И хотя я пытался уничтожить его, чтобы удалить этот артефакт из мира, который бросает вызов самой природе, его сила слишком велика.

В конце концов, я провалил единственное доброе дело, к которому когда-либо стремился.

Так вот почему я отправил его Фейри, который, я знаю, сохранит его в целости и сохранности, завернув в ткань, в последнем акте надежды, прежде чем он попадет не в те руки.

Простите меня за мою слабость, звезды, но я больше не мог оставаться в этом мире. Тьма много лет забирала кусочки моей души, пришло время усмирить моих демонов. И тому, кто найдет это, пусть звезды ярко освещают вашу судьбу. Но прислушайтесь к этому предупреждению. Если вы пришли сюда, чтобы рыться в моем мирском имуществе в поисках этого отвратительного предмета, я умираю в надежде, что ваши поиски здесь закончатся.

Никто не должен владеть этой силой.

Не я.

Даже вы.

Кравин Ужасный

Я подняла глаза, и дрожь пробежала по мне, когда Орион и Дариус вернулись в зал, заметив большой рюкзак, перекинутый через плечо Дариуса. Мои брови сошлись вместе, когда я указала на него.

— Ты положил это мертвое тело в этот мешок, не так ли? — я была невозмутима.

Дариус и Орион обменялись веселыми взглядами, затем пожали плечами.

— Не тратить же впустую, — легко сказал Орион.

— Не волнуйся, Дарси, я был нежен с ним, — сказал Дариус с мрачной улыбкой. — Я высушил его, как вяленую говядину, а затем сложил, как оригами, не так ли, Лэнс?

— Он так и сделал, хотя это было со вкусом, — задумчиво произнес Орион, и они оба захихикали.

Я покачала головой, пытаясь сдержать улыбку, которая пробивалась на мои губы.

— Значит, мне следует ожидать скорого урока костяной магии?

— Я думал, Лэнс уже дал тебе много уроков по костям, не так ли? — пошутил Дариус, и смех вырвался из моего горла. Было довольно странно стоять здесь, в этом жутком доме, и смеяться вместе с ним.

— Да, и эта ночь эффектно прервала эти уроки, так что давайте, блядь, пойдем домой, — сказал Орион, двигаясь вперед, чтобы взять меня за руку.

Дом. Наконец-то это звучало как настоящее место. Не тот, который просто жил в моих мечтах и фантазиях. У меня действительно было место, которому я принадлежала. И он стоял прямо там, рядом со мной.

— Подожди, посмотрите, — я передала Ориону записку, полагая, что смогу поделиться этим с Дариусом. Но я все еще не доверяла ему настолько, чтобы поделиться с ним картой. — Как ты думаешь, что это значит? — спросила я, когда он закончил читать и передал его Дариусу.

— Я думаю, это означает… что бы ни искали Нимфы, это уже исчезло, — сказал Орион, и в его глазах мелькнули тени.

— По крайней мере, это хорошо, — выдохнула я, дрожь пробежала по моему телу. — Потому что, что бы ни скрывал Кравин, это звучит не очень обнадеживающе.

— Нет, — согласился Орион. — Совсем не хорошо.

— Кем он был? — спросила я. — Ты сказал, что он знал твоего отца?

Орион кивнул, серьезное выражение исказило его черты.

— Я мало что о нем знаю. Это было давно, но он иногда навещал меня дома. Он торговал магическими предметами, но его специальностью был черный рынок. Мой отец купил у него бесчисленное множество вещей.

— Как ты думаешь, он тот друг, которого Кравин упоминает в своей записке? — задумчиво спросил Дариус, и я подумала, не это ли имел в виду Аструм в своей карте.

— Может быть. — Орион пожал плечами. — Я не знаю, насколько они были близки на личном уровне, но они часто обсуждали бизнес вместе, когда он приезжал.

— Итак, что бы ни искали Нимфы… может быть, это было у твоего отца, — предположила я, чувствуя, что мы наткнулись на что-то важное.

— Если эта вещь была у моего отца, то, без сомнения, теперь она у моей несчастной матери. Либо так, либо она все еще среди его вещей в подвале. — Брови Ориона сошлись вместе. — Но пока мы не узнаем, что это такое, от этого мало толку. В наши дни мне не очень рады дома. Хотя, я могу сходить, если понадобится.

— Мы не можем искать какой-то таинственный объект вслепую, — прокомментировал Дариус. — Что, если мы схватим Нимфу и пытками вытянем из нее информацию?

Мой нос сморщился, когда я посмотрела на него. Не то чтобы Нимфы нравились мне больше, чем другие фейри, но пытать одну из них звучало довольно мрачно.

— Неплохая идея, — согласился Орион, его взгляд на мгновение задержался на моей шее. Мне потребовалось на секунду больше, чтобы понять, что он голоден, и я небрежно перекинула волосы через плечо в знак подношения.

Он облизнул губы, прежде чем броситься вперед, схватил меня за талию и погрузил свои клыки в мое горло. За уколом боли последовала волна его яда, которая обездвижила мою магию, и я положила руку ему на затылок, когда он взял то, что ему было нужно.

Когда он отступил, нежно проводя большим пальцем по моей шее, чтобы залечить рану, Дариус смотрел между нами, сжав челюсти. Мы уже делали это так много раз, что это было так же нормально, как дышать. Орион нежно поцеловал меня в знак благодарности, и мое лицо озарила улыбка, которая, казалось, горела прямо сквозь окружающую нас темноту.

— Вы двое… ну, к черту закон, который говорит, что вы не можете быть вместе, — сказал Дариус, скрестив руки на груди.

Мое сердце сжалось от его слов, и я увидела столько боли в его глазах, что шагнула вперед и обняла его. Дело было не в том, что я простила его, или даже в том, что я была отдаленно убеждена, что он достаточно хорош для моей сестры. Но, может быть, он мог бы им стать. Может быть, если бы они сделали лучший выбор, последовали своему сердцу, а не своей гордости.

— К черту и звезды, Дариус, — выдохнула я, и его мышцы напряглись вокруг меня, когда он прижал меня к себе. — К черту каждую сияющую, сверкающую звезду.

Ксавьер

В последнее время я ловил себя на том, что смотрю в окно или на стены, перебирая в уме все, что произошло за последнее время. Игра в видеоигры, чтобы убежать от реальности, больше не привлекала меня так сильно. Может быть, это было потому, что реальность была слишком громкой в эти дни, кричала мне в уши и заставляла меня обращать внимание. Или, может быть, это было потому, что я понял, как часто в моей жизни меня проверяли. И это отстойное дерьмо.

Мне всегда казалось, что я жду, когда что-то произойдет. Как будто я убивал время до неизбежного момента, когда дверь моей клетки откроется, и я обнару, что выхожу на свободу. Но, может быть, это было просто то, в чем я убедил себя, чтобы сделать жизнь более сносной. Потому что реальность была такова, что отец никогда не отпустит меня. Не сейчас, когда, по его мнению, мой Орден может навлечь позор на всю семью. И я не знал, чего больше боялся: того, что меня посадят в клетку и будут прятать всю оставшуюся жизнь, или неожиданного «несчастного случая», который однажды приведет к моей внезапной, охренительно трагической смерти.

В декабре мне исполнилось восемнадцать, и если отец не зачислит меня в академию в этом году, ему придется кое-что объяснить. И как только начнут задавать вопросы, ему будет труднее сохранить мой секрет. Так что с каждым днем мне становилось все страшнее. Потому что прямо сейчас в моих жилах не текла магия, пресса не интересовалась моей жизнью, и я был в идеальном положении, чтобы исчезнуть. Так что, возможно, вопрос был уже не в том, собирался ли отец убить меня, а в том, когда.

Я пропустил завтрак в пользу того, чтобы остаться в своей комнате, с тревогой пытаясь придумать план. Если бы я только мог вытащить маму отсюда. Если бы мы могли убежать… найти безопасное место. Но однажды, когда она попыталась помочь мне, Стелла поймала ее. И теперь отец будет ожидать этого. Он принял ещё больше мер — усилил охрану на территории. Этот дом был моей тюрьмой, и я не хотел здесь умирать. Не раньше, чем я действительно начну жить.

Мой телефон запищал, и мое сердце забилось сильнее, когда я схватил его с тумбочки и упал на кровать. Моя кожа начала мерцать и блестеть, когда я обнаружил, что меня ждет сообщение от Софии. Я даже не пытался подавить свой Орден, когда он гудел в моих венах и пел убаюкивающую мелодию моему сердцу. Мне нужно было хоть на мгновение погреться в нем, найти в нем утешение. Необходимость перекинуться была похожа на зуд, который перерастает в жжение. С каждым днем становилось все труднее и труднее. Иногда я запирался в ванной после душа и на несколько минут перевоплощался в своего Пегаса, глядя на свое сиреневое отражение в зеркале и размышляя, каково это — летать.