Все шло по нарастающей.

Но снова – нет обвинений в троцкизме, нет обвинений в подготовке террора против руководства партии. Расстреляны не все обвиняемые.

Очевидно, что власть постепенно училась использовать судебные процессы и обвинения во вредительстве. Цели в основном пропагандистские, это своего рода театр. Но с реальными смертями, сломанными судьбами и трагедиями. Зрители в нем – это и простые люди, которым предлагались простые ответы на сложные вопросы, и одновременно доказывалась дееспособность государства и его органов. И специалисты, инженеры, которых советская власть, таким образом, воспитывала, заставляя работать на себя.

Де́ло «Весна́»

Де́ло «Весна́» – репрессии в отношении офицеров Красной армии, служивших ранее в Русской Императорской армии, и гражданских лиц, в том числе бывших белых офицеров, организованные в 1930—1931 годах органами ОГПУ. Только в Ленинграде в мае 1931 года по этому делу было расстреляно свыше тысячи человек.

Организатором дела «Весна» был деятель ОГПУ Израиль Моисеевич Леплевский. При поддержке зампреда ОГПУ Ягоды он раздул масштабы «Весны» до масштабов «дела Промпартии»

Всего было арестовано по некоторым данным более 3 тыс. человек, среди них были А. Е. Снесарев, А. А. Свечин, П. П. Сытин, Ф. Ф. Новицкий, А. И. Верховский, Ю. К. Гравицкий, В. А. Ольдерогге, В. А. Яблочкин, Н. Соллогуб, А. А. Балтийский, М. Д. Бонч-Бруевич, Н. А. Морозов, А. Е. Гутор, А. Х. Базаревский, М. С. Матиясевич, В. Н. Гатовский и другие.

Кроме того, по различным делам арестовано свыше 300 морских офицеров (председатель Научно-технического комитета Балтфлота Н.И.Игнатьев, начальник Управления военно-морских сил РККА М.А.Петров, начальник штаба морских сил Балтийского моря А.А.Тошаков и другие). Всего по Г. д. в Ленинграде в мае 1931 расстреляны свыше 1 тысячи человек. Место захоронения казненных до сих пор не установлено.

***

Дело «Весна» – это первый этап чисток в армии, по нему расстреляно свыше тысячи человек. До этого в 1927-28 годах были репрессии среди бывших солдат и офицеров гвардейских полков, там пострадало около 800 человек. От дела Тухачевского Весна отличается тем что под репрессии попали явно классово чуждые, бывшие военспецы. В деле Тухачевского – удар пришелся на своих, на создателей Красной армии, на победителей Гражданской войны.

В чем была суть обвинений?

Снесарев много общался со своими бывшими сослуживцами по царской армии. Среди его знакомых А. А. Свечин, А. А. Брусилов, С. Г. Лукирский, Н. Е. Какурин, Д. Н. Надёжный и др. В георгиевский праздник бывшие георгиевские кавалеры устраивали встречи, в которых принимал участие и Снесарев. Всех их, по словам Снесарева, преследовал некий страх возмездия со стороны интервентов и белоэмигрантов за службу Советской власти. Это чувство усиливалось к концу 1920-х годов, особенно в связи с «военной опасностью» и с ослаблением (по их оценкам) прочности ВКП(б), как основы существования режима, из-за раскола на «левых», «правых» и «центристов. В рамках группового дела «Весна» целый ряд бывших царских офицеров обвинили в создании контрреволюционной организации и планировании заговора. В число арестованных вошел и Снесарев, арест которого был произведен в ночь на 28 января 1930 года. Обвинительное заключение инкриминировало Снесареву принадлежность к московскому монархическому союзу РНС («Русский национальный союз»). 13 августа 1930 года Снесарев и другие обвиняемые предстали перед Коллегией ОГПУ. Более десяти человек были приговорены к расстрелу. Снесареву высшую меру наказания заменили на 10 лет лагерей. Но на этом злоключения Снесарева не кончились: к прежним обвинениям добавились покушение на свержении советской власти с помощью иностранных интервентов. Началу нового дела послужили аресты и показания помощника начальника 3-го управления перевозок штаба РККА Владимира Серебрянникова и бывшего капитана Генштаба Владимира Сергеева. По этому делу Снесарев повторно был приговорен к высшей мере наказания. По указанию Сталина расстрел был заменён на 10 лет ИТЛ.

Снесарев держал что-то вроде салона для своих, где каждый мог получить рюмку-другую водки. Видимо, изначально это и привлекло внимание ОГПУ – спаивание сослуживцев. Водка лилась рекой, и запьяневшие бывшие начинали крамольные речи. Суть речей была понятна – коллективизация, ругань советской власти, перспективы связанные с «военной опасностью». Конец 20-х – это перспективы войны последовательно с Польшей, Британией, Японией на КВЖД. Активизировались белогвардейцы – их структуры на Балканах сохранялись в боевом состоянии, были налажены даже кадетские корпуса для пополнения.

Этот процесс выделяется из ряда других тем, что он был совершенно не публичным, подсудимые были осуждены не судом, а коллегией ОГПУ. По-видимому, Сталин крайне опасался выносить на всеобщее обозрение проблемы в РККА. Кроме того – не заметно чтобы Сталин был заинтересован в крутых мерах по этому процессу – по его настоянию, дважды приговоренному к расстрелу Снесареву, меняют наказание на 10 лет.

Здесь есть два момента, которые надо бы осветить.

Первый – это противостояние «наступательных» и «оборонительных» группировок в РККА. Свечин возглавлял оборонительную, после дела Весна она была разгромлена, результат мы все знаем по 1941 году. Сталин видимо знал о грызне в РККА и попытался приостановить или смягчить дело, что для него нехарактерно.

Второй – предположения некоторых современных историков что заговор все-таки был.

Чтобы предполагать такое надо совершенно не знать, с какой ненавистью солдаты и краскомы – относились к бывшим в армии. Выступление против соввласти – да их бы растерзали! Если бы выступление возглавил человек типа Гамарника (даже не Тухачевского) – за ним реально могли бы пойти, он обладал огромным авторитетом в войсках. За Свечиным или Снесаревым или Брусиловым – не пошел бы никто.

Тем не менее – дело Весна нанесло сильный удар по подготовке командных кадров в РККА, парализовало нормальную передачу опыта, дискредитировало само понятие «оборона» – и сильно, не менее сильно, чем дело Тухачевского – сказалось на нашем поражении летом 1941 года…

Алексей Максимович Пешков родился в 1868 году в Нижнем Новгороде, в большом деревянном доме на каменном фундаменте на Ковалихинской улице, принадлежавшем его деду, владельцу красильной мастерской, Василию Васильевичу Каширину. Мальчик появился в семье столяра Максима Савватьевича Пешкова (1840—1871), который был сыном разжалованного офицера. Был крещён в православии.

Рано осиротев, Алексей провёл детские годы в семье деда по матери Василия Каширина в Нижнем Новгороде, в частности в доме на Почтовом съезде, где c 1933 года располагается музей (официально открыт в 1938 году). С 11 лет вынужден был зарабатывать – идти «в люди»: работал «мальчиком» при магазине, буфетным посудником на пароходе, пекарем, учился в иконописной мастерской.

В школе Пешков считался трудным подростком. Атеистическое мировоззрение сохранилось у Горького на всю жизнь, уже став маститым писателем, он сказал: «Бог выдуман – и плохо выдуман! – для того, чтобы укрепить власть человека над людьми, и нужен он только человеку-хозяину, а рабочему народу он – явный враг».

После домашней ссоры с отчимом, которого Алексей едва не зарезал за жестокое обращение с матерью, Пешков вернулся обратно к деду Каширину, который к тому времени совсем разорился. На некоторое время «школой» мальчика стала улица, где он проводил время в компании подростков, лишённых родительского присмотра; получил там кличку Башлык. Недолго учился в начальном приходском училище для детей из неимущих слоёв. После уроков для пропитания собирал тряпьё, вместе с компанией сверстников подворовывал дрова со складов; на уроках Пешкова высмеивали как «ветошника» и «нищеброда». После очередной жалобы одноклассников учителю, что от Пешкова будто бы пахнет помойной ямой и неприятно сидеть рядом с ним, несправедливо обиженный Алексей вскоре бросил училище. Среднего образования не получил, документов для поступления в университет не имел. При этом Пешков обладал сильной волей к обучению и, по свидетельству деда Каширина, «лошадиной» памятью. Пешков много и жадно читал, через несколько лет уверенно изучал и цитировал философов-идеалистов – Ницше, Гартмана, Шопенгауэра, Каро, Селли; вчерашний бродяга поражал дипломированных приятелей своим знакомством с произведениями классиков. Однако и к 30 годам Пешков писал полуграмотно, с массой орфографических и пунктуационных ошибок, которые ещё долго выправляла его жена Екатерина, профессиональный корректор.