– У меня в машине есть куртка.

Внезапный громкий треск из дома вынуждает меня обернуться.

– Я, наверное, пойду. Нужно проверить, жив ли Джек, – шепчу я, сожалея, что нас отвлекли.

Мое общение с Элайджей – самое веселое, что произошло на этой вечеринке. Мы оба встаем, и я стряхиваю пыль со своих шорт. И тут мне приходит мысль, что было бы приятно иметь трезвую компанию.

– Не хочешь пойти со мной?

Он смотрит на меня пару секунд.

– Думаю, я поеду домой. – Элайджа смотрит в сторону машины.

Не в силах игнорировать свое разочарование, я все-таки киваю и улыбаюсь ему.

– Я рада, что ты решил зайти, Элайджа.

– Я тоже, доктор Такер.

Прежде чем я успеваю ответить, он смеется над моей реакцией, доходит до машины и садится за руль. Я же не могу избавиться от единственного вопроса: откуда у него эти раны?

Вернувшись в дом, я оглядываю бушующий хаос. Люстра выглядит так, будто вот-вот рухнет на пол. Трудно сказать, насколько надежно она закреплена, поскольку отражающийся от нее свет каждые несколько секунд меняет цвета в такт музыке. Я пробираюсь мимо танцующих ребят и наконец замечаю пьяного Джека, кажущегося потерянным, будто он заблудился в собственном доме.

– Детка! – восклицает он, бросаясь ко мне. – Я искал тебя повсюду, красотка. Куда ты убежала? – Джек притягивает меня к себе, будто я отсутствовала много лет.

В пьяном угаре он имеет тенденцию становиться слишком милым.

– Я выходила на улицу. Мне нужен был воздух.

Кашель щекочет горло, но мне удается его сдержать.

– Я скучал по тебе и твоим сексуальным танцам, – протягивает Джек, заканчивая фразу не очень сексуальной икотой. – Упс, прости.

– Знаешь, было бы намного приятнее, если бы ты не был пьян.

– Ты… – он берет паузу, чтобы икнуть, – …самая сексуальная девушка, которую я когда-либо встречал.

– Правда?

Джек энергично кивает.

– Определенно. Прости, если я недостаточно часто говорю об этом.

Итак, несмотря на то, что все мое тело болит от усталости, я снова выхожу на танцпол. Джек по дороге выпивает очередной стаканчик какого-то алкоголя.

Когда он осушает еще две кружки пива или непонятно чего, я веду его в туалет, пока он не изверг весь свой дневной рацион на танцпол. Распахнув дверь, я толкаю его прямо к унитазу. Не проходит и секунды, как Джека начинает рвать, а вслед за рвотой начинаются истошные стоны. Я опускаюсь на колени.

– Все хорошо, Джек. Ты в порядке, – шепчу я, успокаивающе потирая ему спину.

Ты сам виноват.

Как только стоны стихают, я наполняю чашку водой и подношу ее к губам Джека.

– Выпей.

Он пытается залпом осушить целую чашку.

– Не торопись, иначе будет хуже.

– Как же мне с тобой повезло, Скар.

Я молчу.

Джек прислоняется к стене. Его лоб блестит от пота, и я нежно зачесываю его волосы.

– Ты удивительная, красивая, совершенная, – бормочет Джек, все еще пьяный, и закрывает глаза. – Ты заботишься обо мне. – Он снова открывает глаза, улыбается. – Я люблю тебя.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб.

– Ты устал? Наверное, пора заканчивать вечеринку.

Джек кивает. Я поднимаюсь, направляясь к импровизированному диджею и выключаю музыку. Все понимают, что на сегодня вечеринка окончена, и через десять минут в помещении никого не остается. Надеюсь, ребята не поехали домой пьяными. Обычно, когда у нас проходят вечеринки, я объявляю, что все, кто не в состоянии ехать домой, могут остаться здесь. Сегодня же мой голос недостаточно силен, чтобы кричать.

Когда последние гости уходят, я возвращаюсь в ванную. Джек все еще лежит на полу.

– Все ушли. Вот, возьми, – говорю я, протягивая две таблетки.

– Спасибо, красотка.

Я беру его за руку. Лихорадка, очевидно, возвращается – мои ладони становятся влажными.

– Тебе пора ложиться. Пойдем, я помогу тебе дойти.

Спотыкаясь, мы поднимаемся по лестнице и, наконец, попадаем в его комнату. Я стягиваю с него грязную одежду и оставляю в одних боксерах, как он любит спать. Затем я укладываю его под одеяло и открываю окно, чтобы впустить немного холода, как он предпочитает.

Уложив Джека в постель, я присаживаюсь на край кровати, чихая от врывающегося в открытое окно холодного воздуха. Из-за сильной боли в горле я морщусь и тяжело сглатываю.

Внезапно к моему лбу прикасается рука. Я опускаю взгляд на обеспокоенные глаза Джека, который заметно протрезвел после рвотных фонтанов в ванной.

– Скар, детка, ты вся горишь. Тебе плохо?

Неужели он наконец-то заметил?

– Я в порядке. Тебе нужно поспать, Джек.

– Что у тебя болит? Давай я приготовлю куриный суп с лапшой или что-нибудь еще? – настаивает он.

Но когда Джек начинает вставать, с губ его срывается глубокий стон. Он ложится обратно, крепко зажмурив глаза.

– Голова кружится. Тошнит.

Смахнув с его лба прядь мокрых волос, я кладу руку ему на щеку.

– Тебе станет лучше, когда ты выспишься. – Мой голос окончательно стал хриплым от напряжения.

– А как же ты? Я не хочу, чтобы ты болела.

– Спи, Джек. Все хорошо.

– Все будет хорошо, если ты останешься рядом. Я должен убедиться, что ты поправишься, – настаивает он.

– Нет, я не хочу, чтобы ты заразился.

– Значит, ты больна.

– Да, и я не хочу, чтобы ты тоже заболел.

Несколько секунд Джек изучает мое лицо, после чего опускает голову на подушку.

– Наверное, ты права. У меня большая игра в следующую пятницу.

– Именно. Игра, перед которой тебе нужно отдохнуть. Поспи немного; утром тебе станет лучше.

– Только если ты поправишься.

– Обязательно.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Спасибо за заботу, Скар. Я люблю тебя. Спокойной ночи, красотка. Будь осторожна на дороге.

Мгновением позже сон вступает в свои владения. Тогда я бесшумно выскальзываю из комнаты, выхожу из дома и еду домой, где наконец-то смогу отоспаться. Всю дорогу я кашляю и чихаю, виляя при каждом чихе. Горло напоминает наждачную бумагу.

Я подъезжаю к дому, аккуратно паркую машину отца и захожу внутрь как можно тише, чтобы не разбудить семью. Но когда я вижу свет, струящийся из кухни, меня тянет к нему, точно мотылька. Мама, одетая в ночную рубашку, стоит у столешницы, перед ней две чашки с теплым чаем.

– Привет, милая.

– Привет, мам, – тихо говорю я, устало улыбаясь ей в ответ.

Она кивает на чай.

– Это поможет твоему горлу.

– Как ты узнала, что я заболела? – спрашиваю я, вдыхая прекрасный аромат чая. Я подношу теплый напиток к губам и позволяю медовому содержимому успокоить горло.

– Скарлет, я твоя мама. Я все знаю.

Смеясь, я подношу чай к губам.

– Все-все?

Она ухмыляется.

– Больше, чем ты хочешь.

Я хмыкаю в ответ: она знает не так много, как ей кажется.

– Что это за парень, с которым ты общаешься? Элайджа?

Я едва не давлюсь чаем.

Откуда…

Она улыбается над кружкой.

– Я же говорила тебе. Я все знаю, милая.

Я качаю головой. Что ж, никогда не стоит недооценивать мать.

– Почему ты не спишь, мам? Уже два часа ночи.

– Не могла уснуть, – тихо говорит она.

С тех пор как умер мой брат, мама стала немного другой. Она впала в депрессию, из которой мы с папой едва смогли ее вытащить. Она просыпалась каждую ночь, кричала, чтобы Макс «уходил», «убегал». Я плакала вместе с ней и пыталась напомнить ей, что он не мог обогнать фуру. Объяснения, однако, не помогали. Я думаю, эти слова только усугубляли ситуацию.

К счастью, ее любовь ко мне и отцу оказалась сильнее, чем болезнь, и ей стало намного лучше. Она наконец-то смирилась с потерей, доказав не только свою силу, но и нашу, ведь все мы каждый день просыпаемся и продолжаем улыбаться, несмотря на трудности, с которыми столкнулись.

И все же ей по-прежнему больно осознавать, что Макса с нами больше нет.

Она не высыпается. Она бросила работу из-за депрессии и не вернулась даже тогда, когда пошла на поправку. Вместо этого она помогает отцу в компании, но формально – она безработная.