– Он очнулся! – сказал кто-то.

Я рефлекторно поднял руку, силясь оттолкнуть мешающий свет, но она едва сдвинулась на несколько сантиметров, затем движение прервал рывок и звон метала. Я снова моргнул, открыл глаза и попытался сесть, одновременно силясь понять, где я.

Размытые силуэты оказались вооружёнными полицейскими, стоявшими по обе стороны от моей кровати, а за ними стояла заметно нервничающая медсестра. Ближайший коп опустил мне на грудь тяжёлую руку и уверенно вдавил меня обратно в кровать. Я дёрнулся и тут же понял, почему не движутся руки: я был пристёгнут наручниками к обрешетке кровати. Всё тело ныло как больной зуб и, как это ни странно, ещё больше болело. Я попытался что-то сказать, но выдавил лишь хрип, а потом закашлялся и попросил болезненным шёпотом:

– Воды… пожалуйста.

Медсестра поспешила ко мне, успокоенная тем, что я под конвоем. Её нервозность растворилась за профессиональной сноровкой, когда она поднесла к моим губам пластиковый стаканчик с водой и дала сделать маленький глоток, потом – ещё один. Ощущение было такое, будто я ничего не пил и не ел много недель подряд. Желудок громогласно об этом заявил, намекая, что водой, которая попала мне в рот, неплохо было бы поделиться с ним.

Я бездумно попытался потянуться руками к стаканчику, но наручники не позволили, а хриплый голос велел лежать смирно. Медсестра отошла, чтобы принести ещё воды, и я взглянул на мужчину, занявшего её место. Надо мной склонилось лицо, к которому я за долгие годы уже привык. Прямо в глаза мне смотрел Джонно.

То есть это был «старший сержант Росс, идентификационный номер 4872», но учитывая то, сколько раз меня арестовывали, я уже выучил всех по именам.

Я застонал и замотал головой.

– Засада, – прокаркал я, глядя на него. – Сколько на свете симпатичных санитарок, которых я мог увидеть, проснувшись, но вижу почему-то твою отвратную харю!

– Это тебе ещё повезло, парень! Ты дерьмово выглядел ещё до того, как сотворил с собой… что бы это ни было, – ответил он, указывая на моё лицо.

Я слабо улыбнулся. Джонно покачал головой в ответ на мою гримасу.

– Вы готовы поговорить с нами, сэр, и рассказать, что же произошло? – вступил было в разговор второй полицейский, но Джонно отослал его:

– Мик, сходи выпей кофе, мне надо перемолвиться с ним с глазу на глаз.

Тот выглядел раздражённым, но давить мне на грудь перестал и послушно вышел из комнаты.

– Он новенький? – спросил я, и Джонно согласно хмыкнул.

– Довольно умный парень, но слишком книжный мальчик для реального мира. Теперь мы с тобой можем поболтать без свидетелей, и ты расскажешь, почему так похерил свою жизнь. А потом мы поговорим официально, и ты будешь предельно честен. Я постараюсь сделать, что смогу. Договорились? И поверь мне, парень: после того, что ты натворил в клубе, а потом в этом доме… Это больше, чем мне следовало бы сделать.

Он указал на мою грудь, и я только тут понял, что обнажён по пояс. Значит, Джонно видел исчертившие моё тело шрамы. Правда, новые уже успели затянуться, а от прошедшего сна остались лишь свежие красные полоски.

– Слава богу, они быстро зажили, – пробормотал я, скосив глаза. Попытался поднять руку к виску, где пульсировала боль, но наручники вновь непреклонно звякнули. – Вот чёрт. Всё настолько плохо?

– Ты имеешь в виду свою голову или парня в реанимации? – спросил Джонно, вопросительно вскинув бровь.

Воспоминание о произошедшем казалось… неправильным. Я с трудом помнил, как добрался до дома Лу и напоролся там на Мартина, да и то ощущение было такое, будто я слежу за чьими-то действиями со стороны. Всё это проносилось в сознании как кино, подёрнутое красной дымкой, только в ушах ревел голос, жаждавший крови. Да ещё вспоминалось ощущение силы и мощи. Даже теперь я всё ещё хотел ощутить их вновь.

– Что произошло? – спросил я слабым голосом.

– Вот это-то я и пытаюсь выяснить, парень. Я смотрел видео с камеры наблюдения в магазине. Ты пришёл израненный, залил кровью весь магазин, потом исчез прежде, чем мы или скорая сумели тебя найти. А потом я услышал, что какой-то псих вломился в дом и, видимо, попытался совершить вооружённое ограбление. Мы приезжаем, а ты лежишь на полу. Повсюду кровь, череп у тебя раскроен, а рядом лежит ещё один парень, забитый до полусмерти, и сидит хрупкая барышня с переломленной пополам бейсбольной битой. А теперь давай выкладывай, пока этот тупица не вернулся.

– Вот чёрт. Старик, я сам не знаю…

– Не надо мне этого дерьма «без комментариев». От тебя я этого ответа не приму. После стольких-то лет! – рявкнул Джонно.

– Да нет. Нет, дружище, я в том смысле, что я и сам не знаю, что там произошло. Ощущение такое, словно это было много месяцев назад, всё как в тумане. Сколько я тут валяюсь?

– Часов шесть, и поверь мне, у докторов к тебе масса вопросов. Я видел твои раны.

Я моргнул и уставился на него, пытаясь как-то уложить в сознании тот факт, что я не умер. Да, у меня всегда всё быстро заживало – невероятно быстро, но это был уже какой-то новый уровень.

Джонно щёлкнул пальцами у меня перед лицом, я вздрогнул и снова посмотрел на него.

– Соберись, Джек! Что случилось?

– Я… Я… Они меня обманывали. Я любил её и…

И я рассказал ему всю историю, ничего не утаивая. Это заняло много времени, но вернувшегося новичка Джонно опять отправил восвояси, а медсёстрам велел подождать за дверью. Когда история была окончена, я чувствовал себя совершенно измотанным и очень несчастным. По щекам текли слёзы, а Джонно кивал, пока я заканчивал свой рассказ.

– …и я до сих пор не знаю, где он, дружище! Пять гребаных лет я был совсем один. Она – единственная, кого я любил. И она со мной поступила вот так…

– Это всё, Джек? – спросил он.

Я кивнул.

– Эй, Джонно, правду и только правду. Давай рассказывай: трахнут меня нежно или нагнул и бензопилу засунут?

Он фыркнул, покачал головой и дал знак напарнику возвращаться из коридора.

– Всё невесело, приятель, но часть из этого я вполне понимаю. Будь честен и не пытайся ничего утаить, так тебе будет лучше. А я переговорю с прокурором. Может, изменят статью обвинения. Или хотя бы и остальных обвинят – между прочим, у тех двоих в доме была целая куча наркотиков. Невинных тут нет, но у тебя, по крайней мере, была причина. Самое лучше, на что ты можешь рассчитывать, – это не слишком длинный срок.

– Так что, труба мне, да? – пробормотал я, понимая, что не могу сейчас думать о том, как разрешить эту проблему. Голова была словно набита ватой, несмотря на то, что душа ушла в пятки. – Подожди… А где, чёрт возьми, мои ботинки? И куртка?

– Ты что, Джек? После всего этого дерьма хочешь спросить меня вот об этом? – Джонно смерил меня фирменным хмурым взглядом из-под вскинутой брови, словно говоря: «Я всё это уже видел, и не раз, а ты в моих глазах несколько выше, чем всякий мусор, так уж не разочаруй меня…»

– Да отвали ты. И без того фиговый день вышел, окей? – огрызнулся я и попытался скрестить руки на груди, но снова звякнули наручники. – И кстати, можно уже наконец это снять?

– Не-а, но попытка засчитана. – Джонно обернулся к медсестре, которая вернулась, чтобы проверить капельницу, катетер которой торчал у меня из левой руки. – Простите, мисс. Его уже можно переводить в камеру или он вам здесь ещё нужен?

– Офицер, его определённо нельзя никуда переводить, категорически нет, – прервал Джонно незнакомый мужской голос.

Я повернул голову, пытаясь рассмотреть его обладателя. Из-за ширмы, отделявшей мой закуток от остальной палаты, вышел высокий темнокожий мужчина.

– Шесть часов назад у этого человека был пробит череп, ему наложили почти сто шестьдесят швов, потеря крови была просто чудовищной. А сейчас он сильно обезвожен, истощён и, кроме того, по-видимому, находится в состоянии шока. А тут ещё вы, опытный офицер полиции, его допрашиваете, хотя он явно не в состоянии сказать ни слова в своё оправдание. Можете поставить охрану у двери снаружи. Но больше никакого воздействия на своего пациента я не допущу, пока сам не сочту, что он готов отвечать на вопросы.