Вскоре и селяне, и ремесленники обоих княжеств стали звать Олега не иначе как князем. Воевода лишь устало отмахивался, отчаявшись объяснить им, кто он есть на самом деле. Зато счастливая Олана радовалась тому, что Олег, не замечая того сам, взвалил на себя все княжеские дела, предоставив ей лишь официальную часть. Правда ее огорчали его постоянные поездки, скрашиваемые короткими незабываемыми встречами, но княгиня очень надеялась, что с наступлением дождей и холодов муж будет больше ей уделять своего времени. Но на деле все оказалось по-другому.

К Листопаденю основные работы были закончены повсюду. Зачастившие холодные дожди превратили дороги в непроходимое жидкое месиво. Даже торговый люд предпочитал сидеть дома, дожидаясь первых морозов и снежного настила. Оказавшись не у дел, Олег разом сник. Олана не могла упрекнуть мужа в невнимательном отношении к ней, но она видела, как внутренние мучения съедают дорогого ей человека. Но как ни пыталась она вывести его на откровенный разговор, ничего у нее не получалось. Олег отделывался шутками или просто упрямо молчал, все больше замыкаясь в себе. Он стал избегать друзей, все реже появляясь у Божара, зато все чаще уходя к уединившемуся в лесу Вочаре. Старый жрец срубил себе небольшую избушку в глубине густого ельника не слишком далеко от Белогоча, и там проводил свои дни, питаясь только тем, что посылал ему щедрый лес. Олег иногда по седмице засиживался у него, беря с собой лишь Кушку, да и то только потому, что от мальчишки не было сил отвязаться. Остальные дружинники бесцельно слонялись по городу, злясь на столь неожиданно представившийся отдых, похитивший их воеводу.

— Все маешься? — усмехнулся Вочара при виде «всеобщего» воеводы, входящего в избу, тот лишь согласно кивнул головой. — Ну, садитесь к столу. Я как раз зайца вчера изловил, сейчас отпробуем.

— Спасибо за угощение, только что-то не хочется. Вон пусть Кушка за двоих уминает, он растет, ему надо.

— Есть всем надо. Я вот тоже не от хорошей жизни сюда подался, но голодом себя не морю.

Вочара быстро налил в глиняные чашки горячего супа, положив в каждую приличный кусок зайчатины. Кушка аж сглотнул слюну при исходящем от супа аромате. Старик всегда умел превратить любую приготовленную им еду в волшебство.

— Ну, рассказывай. — видя, с каким безразличием Олег подносит ложку ко рту, Вочара отложил свою тоже. Готовый к этому вопросу, воевода пожал плечами, словно говоря, что рассказывать-то нечего.

— Ты сам себя-то раньше времени не хорони, а если есть что на душе, так выскажи. Ко мне вон заходит иногда «бурый хозяин леса» полакомиться, так мы с ним тоже по душам разговариваем. Я ему жалюсь, а он подрыкивает.

— Да мне вроде как жаловаться-то не на что. — улыбнулся воевода. — Разве что на самого себя. Просто пока работы было невпроворот, и думы прочь шли. А вот теперь за живое дергают, ни днем, ни ночью покоя не дают.

— Слышал я, как ты себя и других изводил. Странно еще, что Кушка от тебя не убег… Да ешь ты, а не уши развешивай! — прикрикнул на поперхнувшегося подростка старик.

— Да и так уже почти один остался. — мрачно ответил Олег. — Кто где, все своими делами заняты.

— И ты за это на них злишься? — старик внимательно посмотрел на воеводу. Но тот продолжал понуро смотреть в свою чашку.

— Злюсь? За что? Я уже сказал, что каждый из них занят делом и совершенно не обязан таскаться за мной повсюду как нитка за иголкой.

— Здесь ты прав. Нельзя требовать от других постоянно жить твоей жизнью. И вообще нельзя от других требовать то, что ты требуешь от себя и навязывать им сои мысли. Все разные, и то, что подходит одному, может быть не по вкусу другому.

— Хочешь сказать, что я всех достал до синего колена? — тихо рассмеялся воевода. — Но я уже давно ничего не требую. Каждый стал независим, и я не князь, чтобы мне подчиняться.

— На словах. А на деле? Если бы Олана не сдерживала тебя, спасибо ей за это, ты бы тут такого наворотил с твоей-то безудержностью. Ты вроде как и вправду всем дал свободу, но тут же идешь следом и пытаешься все решить по-своему, и другим это навязать. Иногда может это и нужно, но всегда ли ты прав?

— Спасибо, — ядовито усмехнулся Олег. — утешил.

Поднявшись со скамьи, он прошелся по небольшой избушке, почти упираясь головой в низкий потолок.

— Может ты конечно и прав, со стороны всегда лучше видно то, чего сам за собой не замечаешь. Может, я и перегибал палку, за делами-то и оглянуться некогда было. Вон, каких размахов добились! Люди меня все чаще князем называют, а мне дороже то время, когда я воеводой был, и когда мы все вместе под одним стягом ходили, у одного костра сидели. А сейчас?… Вроде и одному побыть хочется, а остаюсь один — волком вою.

— Это Воин в тебе воет. Оно всегда так: вроде бы, как и он сам по себе, на то и Воин, и в тоже время всегда своих братьев ищет. Тяжко одному, а других таких же Небо вечно по всему свету гоняет. Эх-э-хэх! А в тебе еще молодость играет, пора безудержных мечтаний. С ней всегда тяжело расставаться.

— Подожди, жрец… Ты мне всегда говорил, что я — Воин, а теперь говоришь, что я других ищу. Значит мои други — тоже Воины?

— И да, и нет. Они только коснулись этого пути, могут и обратно поворотить, а за тобой уже давно мосты сожжены. Вот и думай.

Они посидели некоторое время в полной тишине, нарушаемой лишь посапыванием Кушки, который пытался понять разговор старших, наконец, Олег первым прервал молчание.

— А скажи, Вочара, неужели все племена здесь разговаривают на одном языке? Вон, у маринтийцев или оранцев язык хоть и отличается, но понять их все равно можно.

— Те племена, что живут по обе стороны Светлых гор, на самом деле говорят на одном языке. Но чем дальше идти, тем более непонятен становится говор, так же как и обычаи. Хотя, если очень захотеть, понять можно. — по заросшему густой бородой задумчивому лицу жреца пробежала волна воспоминаний. Может, память заботливо предоставила образ кого-то из жителей дальних земель, с кем случайно свела судьба, может еще что-то. — Да и то сказать, — продолжил старик. — животные тоже разных племен, а друг друга разумеют. Даже мы их порой понимаем.

— А почему тогда у людей боги разные? — неожиданно спросил тихо сидящий в углу подросток, вытянув тонкую шею в сторону Вочары. — Вон, те же маринтийцы, говорят почти как мы, а верят в какого-то Сéлию. Вот и дядя Макс с ними ушел, отвернулся от Корса. Жаль будет, если он его накажет, я хоть и злюсь на него, но зла не желаю.

— Ну, Корс его за это не накажет, — рассмеялся Вочара. — разве что помогать может быть перестанет.

Подойдя к Кушке, жрец похлопал его по плечу и уже серьезно продолжил:

— Хуже всего то, что возможно он сам себя наказал. Хорошо, если он найдет там то, что искал. А если нет? Тяжело ему будет возвращаться.

— Мы всегда будем ему рады. Он наш брат. — возразил Олег.

— Я с этим не спорю. Но на душе все равно будет тяжело. Ладно, пусть Небо ему поможет.

— Вочара, поясни мне одну вещь. — хмуря лоб, начал воевода. — Люди молятся и Небу, и Корсу. Но Небо, как я понимаю, выше. Ты был жрецом Корса, но я нигде не видел жрецов Неба. Как это понять?

— Ну, возможно я и есть жрец Неба. — улыбнулся Вочара.

— То есть?…

— Ты прав, Небо выше. Кто бы кого бы ни называл богом, все равно Небо выше, и оно есть для всех одно. Потому мы и равны. Только Небо нельзя наделить нашими чувствами, да и понять его тяжело.

— Но кто же тогда Корс? Его сын? Или вообще никто?

Кушка аж чуть не упал со скамьи, услышав подобный вопрос из уст обожаемого им воеводы, Вочары же только усмехнулся.

— Это ты загнул! Корс есть. Только он не сын Неба, у Неба нет детей и не может быть. Корс — человек.

— Как, человек?! — обалдело уставился подросток теперь уже на старика.

— А так! я считаю, что он превзошел других по мудрости и благородству души. Возможно, он был Воином, и теперь, после своей смерти, помогает другим живущим на земле. Как наши щуры. Потому и набирает он в свою дружину честных и отзывчивых.