– Что? – Турин замялся, не понимая, что «этот» от него хочет.

Ответ привел его в еще большее замешательство.

– Бей.

– Чего?

«Этот» вел себя как-то неправильно. В голове у Турина крутились самые разные сюжеты их возможного (только теоретически конечно) общения и поведения «этого» при знакомстве, но сейчас все складывалось как-то совсем неожиданно. Турин был уверен, что «этот» первым делом начнет предъявлять ему претензии за слежку, пытаться выяснить, что за этим стоит, угрожать полицией. Про подобное он успел прочитать на том форуме, где жертвы сталкеров давали друг другу советы.

– Слушай, – «этот» закатил глаза, видя, что Турин не двигается и молчит, выдохнул, будто успел устать от их разговора, глубоко затянулся, – ты таскаешься за мной уже месяц с лишним по метро, пышешь злобой, караулишь в вагонах и на пересадках. Кулаки чешутся, так? Ну давай, бей и отвали уже! В метро все равно не получится, там люди и камеры, а здесь никого нет – вперед!

Он отлепился от стены, сделал пару шагов к Турину и застыл с сигаретой в зубах. Глаза-щелочки были сейчас какие-то совсем темные, злые. Турин даже попятился от него. Стало сразу до обидного погано. Выходило, что «этот» все замечал и думал, что Турин караулит его, чтобы начистить рожу. А он караулил его, чтобы… Турин не знал ответ. «Этот» смотрел сердито, вел себя как-то неправильно, Турин хотел, чтобы то, что происходило сейчас, просто исчезло, чтобы можно было снова ездить в метро, караулить, смотреть издалека, а не быть здесь и отвечать на такие слова.

– Чего молчишь-то? – «этот» все наступал. – Кишка тонка оказалась, глядя в глаза человеку, который тебя не боится, сделать что-то?

«Этот» смотрел зло, с пренебрежением, внутри Турина начал подниматься какой-то протест. Никогда его еще не обвиняли в том, что у него где-то «тонка кишка», тем более кто-то, кто выглядел бы подобным образом. Все очарование момента куда-то испарилось. Он понял, что действительно может врезать. Но не потому, что ему не нравилось что-то в «этом» раньше, а из-за его слов сейчас. «Этот» будто специально нарывался и, похоже, у него получалось.

– Так что? – «этот» затянулся, выдохнул дым Турину в лицо.

– Ничего, – Турин тоже хотел бы закурить, но доставать сигареты не стал – сейчас это почему-то казалось какой-то слабостью, будто «этот» тем самым выиграет еще больше.

Что он выиграет, Турин и сам не понимал.

– Ничего? – «этот» криво усмехнулся. – Зубоскалил столько дней и ничего? Слабак! Даже слов двух – и тех не связал, я так и думал.

– Ты – дешевая шлюха!

Слова вылетели сами собой. Турин ляпнул просто из вредности, разозлившись. Этот эпитет он раньше никогда не применял к «этом», и непонятно вообще, откуда взялось такое определение. Сейчас «этот» бесил Турина всем: уверенным тоном, глазами-щелочками, пирсингом в блядской губе. Бить его Турин бы не решился, но хотя бы обозвать хотелось очень за весь этот месяц безумия, и за то, что происходило сейчас.

«Этот» удивленно вскинул брови.

– Выглядишь как шлюха, – сердито повторил Турин, уже не собираясь отступать. – Смотреть противно!

– Да ну, – «этот» задумчиво посмотрел на Турина, зажевал свое кольцо в губе. – Поэтому столько ходил за мной и смотрел? Потому что я по-твоему шлюха?

Сам он смотрел сейчас так бесяче, провоцируя еще больше, что Турин уже не был уверен ни в чем. Очень хотелось ему врезать – стереть это высокомерное выражение с лица, заставить как-то по-другому общаться, как-то правильно, что ли, по-человечески. В метро «этот» никогда с таким лицом не ездил и на других так не смотрел. Это выводило Турина из себя все больше.

– Это интересно, конечно… А может, я и есть шлюха, – «этот» тем временем равнодушно пожал плечами, – почему сразу – «как»? Знаешь поговорку про «выглядит как утка, крякает как утка, можно поджарить как утку»? Оно и есть!

«Этот» уже откровенно издевался. Турин не помнил, чтобы хоть кто-то вообще позволял себе так долго испытывать его терпение. И так безнаказанно. Впрочем, с «этим» у них изначально были сложные «отношения».

Турин все так же молчал и не двигался – боялся, что сорвется и тогда сам не понимал, что сделает. «Этот» стоял так близко, можно было рассмотреть все: обе сережки в брови и губе, мелкие веснушки на прямом бледном носу, темные брови и ресницы, совершенно фантастические волосы. Сигарета в пальцах тлела быстро, «этот» сделал еще пару затяжек и щелчком отправил ее в реку.

– Так ты не въебать, получается, хотел, а выебать? – продолжил он свой изощренный допрос.

Турин поморщился от грубого определения. Сам он, конечно, и мысленно, и вслух говорил и не такое, но из уст «этого» мат звучал как-то слишком уж хамски. Будто бы он специально говорил так именно с Туриным – такими словами и тоном. Будто бы с другими он так не разговаривал.

– Так что? – «этот» все напирал. – Хочешь?!

– Эм, – Турин совсем растерялся, – я не…

Потеряв с первых наглых слов «этого» всю инициативу в беседе, Турин все никак не мог ее перехватить. «Этот» слишком уже нагло вел себя, слишком много позволял себе.

– А знаешь, что? – «этот» прищурился; в глазах мелькнуло что-то непонятное. – Если хочешь, то платить придется.

Турин вытаращил глаза. Такого поворота он никак не ожидал. Это звучало настолько абсурдно, что он не сдержался:

– Чего?! – переспросил он на всякий случай.

– Деньги есть? – «этот» окинул его неожиданно цепким взглядом.

– Ты меня на бабки опустить решил, что ли?!

Турин, наконец, отмер и сам уже шагнул вперед. Пора было прекращать этот цирк, фарс, провокацию, чем бы это ни являлось. Что бы там ни думал себе этот придурок, Турин собирался немедленно объяснить ему, что он здесь совершенно не за этим.

– Почему опустить? – «этот» пожал плечами. – Я же вижу, как ты на меня смотришь. Хочешь, отсосу?

Это было уже слишком. У Турина перед глазами полыхнуло красным. Через секунду он уже прижимал локтем горло «этого», прижав его к опоре моста.

– Ты что несешь, пидор?! – зашипел он зло. – Совсем охренел?!

– Значит, все-таки хочешь избить? – «этот» дернул бровью. – Тогда бей сейчас и отвали, чтоб я тебя не видел больше в вагоне!

– А если не отвалю?!

Турина как-то странно вело от происходящего: что он сейчас касается его, что говорит с ним, наконец, а не молчит, охреневая, что «этот» – реальный. Злой, дерзкий, чересчур грубый, но совершенно реальный. От него шла волна тепла, чувствовался едва уловимый запах то ли парфюма, то ли дезодоранта, растрепавшиеся волосы сейчас лезли в нос Турину и тоже пахли чем-то, наверное, шампунем. Турин сглотнул. Бить его сейчас совершенно не хотелось. Хотелось понюхать, изучить, попробовать. Дальше мысли Турина уходили в какое-то совсем неправильное русло. Он испугался их, отпустил руку и сделал шаг назад.

Пару секунд они сверлили друг друга злым взглядом. Потом «этот» снова заговорил первым:

– Мой маршрут ты знаешь, – произнес он, одергивая свитер. – Захочешь, находишь меня в метро. Платить будешь наличкой.

– Мне это не нужно.

– Сомневаюсь, – «этот» только усмехнулся.

– Я тебе вломлю сейчас, – пригрозил Турин зачем-то.

– Не вломишь, – «этот» прикурил новую сигарету, – хотел бы – давно вломил.

– Я здесь не за этим, – упрямо повторил Турин. – Я вообще не…

– Если я еду не один, – перебил его «этот», – значит сегодня не твой день – ко мне не подходишь и не отсвечиваешь.

– А…

– Телефон я тебе не дам, – отбил он тут же. – Минет стоит пятеру. Про что-то большее договоримся отдельно.

Он отлепился от стены, и, проходя мимо Турина, неожиданно скользнул рукой по внутренней стороне его бедра и чуть сжал пах. Это длилось всего миг; через секунду он уже взбирался по насыпи к путям. Турин стоял совершенно ошалевший и красный от стыда. Заметив, что «этот» уходит, он кинулся его догонять.

– Я сказал не ходить за мной! – сердито бросил тот, заметив его.

– Подожди! – Турин запыхался, взбираясь наверх. – Я хотел спросить…