— Все как один, они твердят, что мой министр внутренних дел Протопопов будто бы сошёл с ума, представляете?

— И что же вы им отвечаете?

— Говорю, что, стало быть, Александр Дмитриевич сошёл с ума после того, как я его министром поставил? Раньше ведь нормальный был, — пожал плечами Государь. — А они — нет, теперь Протопопов сошёл с ума по настоящему и взаправду.

Николай откинулся на спинку стула, положил нога на ногу и спросил.

— Не знаете, почему остальные министры выражают вам недоверие и отчего у меня по несколько раз на дню просят отправить вас в отставку незамедлительно?

Теперь уже Протопопов первым махнул стопку с самогонкой.

— Знаю.

Николай кивнул, выпил и перевернул рюмку верх дном, показывая, что на сегодня — достаточно. Протопопов почувствовал некоторое облегчение, потому как его нынешнему телу явно хватит алкоголя.

— В таком случае полюбопытствую, в чем дело? — спросил Николай.

— Полагаю есть возмущение в том, что я обосновал созыв Думы раньше срока.

— Где это произошло? Ваше это обоснование?

— На выступлении в совете министров, после официальной части, когда мы высказывали друг другу частные инициативы.

— Не для протокола?

— Нет.

— И когда вы считаете нужным начать сессию после перерыва?

— Сегодня же дума должна была быть собрана, — Протопопов подался чуть вперед и повторил. — Сегодня же.

Взгляд Николая после этих слов сделался ещё более грустным и одновременно более жутким. Теперь Протопопов понял, почему так сложно выдержать этот взгляд. В нем будто бы собралась и зрела вся боль русского народа, готовая в любой момент выплеснуться наружу.

Александр Дмитриевич, заходя в кабинет предполагал, что Государю доподлинно известны даты и формулировки, которые министр внутренних дел выдвигал на совете, в том числе на не запротоколированной части с частными инициативами. А своими расспросами Николай лишь преследовал цель услышать обо всем собственными ушами от первоисточника. Хотел, так сказать, сопоставить. Поэтому Протопопов был уверен, что Государь прекрасно осведомлён о его намерении открыть грядущую думскую сессию уже сегодня, до того как инициатива была озвучена Государю. Но по той или иной причине Николай откладывал встречу и не выдавал никаких решений касаемо думской сессии… мысль Александра Дмитриевича вдруг оборвала страшная догадка.

Что если Всемилостивейший Государь до сегодняшнего дня ничего не знал и находился в неведении?!

Ни сном, ни духом?

Не знал, предположим, до самой встречи с премьером Голицыным?

Ведь то заседание совета министров, вернее та его часть, что проходила неформально, никак не протоколировалась. И значит не входила в систему обязательного документооборота и Государю о том не докладывали в тот же день.

Будь все на самом деле так, то Голицын мог донести Государю о предложении переноса сессии только сейчас, несколько дней спустя. В день, когда Протопопов собирался созывать Думу. И донести как бы между прочим, с другим ворохом донесений. Возможно даже высказавшись на счёт переноса на ранний срок в негативном ключе и обосновав неспешность своего доноса полной абсурдностью самого предложения Протопопова. То же, что предложение абсурдно и не стоит выеденного яйца — на эту тему царю хорошенечко так канифолили мозги, готовя почву с ежедневными доносами на тему, что министр снова сошёл с ума и требуется его немедленное увольнение.

Отсюда и взмыленный вид Голицына, когда он покидал Государя после аудиенции и его видел Федя. Неизвестно, как прошёл разговор, и как царь отреагировал на полученную с запозданием информацию. Может премьер просто перенервничал, а может…

И неизвестно ещё вот что. По какой причине Голицын затянул с доносом по результатам неофициальной части совещания совета министра. Действительно считал идею проведения думской сессии 12 января абсурдной и от того не думал о ней всерьёз? Или он затягивал с донесением сознательно и боялся организации реального переноса? Знать это было важно, поскольку в первом случае это было политической глупостью, а вот во втором — настоящей государственной изменой.

— И что, кто-то против выступает, если неделей раньше или неделей позже собрать? — спросил царь, как будто удивившись, и одновременно возвращая внимание Протопопова к разговору. — Какая в этом вообще необходимость с другой стороны? Разве она есть? Просветите.

— Намедни господином Курловым от жандармерии было доложено, что ряд думских господ отправились в Царское село на грузовозе военного образца, вооруженные пулемётом. Их целью было покуситься на жизнь лиц царской семьи. Узнав о готовящемся покушении, я взял на себя смелость отдать приказ уничтожить террористов на месте и безотлагательно, что и было произведено тотчас. Далее мной было инициировано тщательное расследование, результаты которого помимо прочего представлены в отчете вашему высочеству. Мы проработали и раскрыли деятельность группировки…

Николай слушал, но не показывал эмоций. Совершенно никаких. Пока Протопопов говорил, он достал ещё одну папироску уже третью по счету и закурил.

— Саша, — едва ли не шёпотом сказал он. — Скажите мне, какое ваши теперешние слова имеют отношение к переносу думской сессии?

Протопопов хотел подробно рассказать Государю о том, что группа на крючке, террористы выявлены, но аресты приведут к волнением, поскольку среди подозреваемых лица общественно значимые. Но осекся, вопрос Государя был более чем понятен. Слушать о другом Николай не хотел и своими словами показал это наглядно. Его даже не заинтересовала информацию о планировавшемся покушении на Александру Федоровну.

— Самое прямое. У нас есть имена тех, кто паразитирует работу Думы. Я предлагаю бить врага с думской трибуны и сделать Думу бесполезной и даже послушной, и все это возможно при переносе…

Николай стряхнул пепел со своей папиросы. Вздохнул.

— Зачем же делать бесполезной Думу? Я вводил ее для того, чтобы она могла быть полезной моему народу. Зачем людям бесполезная Дума, господин министр? — как казалось, с искренним любопытством спрашивал Государь.

Протопопов аж почувствовал растёкшийся ниже солнечного сплетения холодок.

— Затем, что проведение думской сессии в названный срок нивелирует возмущения народа и парализует деятельность радикалов. Этого времени будет достаточно для проведения союзнической конференции, к примеру.

Николай курил.

— Если Дума по итогу оказалась несостоятельна по той или иной причине, если ее паразитировал нежелательный элемент, то смею вам напомнить, что именно такую Думу выбрал народ. Такую Думу хотели. Как может происходить обучение, если не на практике?

Повисла пауза, Протопопов думал.

— Если бы голоса выборщиков распределялись так, как того они заслуживают, полагаю, что мы видели бы совершенно другую Думу, — медленно проговорил Александр Дмитриевич. — И вы правы, такую Думу как сейчас заслуживают те, кто ее выбрали, вот только остальные тут не при чем.

На этот раз пауза повисла со стороны Государя.

— Занятно, что другие господа министры говорят в голос обратное и утверждают, что вы сошли с ума, не находите? — наконец, спросил Государь. — Не считаете это любопытным и даже занимательным? Белую ворону и свои заклюют, слышали?

— Я могу говорить за себя, а я говорю интересами Государя и Отечества, но если Всемилостивейший Государь прикажет, я могу тотчас пересказать все доводы и обосновать их тщетность фактами, — ответил Протопопов, ответил с твёрдостью.

Николай медленно покачал головой.

— Не стоит, у меня право уже болит голова это слушать от Голицына… и остальных. Что до патриотов, на которых вы полагаетесь…

Николай как бы растеряно прохлопал себя по карманам штанов, как будто ища что-то, потом нагнулся и достал из ящика стола листы бумаги.

Исписанные и почерканные в некоторых местах.

— Вот, что мне предлагают патриоты. Ознакомьтесь.

Он положил листы перед министром.