– Неужели он как-то прознал о моей давней, невинной шалости с его внучкой, маленькой шаловливой Айгуль? – размышляет Поэт.  – Но запуганная им насмерть девочка никогда и никому не рассказала бы о том, что в тот вечер произошло в дворцовом саду, Поэт в этом абсолютно уверен. – Тогда что? Пока неясно, но нужно всегда быть настороже. А если всё-таки знает? Что он может сделать?

В отличие от Поэта, который был родственником, хоть и дальним, самого Визиря, Лекарь человек безродный. Выскочка, который добился своего признания и места при дворе всего лишь благодаря своим знаниям и умениям, как и всякий отщепенец. Что он может сделать, к кому пойти с жалобой? Ещё тогда, когда всё это произошло, Поэт уже знал весь дворцовый расклад и понимал, что его шалость не принесёт никаких дурных последствий. Он очень осторожен, да… Так и получилось. Но, может быть, дело совсем не в Айгуль? Может, откуда-то хитрый и дотошный Лекарь узнал о том случае, когда совсем молодой ещё Поэт не был придворным поэтом, а был всего лишь писарем-учеником у действительно великого Учёного и Поэта и сбежал от него, прихватив кое- какое золотишко и рукописи? Но это было очень и очень давно, и совсем в другом городе…

– Нет, никак не мог он об этом узнать, – думает Поэт, украдкой глядя на Лекаря. Он был уверен, что великий Ученый и Поэт даже не заметил пропажи, он весь был погружён в изучение неба и звезд. Совсем как малое дитя, – усмехается про себя Поэт.

И ещё, Придворный Поэт уверен: если бы Лекарь действительно знал правду о нем, то немедленно доложил бы её эмиру. Однако вот уже многие годы он этого не делает, а значит, либо опасается связей Поэта, либо не знает, а лишь делает вид.

– Ну, что же, – размышляет про себя Поэт,  – видимо, при всяком дворе, будь он в Персии или Алжире, в Бухаре или Делийском ханстве страны Хиндустана, среди придворных такое поведение, как интриги и козни, является обязательным приложением к безбедной и беззаботной жизни в тени любого Великого. Но сейчас Поэт убедился, что Лекарь отвлёкся. Он, как и остальные, смотрит на танец, и на лице его блуждает глупая, детская, несмотря на его пожилой возраст, улыбка.

– Запомним, гадкий докторишка,  – усмехается про себя Поэт, – танцы полуголых женщин – твоя слабость!

***

Подростки, лёжа на краю пропасти, смотрят вниз. Обвал, устроенный их руками, закончился, пыль оседает, зависает тишина. Внизу нет никакого движения.

Маленькая десятилетняя Зульфия отползает от края и, вытянув ноги, садится на землю, плачет. Своими стертыми в кровь ладошками она в отчаянии хлопает по земле. Подросток с седой прядью садится рядом, обнимает её.

– Не надо плакать, Зульфия. Если там кто-то и выжил, я найду и убью его. Клянусь.

К ним подходит второй подросток, Турсун, тот, что помогал девочке сбросить камень. За поясом у него настоящая взрослая сабля без ножен. Он обращается к Искандеру, но одновременно и ко всем:

– Давайте спустимся, добьём уцелевших?

– Нет, Турсун. Вам нужно бежать изо всех сил.

– Куда, Иска? Нам некуда теперь бежать.

– Нужно предупредить жителей того кишлака, что за рекой.

– При чём тут они?

– Уцелевшие убийцы пойдут туда.

– А потом?

– Потом вернётесь домой, надо похоронить убитых. Кто ещё это сделает?

К ним присоединяется вторая девочка, Зарина. Она постарше Зульфии, очень худая и высокая. Её глаза, словно горящие угольки, упираются в Искандера.

– А ты, Искандер? Разве ты не пойдёшь с нами?

Искандер задумчиво смотрит на неё, потом отвечает:

– Я старший, Зарина. Мне нужно закончить начатое дело.

– Но там все погибли, мы спокойно можем вернуться.

– А если нет?.. Я должен проверить. Отец всегда говорил: делаешь дело – делай так, чтобы после тебя другому человеку нечего было исправить.

Маленькая Зульфия вытирает рукавом слёзы, с надеждой смотрит на своего вождя и лидера.

– Искандер! Если принесёшь его маску, выйду за тебя замуж!

Зарина сухо смеётся, лицо её перекошено, их диалог напоминает разговор пожилых людей:

– Глупая, эта маска снимается только вместе с собачьей головой!

– Знаю.

– И ты ещё маленькая, чтобы выходить замуж! Тут есть кое-кто и постарше, – она с надеждой смотрит на Искандера.

– Но мне больше нечего предложить, у меня есть только я сама…

Искандер встаёт, подбирает лежащий на земле лук и несколько стрел. Маленький Рустам начинает плакать.

– Не надо плакать, Рустам, – Искандер поворачивается к Турсуну. – Остаёшься за старшего, Турсун. Предупредите людей в селении, – он незаметно показывает глазами на остальных детей, добавляет тихо: – Не дай им умереть.

Отряхнув колени и больше не глядя на остающихся ребят, он решительно уходит к спуску в ущелье. Остальные дети молча провожают его взглядами.

Зульфия уже не плачет, она смотрит вслед уходящему из её жизни Искандеру.

Ей кажется, что это конец и на всей земле остались только они, всего несколько человек. Потому что мир до сегодняшнего дня был широк и наполнен. Она вспоминает их жизнь в деревне, людей, родителей. Вспоминает молчаливого и вечно уставшего отца, тёплые руки матери, запах скисшего молока, пропитавший стены её комнаты, их курочек и овец, собаку со своими щенками – в общем, весь огромный мир, окружавший её до вчерашнего дня. А сегодня никого из них уже нет в живых, только они, выжившие несколько человек, сидящие тут на краю пропасти, в которой живет сама Смерть. И туда, в пропасть, уходит её последняя надежда, уже почти совсем взрослый Искандер.

– Что ж, – думала Зульфия, – он мужчина, он и правда должен закончить то, что мы начали. А я женщина, хоть и маленькая, моё дело ждать. Ждать и быть красивой к его возвращению. И не нужно сомневаться, что он вернётся. Как говорила мама, пока плывут над головой эти облака и пока светят по ночам звёзды, мужчины всегда будут уходить на смерть, а женщины всегда будут их ждать.

Когда Искандер окончательно скрылся из виду, Зульфия встала земли, отряхнула платье и посмотрела на Зарину, Турсуна и Рустама:

– Мы должны успеть предупредить людей, а для этого нам нужно бежать.

– Они не знали короткой дороги, поэтому пошли по ущелью, а мы знаем, – сказала Зарина. – Даже если они там выжили, у нас полдня в запасе.

– Там, в кишлаке, живет моя тетка, у неё есть еда и где переночевать. Она добрая и печёт такие пироги… – мечтательно сказал маленький Рустам. – Я её уже год не видел, она будет рада.

Собравшись, ребята идут вдоль пропасти и вскоре сворачивают на едва заметную тропинку, уводящую их в сторону виднеющихся впереди скал.

***

Горы. Перевал, ледник. Растянувшись извилистой змейкой, ведя коней на поводу, шестеро воинов во главе с Вожаком поднимаются по леднику (снежнику). До вершины перевала остаётся совсем немного, когда одна из лошадей поскальзывается и, утаскивая за собой привязанного арканом воина, Исхака, скользит и катится вниз.

Остальные, остановившись, молча смотрят, как человек и животное, набирая скорость, подскакивая и переворачиваясь от ударов о торчащие камни, оставляя кровавый след, отдаляются всё дальше и дальше вниз, постепенно превращаясь в кровавое месиво. Сделать ничего нельзя.

С высоты склона Вожак видит, как далеко внизу, над облаками, окрашенными алыми лучами предзакатного солнца, кружат стервятники.

После того, как они потеряли в ущелье надменного, самоуверенного Джавада, их оставалось шестеро, а теперь, после такой глупой и нелепой смерти лучника Исхака, их всего пятеро. Сам Вожак, он же Пёс, мастер двух мечей Ибрагим, виртуозный копейщик Саид, молчаливый Фируз, умеющий растворяться и быть незаметным даже в пустой комнате, и самый старший из них, легендарный боец, нанятый Эмиром за золото, равное его весу, одноглазый Сулейман, обучивший не одно поколение воинов искусству рукопашного боя разных народов.

Сейчас все они стоят на скользкой снежной тропе и смотрят вниз. И каждый думает о чем-то своём, о разном, потаённом. Но в глазах у них одни и те же отблески кровавого заката.