— Подтверждаю, — заявил министр торговли и промышленности Шаховской.

Вмешался Голицын.

— Все Вы верно говорите, Александр Дмитриевич, но Вы же понимаете, что нас заклюют и не дадут вдоха сделать, когда Дума откроет сессию в срок, а тут вы предлагает более раннее заседание. Родзянко начнёт беспокоить Государя… Нам нужно время. Такое решение никуда не годится.

— Поступайте, как считаете нужным, разумеется, я что, я как все проголосую. Вот только один важный нюанс, господин Голицын, как и господа здесь присутствующие. Намедни, а если быть точнее, то вчера я получил секретный доклад из жандармерии о том, что господин Бобринский, а вместе с ним ещё ряд небезызвестных думских господ депутатов отправились в Царское село на грузовике, разработанном на военные нужды, вооружённые пулеметом, который они тайно повезли в грузовом отсеке. Каждый из них был вооружён личным оружием помимо прочего.

— Батюшки… — изумился премьер.

Остальные напряглись.

— И что с ними стало? — спросил Беляев.

— При попытке задержания данных террористов, они оказали полицейским сопротивление и были уничтожены.

Все сидели молча с совершенно каменным лицами.

— Господин Протопопов, но какая же причина демарша графа Бобринского, — прошептал едва слышно Голицын.

— А причина господин премьер министр в том, что они хотели убить ее величество Александру Федоровну…

По залу разнесся вздох.

— Поэтому господа, полагаю, что Вам не нужно объяснять, что у нас есть уникальный шанс воспользоваться и обличить деятельность террористического Прогрессивного блока в глазах общественности, на которую они опираются? И чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Потому что достоверно знать о планах этой террористической группировки не получается, а значит у нас нет времени на разного рода отсрочки и переносы думских сессий.

— Так давайте же арестуем тех мерзавцев которые принимают участие в заговоре! — вскрикнул Раев. — Все забросим в тюрьмы!

— На фронт их!

— Не выйдет, аресты спровоцируют волну возмущений, что им и нужно. Помимо прочего, эти мерзавцы уверены, что мы отсрочим думскую сессию или распустим думу на совсем, и они получат шанс действовать открыто и без оглядки, заручившись поддержкой общественности. Поэтому, предлагаю действовать на опережение и бить врага на его же поле. С трибуны Думы. Мое предложение — сессию не переносить, но сделать Думу бесполезной и даже послужной после нашего обличения.

После речи Протопопова висела гробовая тишина. Александр Дмитриевич решил вбить последний гвоздь в крышку гроба и, поднявшись со стула, сказал.

— Вот что господа, какие бы разногласия не были между нами, в ближайшие дни это не будет иметь совершенно никакого значения. Если мы перенесём сессию в нынешней ситуации или арестуем террористов, то это приведёт к крайним народным возмущениям. Это в свою очередь сделает невозможным ни проведение качественной конференции с союзниками вам господин Белов, ни проведение курса вам господин Голицын, ни выделение кредитов вам господин Барк… это полностью и целиком развалит наш с вами кабинет министров и оставит о нем память, как о клубе неудачников. Нам нужно действовать решительно, исходя из новых реалий. Предлагаю сессию Думы с 19 января перенести на 12 января!

С этими словами Протопопов вышел.

1917 год, январь 7,

Петроград.

Положа руку на сердце, Протопопов признавал, что сценарий правой террористической организации родился буквально на ходу. Александр Дмитриевич первоначально полагал, что на голосование выставят больше вариантов судьбы сессии Государственной Думы, а не ограничатся двумя датами переноса ее сессии. Была у господина министра некая убежденность, что «треповцы» будут стоять за проведение сессии в срок, что понятно и логично для прогрессивно настроенной ячейки. Да, нужного количества голосов для утверждения решения не наберется, но Протопопов рассчитывал обзавестись поддержкой двух-трёх «щегловитовцев» прямо «по ходу пьесы». Однако условный «центр» Совета министров из старой гвардии присоединился к большинству. В таких новых условиях базовый план затрещал по швам, в тему легла карта «террористов», вытащившая ситуацию сама себя, как барон Мюнхгаузен.

Как бы то ни было, заседание совета министров осталось позади. Оно носило неформальный характер и не заносилось в канцелярский журнал, но о результатах совещания будет доложено Государю в ближайшие часы. Только Николай II во всей полноте своей царской власти мог окончательно постановить, что станет с ближайшей сессией Думы.

Собрать Думу в срок 19 января?

Перенести начало сессии на 12 января?

Отсрочить или вовсе распустить Думу?

Подобным вопросом Государь задастся не позже вечера сегодняшнего дня. Главное — сделать так, чтобы поступающая к царю информация была максимально достоверной и привела к правильному окончательному решению. Даже если министры не поддержали Протопопова в переносе сессии на ранний срок, то все необходимые рычаги были нажаты и механизм запущен. Протопопов хорошенько «вскрыл гнойники» у некоторых министров и этим заставил их суетиться и переживать. Помогли имеющиеся в архивах МВД материалы и личные знания Александра Дмитриевича из будущего.

Поэтому новости о спасительном переносе под соусом слухов о правой террористической организации, окажутся у Государя. Донесут министры, передаст Александра Фёдоровна (императрицы о том поведают «свои»). И, в конечном счете, получив пищу для размышления, Государь вызовет в Царское село самого Протопопова, пожелав все узнать из первоисточника. Раньше Николай решение не примет, потому как любит анализировать и сопоставлять данные из разных источников. Зато если уж примет, то от решения своего отказывается крайне болезненно и тяжело, даже если отчетливо понимает, что не прав…

То, что поступающая Государю информация будет разной по своей сути, Протопопов понимал хорошо. Ему удалось поколебать министров, и их решение после ухода из зала не было уже столь единым, это наверняка. Но надеяться только лишь на это — в корне неправильно. Протопопов проживший длинную и насыщенную жизнь, отдавал себе отчёт, что судьбу свою не следует перепоручать обстоятельствам. Наоборот — можно. Потому Александр Дмитриевич по выходу из зала заседания, продолжил действовать и закручивать гайки, чтобы гарантировать думскую сессию на двенадцатое число, которое было не за горами.

Первым делом он вызвал Курлова в министерство. Генерал прибыл меньше чем через час. Они заперлись в кабинете, где состоялся важный разговор.

— Вызывали господин министр?

— Вызывали, господин Курлов, присаживайтесь, потолкуем.

Протопопов подробно пересказал генералу то, как произошло неформальное заседание Совета. Курлов пока слушал даже закурил, прямо в кабинете, хотя с тех пор, как Александр Дмитриевич стал министром, курить в здании МВД стало строго настрого запрещено — во двери дома 57 появилась отдельная курилка.

Но пусть курит, дело то серьезное и нервы выматывает.

Протопопов велел генералу задним числом подготовить обширный материал, который бы безапелляционно доказывал, что Бобринский и другие убитые — террористы.

Нашли мотивы.

Обсудили.

Свели концы с концами, чтобы билось, с какой стороны не подойди.

— Ещё раз, Павел Григорьевич, к вечеру завтрашнего дня, чтобы у меня вот на этом столе лежали материалы на всех пятерых наших хлопчиков.

— Понял, Александр Дмитриевич, выполним в лучшем свете. Никаких cousu de fil blanc[11].

Курлов было удалился, но Протопопов тормознул его в дверях.

— Павел Григорьевич. Сходите к Васильеву и раздобудьте какие у нас есть висяки по особо тяжким. Смело все вещайте на наших террористов.