Мальчик лет семи протянул дрожащую руку и его глаза наполнились слезами.

— Это мой мишка, я его сам делал. Ты забрал его у них! — и мальчик прижался щекой к руке Олега. Слезы текли из глаз на засохшие сгустки крови на ранах, это были слезы детского счастья. Губы Олега дрогнули в легкой полуулыбке и он устало закрыл глаза. Сознание заволокло туманом, и он снова провалился в пустоту.

— Тур, ты меня слышишь? — Могур осторожно гладил изрезанное лицо товарища. Рядом возился старый жрец, время от времени покачивая головой. Тур приоткрыл глаза, через миг его взгляд прояснился.

— Могур…

— Лежи. Лежи. Вы победили. Мы пришли слишком поздно, но вы справились сами. Я всегда был в тебе уверен, дружище. А сейчас парни прочесывают лес…

— Там… мои…

— Уже нашли, все живы. Пять человек.

— Кто еще… жив?

— Да ты лежи. — попытался остановить его могур, но тот требовательно посмотрел ему в глаза. — В общем немного. Живы почти все новобранцы… если их можно назвать живыми. Еще четверо ребят живы… и ты.

— Аяр?

— Погиб твой друг, еще на поле боя. Воевода уже в крепости умер. Чудо, что вообще хоть кто-то в живых остался. Вы же почти три сотни положили. До сих пор поверить не могу.

— А ты… не верь. — усмехнулся Тур уголками глаз.

— Могур?

— Да, дружище?

— Прости меня…, не уберег… людей.

— Перестань, ты и так чудо сотворил.

— Это не я…, это они. — Могур смочил губы друга и тот продолжил: — Я не мог… по другому…, я не мог… бросить братьев… в лесу.

— Ты все сделал правильно, Тур, не вини себя.

— Олег жив?

— Да, как и его братья. А еще Лияк с Кожаком.

— Присмотрись… к Олегу…, Могур… Он многих… стоит.

— Хорошо, хорошо. Ты лучше молчи, давай…

— Не перебивай… меня. Он не просто… воин… Он знает… толк… Это он подрубил… шатер и отвлек… внимание всех… на себя… и своих братьев. — кровь выступила на уголках его губ, но он взглядом остановил Могура.

— Слушай… меня… Это он… встал… против канцев…, когда они… — Тур закашлялся и изо рта к него полилась кровь.

— Старик, сделай что-нибудь! — взмолился Могур, прижимая к своей груди окровавленную голову Тура. Из его глаз текли слезы.

— Он воин. — тихо произнес старец.

— Он прав…, Могур… Прости, брат…, но меня… ждут… Они уже… там… И Аяр… там… Корс… зовет меня… Мы… еще… увидимся…, друг…

Тур затих, уткнувшись головой в грудь своего командира. Могур беззвучно плакал над своей утратой.

— Корс будет гордиться тобой, брат, и мы обязательно встретимся. Мы еще позвеним мечами плечом к плечу, друг. — и он склонился над Туром, прижимаясь к его волосам.

— Вставай, вставай. Хватит из себя болячего строить.

«Ну за что мне это наказание?! Даже выспаться нормально не дают», — подумал про себя Олег, услышав властный голос верховного жреца Вочáры.

— Слушай, отец, не ты ли говорил мне, что лучшее лекарство — это сон?

— Кому-то и лекарство, а кому-то смерть. — верховный жрец смотрел на Олега, сощурив глаза. — Ты же здоров как бык, а валяешься как боров на убой.

— С тобой поваляешься, как же. Вон лучше других иди, разбуди.

— А ты-то на что? Ты десятник, ты и буди.

— А меня кто спрашивал? Чтоб над этими командовать… да лучше удавиться!

— Может тебе веревочку с мыльцем подарить? — ехидно заметил Андрей, облокотившись на соседней лавке.

— Не дождешься! Рота под-ъем!!

— Ага, дюжиной калек командует, а уже «рота» орет. — это уже Макс присел на лавке, откинув одеяло.

«Ну и как после этого не уйти на пенсию? Это же стройбат, а не большая дружина», — тяжело вздохнул Олег.

— Ну ладно, ладно. — снова вмешался старец. — На улицу давайте выползайте, там как раз первый снежок выпал.

— Ты чё, дед, не шутишь?! Правда что ли снег идет? — вскочил на ноги Андрей.

— Да уж куда вернее. Высунь свой нос на улицу, сам увидишь.

Так называемый «госпиталь» опустел в одно мгновение: все выскочили на улицу в одном исподнем, на босу ногу. Сразу же поднялся страшный крик — каждый считал своим долгом высыпать охапку снега на первого попавшегося. Крупные снежинки легко ложились на землю, покрывая ее белоснежным, пушистым покрывалом. Снег был настолько белым, что даже зарябило в глазах, особенно после немного темноватой избы жреца. Вернее это была большая пристройка к его дому, в ней-то и содержались тяжелораненые или тяжелобольные дружинники. Сейчас таковых насчитывалось тринадцать душ.

«Однако время быстро летит, вот уже и зима на подходе, не зря вчера сороки растрещались», — подумал Олег, и тут же вскрикнул от неожиданности: на его голую спину обрушилось нечто холодное и в то же время обжигающее.

— Убью, гады! — обернувшись, он увидел лишь красные спины удирающих Андрея с Вадаром.

— Ну ладно, жеребцы, порезвились и будя. Сделайте тройку кружков вокруг дома и завтракать. — жрец прямой походкой направился к дому.

Изба жреца находилась за территорией детинца, недалеко от капища. Вочара, крепкий подвижный старец, верховный жрец княжества, забрал раненых к себе сразу же после боя. Вернее, после того, как их привезли в Белогоч и разложили по лавкам, «оставив помирать», как выразился сам Вочара, так как были те между небом и землей. По заверениям второго жреца Межаты, на них даже с факелом невозможно было живого места сыскать, мертвецы и то гораздо лучше выглядят. Но тем не менее, не известно из чего уж он делал свои снадобья, но на семнадцатый день последние из гридней были в состоянии передвигаться самостоятельно. От Вочары и часто заходившего к ним Могура они узнали о смерти Тура, и о том, что они — это все кто остался жив. Да еще двое раненных дружинников Корчи, остававшихся в лесу, дождались, когда их обнаружат защитники крепости. Парни очень сожалели, что не смогли проводить в последний путь своих боевых товарищей, и как только встали на ноги, пошли к месту погребального костра. Там уже возвышался свеженасыпанный холм. Им никак не хотелось верить, что здесь покоятся останки ребят из их отряда, они долго стояли, понуро склонив головы, пока Вочара не позвал всех обратно. В тот день вечером раненых пришли проведать князь и большой воевода Велигор. Поняв настроение парней, они были немногословны. Князь сказал лишь, что они держались настоящими воями, и как только будет произведен новый прием новичков в старшую дружину, они будут назначены десятниками, ну а пока назначил Олега старшим над «выходцами с того света», как тех называл Велигор.

— Ого, какой запах! Здрав будь, старик, и вы, други, тоже. — в дверях двумя исполинами стояли Могур и Обруд. — Слушай, жрец, чем ты свою кашу заправляешь, что аромат от нее аж до детинца доходит, а больные в пляс пускаются?

— Все тебе обскажи. — усмехнулся старик. — Что любопытничать попусту, все равно ведь не пойдешь в лес травку собирать, али не так?

— Так ить заботы не дают. — смущенно ответил Могур. — Все героев растить приходится.

— Угу, а мне потом из-за них с Корсом в спор вступать. Чай ему герои не меньше вашего нужны.

— Ну на то ты и жрец, старик, а мы всего лишь сотники. — скромно опустил свою голову Обруд, пряча усмешку в усы.

— Ишь, скромники какие. Лучше сказывайте, зачем пожаловали?

— Да хотели вот спросить, сколько ты еще собираешься их у себя скрывать? Весь Белогоч на ушах стоит, только о них и судачат. Девки уж замучили с расспросами. Они бы и сюда пришли, да только тебя боятся.

— Вот от них-то и прячу. Они хуже любого ворога. — хитро сверкнул глазами жрец. — Вы ж только в сечи один супротив десятерых переть готовы. А как дело до баб доходит, то и нет героя — добровольно в полон отдаетесь, да еще буяните, коль не пускают.

— Так вроде как не с руки с ними воевать. — растерянно развел руками Могур. — Не для того ить Матушка Земля их породила.

— Что ж, это верно. Кому-то мечом махать, а кому-то, таким оголтелым как вы, детей рожать, да с поля брани ждать. Ну а молодцев ваших я не в темнице держу, ежели не боятся, то могут каждый день гулять. А через седмицу-другую и вовсе могут к себе обратно перебираться.