(год 3490 От восшествия на престол династии Сун, период Сячжи, день 8*)

Натяжение! Нажать на спусковую скобу! Самодельный болт вонзается точно в середину спины огромной черной крысы! Она вертится вокруг болта, тоненько верещит, но убежать не может, стрела перебила ей позвоночник. Убить я ее должен сам, своими руками. Именно голыми руками, чтобы ничто не мешало проведению силы. Наступить на голову, чтобы не укусила, ухватиться обеими руками за тело, и резкий рывок вокруг позвоночника. Так, есть бодрячок, как током дернуло, а в мою хилую тушку вливаются крохи жизненной энергии. Постояли, переварили. Кинуть крысу к шести ее товаркам в сумку. Сейчас наберу десяток, потом можно пойти к коллектору и поджарить ее на раскаленном энерговоде. Жаль перчику нет, но перчик денег стоит, а таких денежек у меня нет. Зато соли сколько хочешь. Вода из скважин идет солоноватая и ее опресняют. Сама соль продается, но небольшие отходы просыпаются из установки, а много ли места надо маленькому и худенькому пацанчику, чтобы набрать несколько горстей серой горьковатой соли. При представлении о жирной жареной крысе, рот наполняется слюнями, но еще не время, надо подстрелить еще хотя бы три штуки. Сейчас для меня крысы — это жизнь, причем в прямом смысле.

Кто я такой, в переводе на местный — мое имя Шмыга. Точнее не имя, а кличка. Имени не заслужил еще, а настоящее имя Геннадий Максимович Плющ. Полковник в отставке, военный пенсионер. Нифига не спецназовец, перед отставкой командовал обычной мотострелковой частью в районе Калининграда. Работа больше административная, чем боевая. Хотя и поучаствовать пришлось в первой, и во второй чеченской. В первую был майором, во вторую подполковником, а при выходе в отставку дали полковника. Не буду рассказывать, как служил, даже не скажу, что белый и пушистый, но предателем не был. Даже как помер не скажу, наверное, и о семье не скажу, хотя о семье …эх, не будем о грустном. Женщинам нужно внимание, и ласка, иначе они все это находят в другом месте. Но, как я уже сказал, не будем о грустном. Очнулся я от удара тяжелым кованным ботинком по лицу. Обычно от этого теряют сознание, а я, наоборот, обрел, чтобы получить еще несколько тяжелых ударов по телу, и услышать яростные вопли:

— Это тебе за то, что мою пайку спер, гаденыш, знал ведь к кому лезешь, а все равно полез, на тебе, на, на! — Удары сыпались один за другим.

— Эй Ву, ты его сейчас совсем убьешь! — послышался молодой, но хриплый голос.

— Да и хер с ним, все равно пользы от дурачка никакой! Проще убить, чтоб не мучился.

— Так-то да, пацаны из банды не поймут, калеку малолетнего убить, значит зашкварится.

— Ладно Гвоздь, уговорил, пошли отсюда, мож сам подохнет, хотя, тварь живучая.

Удары прекратились, кто-то, уходя, еще разок пнул по ребрам, и шаги стали удаляться. По поводу жратвы, это да. Из памяти Шмыги я узнал где спрятан дешевый бесплатный рацион, который позволял местной бедноте как-то существовать. Но рацион можно было получить только один раз в сутки, и если у тебя его отобрали, то повторно его получить можно только завтра. И у раздаточного автомата всегда кто-то караулит малолеток. А голод не тетка, голод он, того, дядька. Очень злой дядька. Я, пользуясь памятью Шмыги, пополз в свою комнату. Именно пополз, где на четвереньках, а где и сокращаясь как гусеница. Периодически терял сознание, но голод и боль в отбитых ребрах не давала отрубиться надолго. В течение получаса я преодолел расстояние чуть более сотни метров по полутемным грязным тоннелям. За все время пути, мне встретилось всего пара человек, но никому даже в голову не пришло подойти и помочь. В подобном месте это была норма поведения. Милосердные долго не жили, или, что чаще всего, переставали быть милосердными. Трущобы очень сильно меняли людей. Это было очень плохое и очень злое место.

Дом, милый дом. Вообще, этот самый «дом», поразил меня с первого взгляда. Для начала дверной проем. Он был восьмиугольный. Точнее он был почти обычным, только со скошенными уголками, поэтому получался восьмиугольник. Как говориться, чем дальше, тем страньше и страньше. Когда «подошел» к двери, вернее подполз, то несмотря на отвратительное самочувствие, удивился еще раз. Дверь по ощущениям была как будто из фарфора, или очень плотного пластика. Правда сильно потертого фарфора. Если вы когда-нибудь выкапывали из земли старинную чашку, то сможете понять, как выглядела эта дверь. Дверь не была заперта на замок, и память мальца подсказывала, что на этом уровне полно пустых комнат, которые не запирались, ибо никому на хрен не были нужны. Этот уровень был для полностью, совсем, в конец, опустившихся людей. Дверь от легкого толчка просто отъехала вбок, скрывшись в стене. Еще один нежданчик. Комната, точнее отсек, был похож на каюту подводной лодки. То есть никаких окошек, стыки пола, стен и потолка скошены, для облегчения уборки.

Отсек площадью около девяти квадратных метров, перегородкой делился надвое, в перегородке узкая дверь, с таким же восьмиугольным проемом, отодвигающаяся в стену. На этом все. Дальше было одно впечатление — срач, просто дикий срач. Грязь, казалось, просто стекает со стен, везде валялись кучи тряпья, мусора, обломки игрушек, каких-то палочек, кусочков рваной одежды и много чего другого, что пацан натащил сюда со свалки за свою короткую жизнь. Единственное, чего здесь не было, так это еды. Еда была в совсем другом месте. Этот тайник парнишке показала мама, куда она прятала еду от вечно пьяного мужа. В спальном отсеке этого кубрика, было «гнездо» из тряпок, видимо, это была «кровать», мелкого. Прямо над гнездом, пальцы сами нащупали небольшой выступ и нажали на него. В стене открылась какая-то технологическая ниша, в которой было несколько брусков серовато-бежевого цвета, точнее пять брусков целый и одна половинка. Еще там был небольшой, сильно потертый нож с коротким лезвием и пластиковый стакан из плотного пластика объемом около двухсот граммов.

Бруски «пластилина» — это и есть те самые бесплатные рационы. Без вкуса, без запаха. По консистенции похожи на пластилин. Откуда запас, так это рационы стандартные, на взрослого человека. Пацаненку такого рациона было достаточно на несколько дней. А почему тогда так мало, так не всегда удавалось донести брусок до дома. Всегда находились те, кому дополнительный рацион был нужнее. Руки сами, на автомате, ножиком отрезали небольшой кусочек от начатого бруска и засунули его в рот. После чего я, опять же, подчиняясь памяти пацана взял стаканчик и пошел в «холл» своего кубрика. Там в неприметной нише находилась «поилка». Именно на это было похожа ниша с небольшим соском, чем-то напоминавшее окошечко старого, еще советского, аппарата с газированной водой. Оказалось, что достаточно поднести стаканчик к соску, как в него начинает течь чуть тепловатая и абсолютно стерильная вода. Кусок рациона был тщательно разжеван и проглочен, после чего следовало запить его водой. Когда вода, в желудке, смешалась с рационом, наступила полная, просто нереальная сытость. Это было просто чудо. Конечно не ресторан «Метрополь», но с голода в таких условиях не помрешь точно. После еды, организм сам дополз до гнезда из тряпок, и упал, свернувшись калачиком. Сон навалился на измученное и избитое тело как гранитная плита.

Пробуждение было тяжелым. Болело все. Удивительно было то, что я вообще до сих пор жив. Видимо неизвестный бандит был прав, мне досталось тело довольно живучего малого. Хотя зеркала не было, был блестящий осколок какого-то покрытия типа пластика. В этом осколке был виден парнишка, лет семи-восьми, точнее было сказать сложно, а сам он не знал, точнее никогда не интересовался. Дней рождения тоже никогда не отмечал. Ни календаря, ни даты мальчик не знал, да и никогда не интересовался. Как уже говорилось, интеллект у донора тела был очень сильно ниже плинтуса. Зато тело, хоть и было сильно истощенное, но зато жилистое и прочное всем на зависть. Ноги, конечно, кривоваты, но руки чуть длиннее нормы, телосложение хорошего боксера, ну, или фехтовальщика. Нос неоднократно сломан, да и вообще, «личность» сильно потрепана. Жизнь у парня была не сахар. Так, с внешним осмотром закончили.