Он вспомнил, что удивительный поэт от Господа Михаил Юрьевич Лермонтов так и не опубликовал свою многострадальную поэму при жизни, писал и переписывал строки о Демоне всю жизнь, с четырнадцатилетнего возраста буквально до самой гибели на дуэли, причем до конца жизни испытывал явную неудовлетворенность своей поэмой. Если бы не ранняя гибель в неполные двадцать семь лет, он бы снова и снова возвращался к текстам детства и юности – только вот на чем бы он остановился? Вряд ли, первое полное издание поэмы, осуществленное в Германии, в Карлсруэ доброхотами, по «придворному списку» (когда с последним рукописным вариантом поэмы по совету Жуковского захотел ознакомиться наследник царя), через пятнадцать лет после его гибели на дуэли обрадовало бы Лермонтова?

Он открыл страницу книги со строками поэта, подчеркнутыми его рукой в далекой поэтической и спортивной юности, и заново выделенными им же своей кровью в день похорон жены, после траурных многолюдных поминок: «Я был отвергнут, как эдем, мир для меня стал глух и нем. По вольной прихоти теченья так поврежденная ладья без парусов и без руля, плывет не зная назначенья. Так ранней утренней порой отрывок тучи громовой, в лазурной вышине чернея, один, нигде пристать не смея, летит без цели и следа, Бог весть, откуда и куда!»

Помяв в руках свою незажженную сигару, понюхав её и демонстративно придавив её о декоративное блюдечко – явно созданное не для забав курящих, он подправил с жестокой ноткой в защемившем от боли сердце строки поэта: «Один, нигде пристать не смея, лечу без цели и следа, Бог весть откуда и куда». Задумался, закрыв глаза, и спросил самого себя: «Лететь без цели и следа? Дудки! Даже если свобода выбора фатальна – как же без свободы, как же без выбора, как же без любви?»

Ведь всего через несколько дней он должен был решиться, вопреки всем мыслимым и немыслимым обстоятельствам, на отъезд, на побег вдвоем к чёрту на куличики – как же без свободы, как же без выбора, как же без любви, пусть даже свобода выбора фатальна?..

В один из погожих сентябрьских дней они, обрученная со своим женихом (и недавно давшая жениху решительный отказ с разрывом помолки) аспирантка двадцати пяти лет от роду и 45-летний вдовец-профессор, тайно и хитроумно, как опытные и матёрые заговорщики, отъезжали вечерним поездом с Курского вокзала в Крым. Он ужасно боялся навлечь неприятности на её дом в это чудное время «бабьего лета», и меньше всего думал о разных напастях для своего печального, с двумя детьми-сиротами дома, рядом с его местом работы завлабом в академическом институте. Об их бурно разгоравшемся трехмесячном романе не должна была знать ни одна живая душа из их близкого окружения, потому их отъезд не только в одном поезде, но и в одном купе был засекречен донельзя.

О подвижках с оформлением билетов он извещал ее трогательными сообщениями – эсэмэсками – по смартфону. Будучи в перерывах между рабочими командировками в Москве, ему пришлось постараться заранее выкупить все четыре места в обычном купе (ибо в спальном вагоне свободных купе е было), чтобы им довелось провести сутки комфортом вдвоем. Чтобы пойти на «настоящую ночь» неожиданного путешествия, ей пришлось согласиться с выполнением его инструкций. Что говорить своей строгой матери и даже ее ревнивому «отставленному» жениху, если тот неожиданно объявится чертиком из табакерки, по поводу ее скоропалительного отъезда на конференцию по системам автоматизированного проектирования и искусственного интеллекта, как решительно действовать в обход всех возникающих барьеров?

Мол, по электронной почте в НИИ на ее имя пришло долгожданное именное приглашение для участия в международной конференции, куда она когда-то отослала тезисы доклада по теме завершаемой диссертационной работы. К тому же в приглашении была оговорена выгодная скидка в оплате прямо на месте оргвзноса и размещения в местном пансионате – как тут не воспользоваться благоприятным случаем. А дальше дело техники. Прямо на вокзале в условленном месте ей передадут билет в купейном вагоне коллеги из одного московского вуза, участники конференции, разделившие общие хлопоты по приобретению горящих билетов. Раз все организовано в последний момент и с кучей неопределенностей, то, естественно, никому провожать ее на вокзал не надо, поскольку время матери и отставленного жениха, такого же аспиранта-математика с диссертацией на выходе, ценится, как свое, драгоценное донельзя.

Поскольку «спасение утопающих и отъезжающих – дело рук и ног самих отъезжающих», то именно она сама все разрешит своими собственными силами в режиме реального горящего времени, где всякое может случиться и приключиться. Но наверняка все закончится благоприятным исходом даже тогда, когда билеты выкупаются в последний момент, пусть даже неизвестно – с какого вокзала выезжать. Мол, надо надеяться только на веселый счастливый случай и безотказную работу сотовых операторов мобильной телефонной связи: нужная информация будет у нее в виде «эсэмэсок с летящей походкой» в последний миг, буквально перед отходом поезда. Какой уж тут брать с собой лишние вещи – только самое необходимое, точнее говоря, только «достаточное» для доклада, для дороги, для недели у теплого моря.

Лера, как никто другой, понимала, тревожное и одновременно прагматичное умонастроение своего молодого нервного «бывшего жениха»: раз за почти три года ее и его аспирантуры им не удалось зачать ребенка, почему бы хоть ей-то не зацепиться за возможность вовремя и в срок защитить диссертацию? Какое там «ущемление мужского достоинства», если бывший жених будет также защищаться максимум через полгода после защиты бывшей невесты? Ведь успех в таком зыбком, рискованном деле, как завершение учебы в аспирантуре с защитой в срок диссертации, зиждется на краеугольном камне, на котором начертан мощный императив – всё успеть вовремя! А успех и фарт в режиме горящего времени диссертанта на выходе зависят, по сути, от совпадения места и времени всех участников будущего действа на конференции: докладчика-аспирантки, ее научного руководителя, намеченных шефом официальных оппонентов и ответственного представителя ведущей организации. Там же «на месте» будут намечены и согласованы сроки защиты на докторском Ученом совете их НИИ с соответствующей рассылкой заранее подготовленного автореферата диссертации с упоминанием оппонентов и ведущей организации.

Прозорливым сметливым девичьим умом Лера догадывалась, что после такого авантюрного путешествия, ее-то дом, может быть, и устоит на пронзительных ветрах ускорившегося времени. Только выдержит ли всевозможные потрясения дом ее попутчика Евгения Михайловича Брагина в четырехместном купе на двоих? Только каково будет узнать, не дай Бог, об их романе, тайном авантюрном путешествии уважаемого доктора наук, профессора, завлаба академического института его сыну и дочке, сирот без матери? Почему она с тревогой думала о скорых катастрофических потрясениях для его дома, а не для своего? Догадывалась, нет, интуитивно знала: вдовцу-профессору была ниспослана свыше непозволительная роскошь – безнадежно влюбиться, как мальчишка, и к тому же так же безнадежно влюбить в себя молоденькую университетскую аспирантку. А еще катастрофное предощущение Леры было связано с тем, что ее собственные «подозрения с задержкой» подтвердились: она была беременна и, самое главное, не хотела, в отличие от героини молодежного шлягера, чтобы это было временно. Она хотела ребенка именно от него… И диссертационные дела были вторичными в сравнении с ее неистовым желанием стать матерью… В браке или вне брака?.. Нет, все же в браке, первом браке…

Что в домашнем кабинете Брагина, что на рабочем месте в институтской лаборатории в последнее время его тайного романа с Лерой был необыкновенный порядок, говоривший о великом сосредоточении на деле всей жизни и творческом вдохновении. Так получилось, что своих первых «главных» аспирантов Брагин отпустил в бессрочные научные зарубежные «стажировки», а то и сразу по новому месту работы в фирмах Кремниевой Долины, – как-никак великая страна рухнула в одночасье, и академическая наука рыночными реформаторами финансировалась по остаточному принципу. А своих новых аспирантов и молодых сотрудников лаборатории Брагин загружал текущей плановой работой наполовину, а то и меньше – без своего традиционно жесткого контроля за исполнением плана. У него в последние три месяца даже не было лишнего рабочего времени на обсуждение полученных результатов с сотрудниками. Причина была проще простого: он изобретал новые структуры, элементы и системные блоки интегральной электроники высокопроизводительных компьютерных и телекоммуникационных систем и самостоятельно моделировал, рассчитывал новые технические и технологические решения на личном персональном компьютере и мощной рабочей станции института.