— Я кажется знаю, как нам прекратить ругать и не спалить что-нибудь ещё.

— Да я не нарочно! — оправдывалась я. — Оно само. Я просто рядом стояла.

— Пойдёмте. Бьол, уточни, когда Айдин уедет, если уже не уехал, и пусть его покои отведут Рафаилу. И пусть парня отмоют и приведут в божеский вид, одежду ему подберут, и так далее.

— Милорд, — кивнул советник и направился в замок.

— Милорд, я немножко не понял, чего вы от меня хотите? — спросил Рафи, теребя краешек туники.

— Место лекаря освободилось. Ты ведь целитель, я и решил тебе его отдать. Или ты против? Я смотрю, там ещё мешки и ящики пылятся…

— Нет! Нет, сир, милорд, я согласен! Божечки, спасибо!

— Пожалуйста. София, ты довольна?

— Сперва скажи, что в его обязанности входит.

— Лечить, варить отвары, мазать мази, чем там ещё лекари занимаются? Тяжёлой работой он уже заниматься не будет, а только своим прямым предназначением.

— Тогда да, я довольна, — улыбнулась я. — Рафи?

— Я счастлив! Милорд, можно я…

— Не смей меня обнимать.

— Я не о том…

— Всё, иди давай, ты выглядишь так, будто в хлеву ночевал, — отец развернул его и стал толкать ко входу в замок. И я могу ошибаться, но мне показалось, что на лице у папы была миролюбивая улыбка.

====== Прятки ======

Пару дней спустя Рафи ходил со счастливым личиком в светлом одеянии придворных лекарей. Так как у него опыта не особо много, ему по большей части доверяли доверяли бумажную работу, либо же возиться с прислугой. Но парня это не очень-то удручало. Каждый раз, встречаясь в коридоре, мы улыбались друг дружке, а потом зажимались в тёмных углах, целовались и тискались. Боже, какой он ласковый и нежный. Он назвал меня сегодня «моё наливное яблочко», и я в отрыв ушла. За что и огребла от Джеспера льдиной по загривку.

Вечером мы закрылись у меня и просто стояли у окна и смотрели на небо. Рафи шептал мне о любви, я смущалась, иногда краснела, но слушала и внимала.

— Мой ты мальчик любимый. Упитанный и миленький.

— Моя пампушечка, — улыбался Рафи, обнимая меня за живот. — Моя милая плюшечка.

— Можно я тебя за животик потрогаю?

— Только если тебе не противно.

— Ничуть, мой кругленький. — я взяла его за толстенький животик. — Ой, какой большой! Какой мягкий и горячий, и… булькающий?

Он слегка покраснел.

— Я недавно поел.

— Мой любименький. Мне кажется, ты начал потихоньку поправляться, — я аккуратно похлопала его пузечко.

— Ох… я как-то не заметил…

— Это очень хорошо, пирожок! Тебе нужно отдыхать, отъедаться и набирать на зиму жирок, не то ты замёрзнешь. А я буду проверять, хорошо ли ты округляешься.

— Я тебя люблю, — улыбнулся Рафи.

— И я тебя люблю, дорогой. Вместе с ним, — чмокнула в брюшко.

Целитель краснел и стеснялся, но не останавливал меня.

— Тебе не обидно, когда я тебя так… ну… смущаю? Я могу не называть тебя…

— Нет, называй, — прервал Раф, взяв мои руки. — Сладенькая, мне нравится. Просто непривычно, когда тебя так тискают.

— Мой ты мягонький эклерчик, — я взяла его за щёчки и поцеловала. — Ты не устал за сегодня?

— Немного. Явно не сильнее, чем когда таскал мешки или толкал телегу в гору.

— Ты и этим занимался?!

— Всего три раза. Боже, Софа, не смотри так, я же не умер!

— А мог! Так, всё, иди сюда, — я повалила его на кровать. — Ложись на животик.

— Зачем?

— Ну давай, сюрприз хочу сделать.

Он подумал пять секунд и улёгся на живот. Я же пристроилась над ним и стала делать массаж.

— Ах! — вырвалось у Рафаила. — Господи… нгх, ещё…

— Расслабь плечи. Да, вот так. И лежи, мамочка всё сделает.

— Я люблю тебя, мамочка!

— Взаимно, мальчик мой, — усмехнулась я, разминая ему плечи. У него вырвался стон. — Чшш, потише, милый. Вдруг услышат.

— Я не нарочно… ох, боже… София, моя самая-самая любимая девочка, не останавливайся… ещё!

— Софит! — раздался ор Верда, который ломился в мою комнату. — Софа, сестрёныш, открывай! Быстрее!

— Чё надо?! — рявкнула я, нехотя отпуская Рафи.

— Впусти живее, меня сейчас убьют! Бегом!

Рафаил тихонько взвизгнул и стал метаться по комнате, ища укрытие.

— В шкаф давай! — шикнула я, распахивая дверцу.

Он кивнул и ввалился туда. Я закрыла Рафи и открыла Верду. Брат ворвался весь взъерошенный и запыхавшийся, захлопнул дверь и сдул чёлку с глаз.

— Чё случилось? — нахмурилась я.

— Я там… это… в общем…

— Верд! — раздался ор отца из коридора.

— Ты опять лапал замужних придворных дам? — со скепсисом поинтересовалась я.

— Немножечко лапал, множечко не лапал. На то оно и детство, знаешь ли.

— Тебе двадцать.

— Первые сорок лет детства мужчины — самые сложные.

— Ну получается, папенька тоже ещё ребёнок? Ему ж ровно сорок.

— Да, совсем скоро он переступит порог взрослости, если только его не сведут в могилу вино и еда. Короче, просто спрячь меня, пока он не нашёл!

— Куда мне тебя прятать?!

— Да хоть в шкаф, — Верд потянулся к ручке.

— Нет! — тормознула его я. — Ты мне там всё перемнёшь… под кровать давай. Ты схуднул немножко, теперь влезешь.

Но я ошиблась. Под кровать братик не влез из-за неочевидной причины, перетянутой чёрным поясом, который объёмов особо не убавил. Так что Верда я просто повалила на кровать и закидала подушками и одеялом. Только я собралась выдохнуть и присесть в кресло, как ворвался Фейлн.

— Софа, дядя Зейир увидел, как я случайно разбил его персональный хрустальный кубок, который он как трофей привёз из какого-то похода, спрячь меня! — выпалил перепуганный младшенький.

Они издеваются?!!!

— Да вы… ргх, — я захлопнула дверь и втянула к себе Фейлна, а потом стала толкать его к окну. — За штору, и сиди тихо!

— Люблю тебя! — он быстро чмокнул меня в щёку и спрятался за бардовыми шторами.

Так, ладно, всех рассовала по углам, вот теперь точно можно присесть. Не успела моя жопка коснуться сиденья кресла, как опять начали стучаться.

— Что?!!! — заорала я, вскочив. Волосы случайно полыхнули от злости. Папочка говорил, что у Флеймов это нормально.

— София, открой!

Зейир. Не дай боже, он увидел, как Фейлн ломится ко мне. Я сделала глубокий вдох, и опять открыла. Дядюшка нагло вломился ко мне и замер посреди комнаты.

— Где он?

— Кто? — тупила я с недоумённым видом.

— Брат твой.

— Их двое, можно конкретней?

— Фейлн! Я видел, он сворачивал в этот коридор, он у тебя?

— Что ему у меня делать? Что случилось-то?

— Этот щенок разбил хрустальный кубок, который у меня десять лет хранился! Десять лет разбились одним взмахом руки мелкого бесполезного засранца!

— Ну может, он не хотел?

— А кому от этого легче? Где он? Под кроватью? — дядя наклонился. Боже, как же хорошо, что Верд туда не влез.

— Дядя Зейир, я тут одна. И я как бы спать собиралась ложиться. — я показала на свою ночнушку и пеньюар. — А ваши подозрения необоснованны. И между прочим, что люди подумают, когда увидят, что вы ко мне в спальню на ночь глядя вломились? А если служанки Бьолу донесут, а тот папе? Нам же всем по шее достанется.

Он выжидающе на меня посмотрел. Я прямо слышала, как у него шестерёнки крутятся, как он рассуждает, крыть меня матом, или просто уйти. Но раздался новый стук. У меня сейчас точно нервный тик начнётся, я уже слышать его не могу.

— Софа! Софа, это папа, ты ещё не спишь?

— Твою… спрячь меня! — шикнул Зейир, хватая меня за плечи.

— Куда?! — шипела я, судорожно соображая, что сейчас делать.

— Я не знаю… ргх, открой шкаф.

— Нет!

— Ладно, тогда за штору…

— Не сметь!

— А куда?! Мне к тебе в кровать под одеяло завалиться?!

— Точно нет! — паниковала я. — Мф, давайте…

— Софа! — повторил папа.

— Секундочку, я одеваюсь! — крикнула я, толкая дядю к углу. — За кресло давайте.

Тот тихо ругнулся и залез за кресло. Я вдохнула, выдохнула, улыбнулась и открыла.