Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Васька, вставай! Замёрзнешь. Мистический случай в заполярье. Рассказ геолога

Эта удивительная история произошла в далёкие советские времена в северо-восточной части Сибири, а именно в Мирнинском районе Саха Якутия. Рассказал её мой отец, которому я безоговорочно верю.

В далёком 1962 году довелось ему поработать на буровой в районе приполярного посёлка Айхал, расположенного недалеко от реки Сохсолоох (с якутского языка – река с ловушками). Посёлок только начал строиться в связи с открытием посреди вечной мерзлоты богатого месторождения алмазов, кимберлитовой трубки «Айхал» (с якутского – восхваление).

Жизнь вахтовиков не только из самоотверженного труда состоит, в ней находится место и для заслуженного кратковременного отдыха. Как-то раз, в свободное от смены время, отправился батя в прилегающую дремотную тайгу поохотиться, обычное для большинства геологов, дело. Он уже не раз выбирался в окрестности буровой с охотничьим ружьём, и у него даже сложился протоптанный маршрут. Был самый конец октября, первого зимнего месяца в Якутии.

В тот день погода с утра намечалась хорошая: было солнечно, небо ясное, морозно, но в меру – чуть менее тридцати градусов. Для тех мест, где средняя температура зимой – минус 50, это более или менее комфортно. В зимний период день – короткий, а температура ночью существенно падает, иногда в низинах до минус 60 градусов. А в глубоком карьере Айхал, так несколько раз ещё ниже опускалась, даже металл горного оборудования не выдерживал, крошился.

Решил в тот день отец не по привычному маршруту пройтись, а сделать хорошую петлю через две большущие сопки и по лежащей за ними мари, заболоченному пространству в тайге. В общем, путь намечался длинный – порядка пятнадцати километров. Профессиональным соболятником он не был, но капканы ставил и боровую дичь добывал. Иногда, по согласованию на оленей охотился, если предварительно для этой цели удавалось трактор с пеной высвободить от работы. Трудовой коллектив поддерживал его увлечение, хоть какое-то разнообразие для местного меню иногда получалось.

Уже давно лёг плотным, белым покрывалом снег, поэтому батя отправился в путь на лыжах. Сначала увязался за ним собакен, но потом передумал, видимо, решил не морозить себе фаберже и вернулся на базу. А морозостойкий человек тем временем прокладывал по снежному насту свой путь среди местных обворожительных зимних пейзажей.

Шёл, не спеша, размеренно, экономя силы: знал, до мари ещё идти, да идти. Преодолел первую покрытую хвойным лесом, сопку, спустился к небольшому замёрзшему озеру и здесь, в низине, решил чуток передохнуть, густым таёжным чаем бодрящее тепло по жилам разогнать.

Выбрал место для привала за большим скальным валуном. Накидал на снег, пахнущий хвоей и смолой срубленный лапник, разжёг жаркий костёр, пристроил на нём закопчённый курносый чайник. Сидит возле огня, греется, языками пламени любуется, о жизни непростой думает. Вдруг как-то резко подул довольно увесистый северный ветер. Он быстро нагнал низкие тяжёлые тучи, плотной пеленой скрывшие небесную синеву, и сверху на замёрзшую тайгу повалил густой колючий снег. Часа три длилась эта воздушная круговерть, ставя жирный крест на так и не начавшейся, охоте.

Настроение у бати упало значительно ниже плинтуса. Природная вакханалия закончилась так же резко, как и началась. Снега навалило прилично. Батя понял, что намеченные планы нарушены, поэтому решил возвращаться на базу, предварительно попив ещё душистого чая на дорожку.

Идти назад пришлось иным маршрутом. Из-за щедро привалившего снега не было смысла подыматься в сопку и понапрасну тратить силы, благоразумно обойти возвышенность, стороной. Снег был очень рыхлый, пробираться по нему даже на широких охотничьих лыжах довольно тяжело. Прошёл батя несколько километров, подустал.

Через некоторое время начал понимать, что где-то сбился с верного направления. По солнцу сориентироваться не получается, тяжёлые тучи его плотно закрыли. А тут ещё природа напомнила о том, что в заполярье день недолог, начало быстро темнеть.

В общем, дело ясное, что ситуация тёмная – заплутал, местоположение не может определить. Остановился, начал вслушиваться, неслышно ли шума буровой. В мороз-то звук далеко разносится. Однако тщетно, вокруг царит лишь звонкая тишина. Несколько раз пальнул из ружья в воздух в надежде на то, что вдруг кто-нибудь да услышит, отзовётся, придёт на помощь.

Стремительно темнело. Температура опускалась, мороз крепчал. Выбора нет, придётся заночевать в тайге, ничего в этом страшного нет, чай не впервой. Нашёл подходящее безветренное место, расчистил от снега, распалил добрый костёр. Спустя время разгрёб кострище, нарубил хвойных веток, накидал их поверху прогретой земли, тем самым обеспечив себя пушистой подстилкой с подогревом. Затем напротив лёжки разжёг два здоровых поваленных дерева и прилёг отдохнуть. Предварительно положив ружьё рядом, но стволом направив в ту сторону, куда путь держал.

Спать не собирался, хотел просто скоротать тёмное время до рассвета. Однако тепло от прогретой земли, завораживающая мелодия потрескивающего костра, накопившаяся за день усталость, расслабили отца, и он заснул.

Сколько проспал, не знает. Но вдруг услышал посреди ночи, вроде как снег скрипит, и какой-то невнятный, то ли шёпот, то ли тихий говор, как будто кто-то себе под нос что-то бубнит. Батя слегка приподнял голову, и сквозь щёлки ресниц, увидел, что на конце одного из горящих брёвен сидит мужик. Незнакомец. Не якут. На его обветренном лице блики огня играют какой-то загадочный танец. Отец хотел спросить: «Ты кто? Откуда?»

Но мужик, заметив, что его обнаружили, улыбнулся и сказал: «Васька, вставай! Замёрзнешь. Холодно». И произнёс это твёрдо и повелительно. Затем поднялся с бревна и направился в темноту заснеженной тайги.

Батя кое-как с большим трудом зашевелился, и в тот же миг почувствовал, что архи холодно, всё тело одеревенело, руки, ноги не шевелятся. Ресницы крепко смёрзлись, морозный иней цепко прихватил, их бы сейчас пальцами отогреть, однако закоченели они, не гнутся. Еле-еле, с болью удалось разомкнуть ресницы. А вокруг – темень непроглядная. Костёр почему-то погас, батя сильно замёрз.

Начал расшевеливаться, раскачался кое-как, мороз жуткий. Бесчувственными пальцами с большим трудом удалось заново разжечь костёр. Согрелся малость и до утра уже не смыкал глаз. Периодически руками махал, да ногами гопак отплясывал. В общем, до утра кое-как удалось дотянуть, а вечером его геологи из соседней партии смогли на танкетке найти.

Оказывается, в эту ночь температура местами, особенно в низинах до минус шестидесяти градусов опускалась. При таком лютом морозе, как правило, люди на открытом воздухе редко выживают, даже возле костра. Однако для бати в целом всё закончилось благополучно, единственное отморозил, но не сильно, лицо, да правую ступню. Последняя до сих пор периодически ноет на перемены погоды, напоминая о встрече с загадочным незнакомцем. Неоднократно батя пытался вспомнить лицо мужика, который его спас, разбудив посреди ночного приполярного безмолвия, но так и не смог.

А потом как-то поделился этой историей с «танкистом», который их весной по зимнику со смены вывозил. Дядька интересный, мудрый, геройский, всю жестокую Отечественную войну прошёл, а после демобилизации по северным просторам полтора десятка лет мотался. Многое в жизни повидал, не раз дерзко судьбу за усы дёргал.

Так вот, он на полном серьёзе сказал: «Возможно, это был геолог одной из предыдущих геологоразведочных партий. Некий Альберт Николаевич, который три года назад бесследно пропал, как раз где-то в этом районе. Толи на озере утонул, то ли в топкой мари сгинул».

Отец после этих слов спросил «танкиста»: «А ты сам то, веришь мне?»

Тот пристально посмотрел бате в глаза и спокойно сказал: «А чего же не поверить-то. На войне и не такое бывало…».

Значит, благодарить за спасение моего родителя, нужно пропавшего без вести Альберта Николаевича. Осталось только большой загадкой, откуда он мог знать имя отца…

4
{"b":"781604","o":1}