– У меня всё по-прежнему, – я невольно сделал ударение на слове «всё», – а ты как?

– Ничего, живу…

В это время монета провалилась внутрь аппарата, что-то там внутри щелкнуло, я испугался, что связь вот-вот исчезнет, и торопливо опустил следующую.

– Сколько лет мы с тобой не виделись, – задумчиво прозвучал в трубке её голос.

– Много. У меня есть возможность приехать в ваш город в командировку на несколько дней. Как ты думаешь?

– Обязательно приезжай!

– Я приеду, я хочу тебя видеть…

– Зачем? – вздохнула она.

Странно, но ни она, ни я, не хотели сейчас говорить о прошлом, будто весь мир мог услышать нас. Может, просто оба не хотели ворошить минувшее, где мы жили другой жизнью и нас разделяло только расстояние. Я мог бы разговаривать с ней сколько угодно, но её ждали дела.

– Извини, мне нужно работать. Люди ждут. Позвони ещё когда-нибудь. И не забудь, ты обещал приехать…

– Я обязательно позвоню! До свидания!

– До встречи…

Выйдя из телефонной будки, я чувствовал себя необыкновенно счастливым человеком. Наверное, у меня в те минуты был очень глупый вид. Мне снова было не больше двадцати. Окружающий мир будто посветлел, стал добрее и доверчивее. Хотелось броситься на шею первому встречу и с радостью сказать ему: она ждала меня! Она всё ещё ждала! И я по-прежнему люблю её!

Незнакомый город поразил меня своими контрастами: рядом с современным микрорайоном из многоэтажных домов-коробок, первые этажи которых играли холодным стеклянным светом витрин магазинов, ютились старые поморские дома, обитые вагонкой и покрашенные, как один, в зеленый цвет. Они дышали историей, и я, добираясь пешком от железнодорожного вокзала до ближайшей гостиницы, испытывал волнение от этого дыхания. Казалось, что вот-вот с грохотом выкатит из тихого переулка конный экипаж, и за розовыми шторками окошечка мелькнет румяное личико купеческой дочки или густая борода самого купца…

Было утро. Совершенно безветренное, но по северному прохладное. Потом погода резко изменилась. Всё вокруг неожиданно преобразилось, стало серым и неприветливым, воздух заметно похолодал, и скоро крупными хлопьями полетел весенний снег, такой густой, что и в десяти метрах ничего не было видно. Автомобили замедлили движение и зашумели шинами по мокрому асфальту, прохожие, наоборот, спешили. И, наверное, я один лишь всё так же неторопливо шагал по улицам её города и вспоминал другой, уже давно растаявший снег…

В весеннюю пору мы встретились в деревне только однажды, приехав туда в начале мая на несколько дней.

Что делать, я не люблю весны. Всякий раз трудно переношу это время, когда и в природе, и в душе начинается брожение. Чувства и мысли идут вразнос, никак не могут слиться в единое постоянное русло. Неудержимо тянет к людям. В эту пору трудно понять самого себя, потому что в душе смятение, нет в ней ни устойчивости, ни успокоения…

Та весна была поздней. Воспоминания о ней наполнены светом наших встреч.

В один из дней, возвращаясь из леса, я увидел на небольшой полянке подснежник. Он рос возле трухлявого березового пня на подсохшем взгорке, прогретом солнцем. Я осторожно выкопал его из земли вместе с корешками, принес домой, и поставил в стакане с водой на окно. Вечером показал подснежник ей. Выросшая в северном городе, возможно, никогда в жизни не видевшая подснежников, она долго и внимательно рассматривала его, а потом то ли в шутку, то ли всерьез обвинила меня в жестокости.

К исходу следующего дня неожиданно повалил снег. Вечером, когда мы встретились, она всё повторяла, что этот снег теплый, и с улыбкой ловила в ладошку снежинки, которые тут же таяли. Снег засыпал, облепил наши плечи и только на её белой вязаной шапочке был почти не заметен.

Мы шли мимо погруженных в сон деревенских изб, и у нас не было мысли о том, чтобы укрыться от летящего плотной стеной снега. Он поскрипывал под ногами весело и мягко, без резкого звука, какой бывает зимой в морозную погоду. Позади оставались следы, две ровных цепочки на дороге, которые тянулись от нас к месту нашей встречи и там расходились в разные стороны к нашим домам.

В моей избе она подошла к окну и снова стала рассматривать подснежник, потом почти с виноватой улыбкой обняла меня и тихо шепнула: спасибо!

А ночью я долго не мог заснуть, курил и смотрел из окна на улицу. В свете ночного фонаря было видно, что снегопад постепенно затихал. Прямо возле моего окна стояла верба. Белый снежный пух бережно укутал на ней проклюнувшиеся сережки, словно для того, чтоб сберечь их весеннюю нежность. Липы в саду дремали.

В эти минуты я тоже думал о снеге, что он теплый…

Устроиться в гостиницу удалось удивительно легко, без всяких передряг и ожидания. Я поселился в двухместном номере на седьмом этаже, откуда открывался вид на окраину города.

После дороги хотелось отдохнуть, выпить стакан чая, но всё нарастающая в душе волна подмывала скорее, не откладывая ни на минуту, позвонить ей, и сдержать себя было просто невозможно. В фойе гостиницы телефонного автомата не было. Я отправился на улицу.

Снег ещё не прошел, по-прежнему валил густо, на асфальте он таял, а на газонах, на прошлогодней пожухлой траве лепился мягким бархатом, белея свежо и пушисто. Телефонная будка оказалась совсем рядом, в двух минутах ходьбы, около кинотеатра. Войдя в неё, я плотно прикрыл за собой дверь и почувствовал, как слабеют руки, а сердце ухнуло куда-то вниз, полетело в неведомую пропасть так стремительно, что перехватило дыхание.

Как много в дороге я думал об этом разговоре и о нашей предстоящей встрече, отыскивал нужные слова, готовился, а оказалось, что не смог предусмотреть обидной мелочи: у меня не оказалось ни одной двухкопеечной монеты.

– Черт побери, – выругался я, – если не повезло с самого начала, то дальше добра ждать нечего…

В ближайшем киоске «Союзпечать» молодая девушка в ответ на мою просьбу разменять деньги недовольно поджала крашеные помадой губки, словно у неё просили десять рублей в долг. Не отрываясь от журнала, который она читала, неприязнью бросила мне:

– Если каждому буду разменивать, то где я наберусь сдачи покупателям!

На мои робкие объяснения категорично заявила:

– Здесь киоск, а не разменный аппарат, – и опустила стекло.

Город встречал меня не очень дружелюбно.

Пришлось идти в ближайший магазин…

После первого же гудка на другом конце провода трубку, ответил незнакомый голос:

– Слушаю.

– Добрый день. Пригласите, пожалуйста, к телефону…

У меня никак не повернулся язык назвать её по фамилии мужа. Я назвал по имени-отчеству.

В трубке замолчали, верно, что-то выясняли, через несколько томительных секунд сообщили:

– Её сейчас нет на месте. Перезвоните через час-полтора. Она будет.

Мне снова не повезло. Даже здесь судьба решила испытать меня ожиданием. Что ж! Нужно было заняться делами командировки. Я зашел в гостиницу. В номере, пока я ходил звонить, поселился сосед, молодой человек, рыжеволосый, элегантно одетый.

– Кальо, – представился он, протягивая руку, – из Эстонии.

Я назвался, что-то буркнул ему о погоде, взял портфель и отправился в город. Смог позвонить ей лишь в три часа. Она ждала моего звонка и сама взяла трубку. Я с радостью выдохнул:

– Здравствуй! Это я!

– Здравствуй!..

Мы договорились встретиться в шесть часов возле речного вокзала. Она работала недалеко от него. По дороге я зашел на базар и купил цветы. Почти у самого выхода кто-то окликнул меня. Услышав своё имя в незнакомом городе, я нерешительно остановился, всё ещё думая, что окликнули не меня, но рядом в торговом ряду, мой сосед по номеру в гостинице Кальо из Эстонии приветливо размахивал тюльпанами. Я подошел к нему.

– Послушай, зачем ты покупал цветы? – сказал он со своим прибалтийским акцентом. – Да разве это цветы? Одно название. Веники. Бери у меня. Бери, сколько надо. Вот, выбирай!