Попятившись, Лида скатилась обратно в канаву и спряталась в растущих за ней густых зарослях ивняка. Она надеялась, что скорая проедет мимо, но, поровнявшись с Вероникой, машина замедлила ход и, съехав на обочину, остановилась. Из неё вышли вчерашний наркоман и женщина-врач. Они спустились к Веронике и встали рядом, глядя на неё, как на кучу мусора.

– Ну вот, – громко сказал наркоман, – я же говорил.

– Я в тебе не сомневалась, – ответила врач. Она склонилась над Вероникой, посветила ей в глаза диагностическим фонариком, осмотрела сверху донизу, от окровавленного лица до сломанной ноги и сказала вышедшим из машины санитарам:

– Вадим, забираем её.

Сидя в густом сплетении ивовых ветвей, Лида со страхом наблюдала за тем, как, уложив на носилки, Веронику уносят в скорую.

– Не моё дело, – сказала себе под нос Лида, когда скорая уехала. – Это не моё дело. Я не должна ввязываться, я должна вернуться домой и найти дочь.

Она сделала несколько шагов по обочине и вдруг остановилась, подумав: а вдруг кто-то видел, как такая вот скорая забирает Лену, но никому ничего не сказал? Вдруг человек решил, что это не его дело? К тому же, мужчины с соседнего участка вчера рисковали, чтобы им помочь, так что она просто обязана пойти и рассказать им всё, что знает про их… Лида поняла, что не знает, кем приходится тем мужчинам Вероника. Но это было неважно: люди пытались ей помочь, и она не имела права оставаться неблагодарной.

Ася встречала Лиду на въезде в посёлок, сидя верхом на мотоцикл. Увидев её, Лида остановилась и затравленно оглянулась: дорога позади неё была пустой.

– Стой! – крикнула она. – Не подходи!

– А то что? – с усмешкой спросила Ася и подъехала поближе.

– Не трогай меня!

– Да не собираюсь я тебя трогать.

Холодное лицо Аси было полно презрения, и Лида привычно почувствовала себя маленькой и жалкой. Однако на этот раз ощущение, обычно заставляющее отступить, разозлило её.

– Так же, как не трогала Веронику?

– Ты опять за своё!

– Я её только что видела: возле дороги, на обочине. Она лежала там без сознания, и на шее была полоса от шарфа: ты её душила!

– И где она сейчас? – посерьёзнев, спросила Ася.

– Что, хочешь закончить начатое?

– Нет. Не хочу, чтобы человек оставался лежать на обочине.

– Её забрали.

– Кто?

– Скорая. И теперь, – твёрдо продолжила Лида, – я хочу пойти и рассказать её родным о том, что случилось.

21.

Скорая въехала за глухой бетонный забор, и за ней закрылась тяжёлая створка металлических ворот. По длинной, обсаженной разросшимися туями подъездной аллее, машина подъехала к серому трёхэтажному зданию клиники. Центральная часть клиники была утоплена вглубь относительно двух выступающих вперёд крыльв, между которыми лежал обрамлённый клумбами квадратный двор.

Олег выпрыгнул из машины, едва она остановилась, и, никого не дожидаясь, пошёл прочь, к расположенному за английским парком посёлку для персонала.

Шахова дождалась, пока санитары выкатят из скорой носилки с Вероникой, и пошла за ними к стеклянному аквариуму холла.

В холле её встретил директор клиники Гирич. Он стоял, покачиваясь с носка на пятку, приземистый и круглый, как неваляшка, но забавная внешность была обманчива: в ярости Гирич мог быть очень опасен. А он был в ярости, и длинный мясистый нос его был ярко-красным.

– Куда покатили? Стойте, – тихо сказал он санитарам, которые хотели проскользнуть мимо него. Санитары и Шахова остановились.

Гирич кивнул в ту сторону, куда только что ушёл Олег, и спросил Шахову:

– Как это понимать? Ты его выгуливаешь? После побега?

– После какого побега, Иван Петрович? – сухо ответила Шахова. – Я хочу вам напомнить, что Олег Сергеевич не пациент. Он такой же сотрудник, как вы и я. И он имеет право свободно покидать клинику. Так что побега не было.

– Нет, был, – Гирич повысил голос. – Потому что я всех просил сидеть тихо и без фокусов! В посёлке девочка пропала. Нам ещё не хватало, чтобы её повесили на нас. Ты представляешь, что будет, если пойдут слухи, что у нас наркоман сбежал? Они же с вилами к нам придут: мол, ваши нарики наших детей едят!

– Олег не имеет к этому никакого отношения. Тем более, ребёнок пропал почти две недели назад…

– Да я знаю, что не имеет, – Гирич раздражённо махнул рукой. – Но им разве объяснишь? Ты меня, Шахова, под монастырь подведёшь.

– Больше такого не произойдёт, Иван Петрович. Но была срочная необходимость.

Шахова кивнула в сторону лежащей на каталке Вероники.

– Вот это – твоя необходимость? Кто это вообще? – хмуро поинтересовался Гирич.

– Контактная. Только что после.

Брови Гирича поползли вверх, кончик носа потерял свой кроваво-красный оттенок и побледнел. Он подошёл вплотную к носилкам и наклонился над Вероникой.

– Ты уверена?

Шахова взяла диагностический фонарик, пальцами открыла Веронике веки, посветила в один глаз, потом в другой:

– Видите, – тоже шёпотом ответила она, – зрачки разного размера, левый пульсирует. Под носом кровь.

– Кто она? Мы знаем?

– Знаем. У неё при себе был паспорт, плюс я погуглила по дороге. Вероника Щукарёва, владелица рекламного агентства, жена директора областного телеканала. Они сейчас оформляют развод.

– Это Олег её так? – спросил Гирич.

– Нет, – ответила Шахова, но продолжить не успела, потому что Вероника застонала и зашевелилась. Шахова положила руку ей на грудь, мягко давая понять, что вставать не надо.

– Шшшшшш, – сказала она Веронике, – спокойно. Лежите. Вы в больнице. Вы попали в аварию. Мы вам поможем.

Вероника села на каталке. Резко выбросив руки вперёд, она с силой оттолкнула от себя Шахову, спрыгнула на пол и побежала, всем весом опираясь на сломанную ногу.

Санитары бросились догонять, но Вероника с ловкостью пациента психбольницы схватила напольную вазу и швырнула в них. Ваза ударила по ногам обоим, санитары едва не упали.

Шахова обогнала их. Когда она свернула в коридор, ведущий к левому крылу, в лицо ей ударил порыв ветра. Гравюры на стенах закачались, у одной из них треснуло стекло. Больничная каталка сама по себе отделилась от стены и помчалась прямо на Шахову. Шахова едва успела отскочить.

Вероника тем временем уже сворачивала к лестнице. Она отчаянно хромала, временами заваливалась на бок, но, казалось, совсем не чувствовала боли. И что больше всего поразило Шахову, Вероника с лёгкостью ориентировалась в незнакомом здании. Она как будто точно знала, куда и зачем бежит.

В лицо Шаховой снова ударил ветер, по стене тонким ручейком осыпалась штукатурка. Шахова приостановилась, выжидая, потом осторожно пошла дальше. Её догнали санитары. Шахова сделала им знак рукой, чтобы не торопились.

Они поднялись за Вероникой до третьего этажа и, свернув с лестницы в коридор, увидели, что Вероника остановилась у палаты Фишер. Она поднялась на цыпочки, прильнула к смотровому окошку на двери и оглушительно крикнула:

– Стася!

Крик как будто пробудил её. Вероника замолчала и растерянно обернулась, не понимая, где находится и как сюда попала. Увидев Шахову и санитаров, она попыталась пойти к ним навстречу, сделала шаг, но кость её голени, доламываясь, хрустнула, острый осколок пропорол мыщцу и кожу и вышел наружу. На истёртые белые плитки пола хлынула кровь. Вероника завыла от боли.

22.

Стоило Асе и Лиде войти в калитку, как Щукарёв бросился к ним с крыльца:

– Где моя жена?!

– Почему вы думаете, что мы знаем? – выступая вперёд, спросила Ася.

– Потому что мы знаем, – твёрдо сказала Лида. – Я её только что видела.

– Где? – нетерпеливо спросил Щукарёв.

– С ней, видимо, произошёл несчастный случай, я нашла её на обочине, на шоссе. Она была без сознания, и, кажется, сломала ногу. Но её забрала скорая.

– Скорая, слышь, Серёг? – Щукарёв обернулся к стоящему на крыльце Сергею. – Значит, нужно по больницам звонить.