Ночь в очередной раз настигла их в дороге, местность впереди была болотистой, Вадим не хотел рисковать и тащиться в эту глушь в такое время. Вероятно, те же мысли посетили караван торговцев, находившийся на стоянке у дороги. Там же остановился фургончик небольшой театральной труппы, направлявшейся в Новиград, и прибившиеся к нему одиночки-путники. В общем, в итоге к полуночи у кромки леса разбился целый лагерь, над которым, несмотря на безжизненную тревожную атмосферу, витало какое-то особое уютное единение, как бывает иногда на праздниках. А праздники Вадим любил.

Бард — высокий сухопарый мужчина с лютней наперевес — мурлыкал что-то усыпляющее да расхаживал между костерками, собирая монетки. Вокруг фургончика труппы собралось много народу. Кто-то слушал, кто-то спал.

Вадим и Алтан разместились поодаль. По правую руку от Дракона было поле, убегавшее на километры вдаль — до чернеющей на возвышении кромки леса. В паре шагов от них — тоже на самом краю лагеря — у костра сидели мужчина и женщина — кажется, кметы — в окружении детей разного возраста. Младший из них — на вид лет двух от роду — уже не раз норовил уползти от родителей, то и дело хватавших его то под пузом, то за ножки. Остальные — девочки-близняшки лет пятнадцати и мальчик на пару зим помладше сестер — уже спокойно дремали, убаюканные низким гомоном разговоров и лютней.

Вадим развлекал себя наблюдением за тем, как этот маленький клоп пытается удрать от утомленных долгой дорогой родителей. Он бы, может, и помог, но вмешиваться в чужие беды больше не собирался — за добрые дела он, чаще всего, не получал никакой благодарности. А вот по рогам получал, причем не раз. Доброе слово и кошке приятно, но на «нет» и суда нет. Мучайтесь как-нибудь сами.

— Да вот думаю о нашем первом разговоре, — признался Вадим запоздало, усмехнувшись, когда малой в очередной раз извернулся из материнской хватки и припустил в их сторону на четвереньках, забавно кряхтя.

Алтан, оторвавшись от медитативного созерцания огня, проследил за его взглядом, приподняв край капюшона. Кметка посмотрела на них с тревогой, затем ее внимание привлекли поблескивающие в свете костра ведьмачьи мечи. Женщина побледнела и снова подхватила малыша, прижимая того к груди. Мужчина ворошил костер палкой, не обращая ни на ребенка, ни на нее никакого внимания и, кажется, медленно засыпал. По лицу Алтана пробежала тень.

«Жалеет», — подумал Вадим, но говорить ничего по этому поводу не стал, потому что смущенный Алтан и злой Алтан — это ровным счетом одно и то же, а ругаться настроения не было. Мальчишка как-то подозревающе на него зыркнул. Глаза блеснули под капюшоном. Ждал язвительного комментария, но так и не получил.

— О первом? — его красивое лицо осталось бесстрастным. Если подумать, лицо у Алтана вообще было, на первый взгляд, невыразительным, но в то же время, если присмотреться внимательнее, богатым на какие-то необычные оттенки эмоций, а наблюдать за другими Вадим просто обожал. Алтан вообще оказался натурой невероятно эмоциональной. Так сказать — с тонкой душевной организацией. У чародеев это наблюдалось очень часто, но то ли в силу личных качеств, то ли возраста Алтан казался Дракону более искренним. Правда, он больше склонялся ко второму варианту — не доломала паренька жизнь еще. Есть, к чему стремиться.

— Не самом. О том — у Яруги.

Алтан понимающе кивнул:

— О твоей памяти?

— О ней родимой.

— И?

— Золотце мне поможет? — Вадим ухмыльнулся, приподняв брови и проведя кончиком языка по нижней губе, и Алтан состроил презрительную гримаску, надеясь, что не выглядит так глупо, как ему ощутилось.

О случившемся в банях они не говорили, но Алтан видел намеки на это в каждом движении, прикосновении и взгляде. Будь у него его магия, а не жалкие ее крохи, влез бы к ублюдку в голову и увидел, что тот думает на самом деле.

— У тебя так много секретов и тайн, — он перевел на Вадима немигающий взгляд. Алтан начинал понимать, как именно нужно иметь с Драконом дело. — Придется поторговаться.

— Помочь мне сможет любой чародей, — тот осклабился, но привычная развязность ему изменила. Ступил на неизвестную территорию.

— И пустить тебя на опыты? Конечно, — Алтан перебирал пальцами траву у костра, и та, казалось, становилась зеленее и выше. — Ведьмаки недостаточно изучены, а кое-кто горит желанием перезапустить ведьмачий цех, — он двинул бровью. — Кто знает, на что он может быть способен.

— И кто же? — Вадим не веселился. Эта тема ему забавной не казалась.

«Как иронично», — Алтан хмыкнул, выдерживая его тяжелый взгляд, и поднес к губам флягу с водой:

— Пусть это окажется для тебя сюрпризом, — он отпил и пожал плечами. — Тема гуманизма в наших кругах стоит остро. Если кто-то публично заявит о том, что проводит эксперименты на живых людях, то его осудят и могут наказать. Но, с другой стороны, ведьмаки — не люди, правда? Так что прецеденты случаются разные.

Вадим задумчиво постукивал пальцами по колену. Он никогда не ругался на Алтана вслух, но на его лбу сейчас читалось очень явное «ублюдок». Вадим пытался понять, верить ему или нет.

— Ученые азартнее игроков в гвинт, — парень, прищурившись, улыбнулся, мама звала его за эту улыбку змейкой. — Чародеи обычно тщательно скрывают свои невинные увлечения. Был у нас один лет пять назад — аккурат после битвы за Содден случился, жертв насчитывают сотни.

— Неплохо развлекся дядя, да за чужой счет, — Вадим закинул в костер какую-то щепку.

В темноте запел соловей. Теплая душная ночь висела куполом над их головами. Алтан медленно кивнул:

— После сражения было не до пропадавших без вести кметов — их обычно не считают, мало ли кто куда решил уйти и в какие болота забрел в итоге. Капитул спас нас от вторжения, но… многие погибли.

— Как много интересного я пропустил, однако, — Дракон прикрыл глаза, делая глубокий вдох. — Даже жаль… ты тогда где был, Золотце? У мамки под боком?

Алтан прохладно хмыкнул:

— В Бан Арде. Моя мать участвовала в Содденской Битве{?}[одно из крупнейших сражений с Нильфгаардом, ход которого переломил чародейский Капитул].

— У нее, выходит, двое детей и жив отец? Сколько ей?

— Сорок пять.

— Совсем молодая{?}[для чародейки — совсем юность].

Алтан потупил взгляд, упершись локтями в бедра. За это время он не раз задавался вопросом о том, была ли она жива или осталась под обломками на Танедде. От второго варианта что-то склизкое и холодное, казалось, скручивалось внизу живота. Кончик носа кололо, но где-то в груди все еще теплилась надежда.

Они с матерью уже это проходили: когда Алтан осознал, что увидит, как стареет его сестра, что будет свидетелем того, как люди, которых он знает, медленно иссыхают и умирают, пока он, застыв, как растение в вечной мерзлоте, существует в безвременье и дальше, ему захотелось исчезнуть. Алтан смотрел на нормальную жизнь с тянущей тоской уже сейчас, что будет дальше? Смирение?

Мама тогда взяла его за руки и присела перед ним — жалким и маленьким — на колени. Говорила что-то о Предназначении, ответственности и долге, а Алтану казалось, что это она — не он — чего-то не понимает. Большая сила — большая ответственность. Ему казалось, на него ложится нечто неподъемное, что-то, под чем он надломится, как сухая ветка.

— Что ты сделаешь, когда вернешься в Новиград, Золотце? Отправишься на поклон к Визимиру? — Вадим снова подтрунивал.

«Да кому я нужен без Хаоса», — Алтан стиснул зубы. Ему хотелось по приезде предложить Дракону работать на их семью, но в то же время мстительная фантазия вырисовывала сцены, где он кидает тому деньги в лицо и приказывает проваливать.

— Лучше скажи мне, как в твоих руках оказался столь могущественный магический артефакт{?}[свисток, призывающий адских псов], — он втянул носом воздух и вздрогнул, когда на его колено шлепнулось что-то теплое и живое. Ребенок. Алтан замер с приподнятыми руками. На него смотрели с исключительно детским любопытством. Дракон низко рассмеялся и качнул головой в сторону, когда чародей возмущенно на него посмотрел. Алтан оглянулся и понял: женщина уснула.