низко, угрожающе и рычаще:

- Пятнадцать лет назад, в день нашей свадьбы, я поклялся перед Богом, что буду с тобой в горести и здравии, что бы ни случилось в этой жизни. Меня спросили, согласен ли я быть с Руби Дайсон, какой бы она ни была? И я ответил, что согласен. Почему я должен изменять своему слову сейчас? Ты продолжаешь быть прекраснейшей из прекрасных, Руби, и я не оставлю тебя до твоего последнего часа. Не смей сомневаться в этом!

Руби в тот момент выглядела жалко - испуганные слезящиеся глаза, тусклая свалявшаяся шерсть с залысинами в некоторых местах, помятые вибриссы и дрожащие лапы. Ни один зверь не опознал бы в ней прежнюю обольстительную Руби, которую считали одной из первых красавиц среди всех жен мировых звезд сцены. Но Клэй продолжал видеть в ней ту владычицу красоты, которая пленила его сердце с первой секунды в коридоре университета Радшор-Сити, проникая взором куда глубже ее залысин, тусклой шерсти и дрожащих лап. Видя, как губы Руби дрожат, Клэй заключил ее в крепкие объятия:

- О, охотница моей души, лишь ты можешь считаться истинной владелицей моего сердца. Вчера, сегодня, завтра - всегда. Я всегда буду рядом. Просто верь в это.

И смертельно больная Руби, которой тогда даже не всегда хватало сил самостоятельно держать ложку, верила.

***

После одного из концертов, когда лев уходил со сцены в сторону гримерки, Руби, с улыбкой ожидавшая его у кулис в инвалидном кресле, внезапно схватилась за грудь и завалилась набок. Перепуганный Клэй подбежал к упавшей жене и поднял ее голову:

- Руби, что с тобой?

Львица тяжело дышала:

- Болит в груди, Кэлли. Сильно болит…

В тот момент зрители еще не разошлись, и эта сцена происходила на глазах десятка тысяч посетителей, которые с замиранием сердца смотрели, как Клэй поднял на своих мощных лапах невесомое тело жены и унес его за кулисы, где техники уже вызывали парамедиков. Вскоре приехавшая карета скорой помощи забрала с собой притихшую и тяжело дышавшую Руби, и Клэй силой заставил парамедиков разрешить ему поехать с ними, хотя обычно по инструкции это было запрещено.

В машине Руби открыла глаза, посмотрев на Клэя, в глазах которого начали появляться слезы, и произнесла слабым голосом, силясь улыбнуться:

- Не плачь, здоровяк! Выкарабкаемся!

***

Уже в больнице Руби переложили на каталку, и тогда совсем ослабевшая львица еле приподняла лапу, уже с трудом понимая происходящее вокруг и проваливаясь в смертельное забытие:

- Кэлли, где ты? Не бросай меня!

Клэй рвался к Руби, слыша ее слабый молящий голос, но два дюжих санитара удержали его на месте, и он был вынужден уступить после того, как попытка его остановить едва не переросла в драку с персоналом - в операционную вход для него был закрыт. Все что оставалось льву - ходить взад-вперед по коридору, словно его дикий сородич в клетке, вздрагивая от каждого шороха.

***

Мучительный час ожидания, казалось, растянулся до бесконечности. И когда подозрительно тихий хирург вышел из операционной, Клэй едва не снес его с лап:

- Что с моей женой, док? Она будет жить?

Низко опустив голову, хирург покачал головой:

- Мы не смогли спасти вашу жену. Обширный инфаркт миокарда на фоне рака и многочисленных метастазов. Увы, она была обречена.

Потрясенный и разбитый Клэй стоял и молча смотрел на врача. Плакавший последний раз в глубоком детстве, большой и сильный лев, символ брутальности и один из ведущих рок-музыкантов, словно застыл в параличе. Его губы скривились и застыли в натужной, болезненной дуге, не в силах разжаться, подрагивая, как у старика. Крупные слезы покатились из его глаз, застывая на пышной гриве. С трудом разжав половину губ, Клэй прошептал сдавленным, еле слышным шепотом:

- Руби… моя Руби. Она звала меня… а я не пришел… не смог…

После этого паралич перестал сковывать льва, и он рухнул на колени, зарыдав во весь голос. Слезы градом покатились из его глаз, орошая гриву и падая на пол крупными каплями. Его отчаянный вой как у раненого зверя разнесся по этажу, потрясая своей глубиной скорби. Врачи и санитары боялись подойти к ревущему от бессилия льву, который, рыдая, говорил прерывающимся от истерики голосом, ударяя кулаками в пол от бессилия:

- Она умерла!.. без меня… она… она… Я мог… быть рядом!..

В тот момент в коридоре были те, кто без сомнения опознал в ревущем льве звезду мировой рок-эстрады, и среди них были даже преданные фанаты его творчества - но ни один из них не посмел достать телефоны и снимать происходящее на камеры, понимая, что это было высшим свинством с их стороны. Все лишь молчали, понимая, что ничем не помогут убитому горем Клэю.

С уходом Руби весь его мир рухнул, и в тот момент Клэй, продолжая выть от отчаяния, искренне сожалел, что инфаркт не схватил на сцене и его тоже - жизнь без своей единственной музы казалась ему бессмысленной.

Клэй уже не помнил, как оказался дома и забылся тревожным и неровным сном. И лишь утром, проснувшись и подойдя к зеркалу, он понял, что вся его прекрасная темно-русая грива стала белой, как снег. Так за одну ночь сорокалетний Клэй Кэллоуэй постарел почти на двадцать лет.