«Когда все звуки спутались в едином…» Когда все звуки спутались в едином Скрежещущем и лающем аду, Он на спину упал на черном льду, И вдруг на небе, за клубами дыма На миг увидел бледную звезду. Металл метался в ярости жестокой, Казалось – все исчезнет без следа. А для звезды, спокойной и далекой, Земля была такая, как всегда. И понял он, что выживет в аду, Чтоб тишину вернуть на землю И полететь на бледную звезду. «Кем я был на войне?..»
Кем я был на войне? Полузрячим посланцем из тыла, Забракованный напрочно всеми врачами земли. Только песня моя с батальоном в атаку ходила — Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли. Я подслушал в народной душе эту песню когда-то И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей: – Лети! И за песню солдаты встречали меня как солдата, А враги нас обоих старались убить на пути. Что я делал в тылу? Резал сталь огневыми резцами. Взявшись за руки, в тундре шагали мы в белую мглу. Город строили мы, воевали с водой и снегами. С комсомольских времен никогда не бывал я в тылу. Дай же силу мне, время, сверкающим словом и чистым Так пропеть, чтоб цвели небывалым цветеньем поля, Где танкисты и конники шляхом прошли каменистым, Где за тем батальоном дымилась дорога-земля. «Так песне с далеких времен суждено…» Так песне с далеких времен суждено: Родившись внезапно, умчится в окно И ходит по свету сама. То в сердце твое застучит горячо, То ласково тронет тебя за плечо, То горе разделит с тобой. Теплом из далекого дома пахнет И силу в солдатскую душу вольет, На подвиг ведя боевой. И где б ни случилось – в походном строю, В землянке, у смерти на самом краю Иль в мирном девичьем окне, — Что может быть большей наградою мне, — Чем песню подслушать свою! Пускай ни один из ее запевал Не знает того, кто ее создавал, — Пусть, только народному сердцу верна, Кому-нибудь в жизни поможет она. * * * «Мы полюбили праздники войны…» Мы полюбили праздники войны, Привыкшие к военным будням люди. Шаги друзей нам делались слышны Сквозь залпы салютующих орудий. И тот последний, как он был хорош — Победный праздник в теплый вечер мая. В нем все, что будет, все, что не вернешь, В нем наша жизнь и наша месть святая. И голоса Победы и весны Сливались в небе с залпами орудий. Мы полюбили праздники войны, Но пусть их больше никогда не будет. Друг Есть друг у меня. Чудак-человек. Он часто неуловим. За тридевять гор, за тридевять рек Мы вечно бываем с ним. Мы разное делаем на земле, Под солнцем и под огнем, И редко стоят на одном столе Наши стаканы с вином. Пришлет телеграмму он раз в году — Писать не доходит рука. Но, если он скажет «Приди», приду Из тридевять далека. Пространству сердца не удержать, Снегам не засыпать путь. Что нам надо? Руку пожать, В глаза друг другу взглянуть. И, если ошибка в судьбе моей — За пять минут по часам, Даже не рассказав о ней, Ты догадаешься сам. Дружить – это слышать сердца стук, Он совесть моя, мой друг, Хоть разное делаем мы на земле, Под солнцем и под огнем, И редко стоят на одном столе Наши стаканы с вином. «Есть разная любовь к земле родной…» Есть разная любовь к земле родной — Один прекрасно льет слова и слезы Над полем ржи, над снежной целиной, Над вянущими листьями березы. Другой не мог придумать складных слов, Но, не покинув замолчавшей пушки, Он просто умер за свою любовь У неизвестной дальней деревушки. «Бывает час, когда нам не до шуток…» Бывает час, когда нам не до шуток И понимаешь вдруг, что должен ты Забыть футбол, не трогать парашюта И в воду не бросаться с высоты. Хоть много в жизни есть других дорог, Но тяжко ощущение предела. Зачем транжирил силы неумело, Зачем ты раньше сердца не берег? Зачем ты ночи тратил на скитанья — Шум парусов, мотора вечный гул, — Зачем ты в очи карие взглянул И счет не вел ни ласкам, ни страданьям?! Но спать ложась иль с другом говоря, Ты вспомнишь запах моха на рассвете И обжигающий дыханье ветер… Память Свойство есть у памяти такое — С детства радость помня наизусть, Горе, даже самое большое, Обращать в приглушенную грусть. Как уйти от дорогой могилы? Как забыть? Уйми глухую дрожь, Если горе сразу не свалило, Значит, ты его переживешь. Если б нам не помогала память, Не гасила прошлое вдали, — Все пройдя, что пережито нами, Мы бы жить, наверно, не смогли. |