— Господи, — прошептала Бриана. — Господи, нет…

— Рирз! — заорал я, готовясь убить к хуям Холдбиста.

Он вошёл в комнату. Увидел то, что показывало зеркало и пошатнулся.

— Но… но они не умели…

— Я тебя порву! — я ринулся на него.

— Стой! — меня придержал Крейд. — Рафаил, он тоже не знал!

— Как он мог не знать?!

— Я не знал, клянусь!

— Они умрут из-за тебя! Моя женщина умрёт из-за тебя, ублюдок!!!

— Тихо! — рявкнул Ренуар. Коснулся зеркала, шепча что-то. — Кто-нибудь, скажите Верду и Раялу, чтобы торопились. Я не знаю, как долго их продержу.

Он прошёл через зеркало и оказался там, у крепости. Он падал с неба прямо к армии Холдбистов. Он засветился. И спустя несколько секунд вместо нелепого и нагловатого толстячка я увидел огромного, просто громадного человека, объятого пламенем, с такими же огромными крыльями за спиной. Он рукой взял Софу с Мэхиген и посадил себе на плечо, а затем дыхнул огнём, объятым молниями, в летевших чудовищ. Сказать, что я был в ахуе — это ничего не сказать. Но радовался я не долго. Раздался рёв:

— ФЛЕЙМ!!!!!

— Сидите в замке, — сказал Первый дамам и опустил их к стене. Затем хрустнул пальцами и шагнул вперёд, раздавив с двадцать тварей. — Холдбист!

На него налетела огромная разъярённая жуткая поебень. Клыкастая, когтистая, тоже с крыльями. Это и есть Рогор Холбист? Он хищно улыбнулся и с ноги ударил Флейма в живот.

— Сейчас мы с тобой поговорим, как старые друзья, а, Флейм?

— Мф… по-моему друзья немного по-другому здороваются…

— Иди сюда!

— Стоп! Стоп, хех, давай без крайностей?

— Давай! — он ударил Флейма в грудь. Тот едва не рухнул прямо на крепость, но кое-как удержался. Они сцепились и стали бороться, едва не упираясь лбами друг в друга. — Я слышу, как твоё сердце колотится. Ты дрожишь.

— Тихо! — огненный гигант пнул врага коленом в пах, ударил в грудь и в солнечное сплетение. Тот замешкался, и Флейм напрыгнул на него, с грохотом повалив на землю. В замке Фейриблум немного задрожал пол. Ренуар сидел на Рогоре, вдавливая его своей тушей в землю и стараясь задушить. — Сука грешная. Псина грязная.

— Сгинь! — прохрипел он.

— Тебе мало было Рианы?

— Чт… хех… — Холдбист прыснул. — Так ты всё из-за неё?

— Заткнись!

— Твой голос дрогнул? Наш двуличный кидала сейчас заплачет?

— ЗАХЛОПНИ ПАСТЬ!!!!! — прогремел Ренуар, вспыхивая так ярко и с такой силой, что от зеркала повеяло жаром. И из окна тоже подул тёплый ветерок.

Кто такая Риана? Ладно, кто бы она ни была, спасибо ей за то, что Флейм сейчас в бешенстве.

— ЭТО ВСЁ ТЫ ВИНОВАТ!!!

— Я ВИНОВАТ?!! — Рогор попробовал подняться, но Флейм был слишком тяжёлой ношей. — Я?! ЭТО ТЫ СДЕЛАЛ СВОЙ ВЫБОР. ЭТО ТЫ ОСТАВИЛ ИХ.

— Риана… потом Мэхиген… потом ты чуть Софию с Крейдом не убил… я тебя ненавижу. Своими руками давно бы задушил.

— Не задушишь. Ты трус, Флейм.

С этими словами Рогор вскочил и вогнал когти в брюхо Ренуара. Тот глухо вскрикнул и стал истекать лавой. Похоже, в таком виде она у него вместо крови. Наверное, он и распорол бы ему живот, если бы не вмешавшаяся Мэхиген. Она вылезла на крышу замка и со всей дури шарахнула молниями с неба Холдбисту в грудь. Он отпустил Флейма, и тот начал падать и уменьшаться. Его поймали Дару, Брэйв и Софа, и быстро затащили в замок. Мэхиген отрезала крепость от армии цепью шаровых молний. Рогор же тоже стал уменьшаться и скрылся. В следующий миг зеркало треснуло и перестало показывать. Я опустился на пол и схватился за голову, чувствуя, как их меня уходит магия. Ренуара лечат. Руки дрожали, в горле стоял комок. Флейма только что чуть не убили. Он проиграл. А мы обречены.

Прошло три дня. Зеркала не показывали того, что творилось на границе. Но после полудня из меня активно начала вытягиваться магия. Сражение началось. Мне было плохо, я отвратно себя чувствовал, сил не было ни на что, но я никому не говорил. Я не помогаю на поле боя, так пусть хоть это вытерплю. Я не неженка, я справлюсь. Я устал… голова кругом… мне надо прилечь.

Вечером в замок примчались Софа и Мэхиген. На расспросы, что и как, они отвечали сбивчиво и заикаясь. Видно было, что им страшно, и что их силой выпнули домой. Я в этот момент кое-как стоял, оперевшись спиной на колонну, и слабо обнимал любимую.

— Рафи? — гулко раздавался её голос. — Рафи, ты очень бледный, ты как себя чувствуешь?

— Нормально… мф… я в порядке…

Я начал падать. Меня кто-то придержал, я плохо понимал, кто это. Судя по одежде, это лорд Дарон. Он уволок меня на кровать и потрогал лоб.

— Лихорадит, похоже. Я за лекарем, — сказал он. — Рафаил?

— А?

— Совсем плохо?

— Нет… я в порядке… — повторил я заученную фразу. — Я нормально, мне просто… водички попить, и всё…

— Чшш, лежи, — он не дал мне подняться. Погладил по голове. — Лежи и не вставай, сейчас доктор придёт. София, посиди тут, что он не ушёл.

Лорд вышел. Софа же кинулась ко мне и стала целовать.

— Рафи, сладенький, миленький, ос-остановись, слышишь? Д-давай вместе, — она взяла мою руку в свои мягкие ладошки. — Сейчас берём и отрезаем передачу магии.

— Нет.

— Там очень много жертв, любимый, ты не выдержишь. В-вдруг у т-тебя сердце остановится? Ну же, мой дорогой, мой вкусненький, умоляю тебя, останови исцеление. Я боюсь, — она шмыгнула носом. — Не оставляй меня.

Не было сил ответить. Движения челюстью стали невыполнимой задачей, даже дышать было очень тяжело. Я был в каком-то полуобмороке, меня знобило и трясло. Я видел расплывчатые пятна вместо людей, я потерялся во времени, отдалённо слышал чьи-то голоса. Более-менее отчётливо я ощущал прикосновения. Мне проверяли пульс, дыхание, пальпировали живот и шею, что-то ещё делали. Плохо помню какие-то запахи и странный вкус во рту. Меня часто гладили по лбу и по груди, постоянно моих щёк касалось что-то тёплое и иногда влажное. Кажется, это Софа плакала, целовала меня и умоляла очнуться. Слабость и непонятные пятна были постоянно. Я не знаю, сколько времени прошло с того вечера. Может сутки, может неделя, а может два часа. Я более отчётливо расслышал диалог:

— Вас надо спрятать.

— Нам и им некуда бежать!

— Куда нам деваться, Рирз? Рафи не просыпается, я его одного не оставлю, а тащить куда-то не смогу.

— Я унесу вас в сады. Вряд ли станут искать там.

— Их точно не найдут?

— Я постараюсь их защитить, милорд Флейм.

— София, пожалуйста, подумай ещё раз.

— Я люблю его, папа. Он сейчас жертвует всем на свете, жизнью и здоровьем, чтобы у нас был хоть какой-то шанс на выживание, как я его оставлю беззащитного и ослабевшего?

Дальше помню плохо. Мне казалось, что я чувствую толчки и ветерок. Слабый запах гари и железа. Потом мне стало немного легче, и я ощутил, что лежу головой на чём-то мягком, а по груди и голове меня кто-то гладит и шепчет:

— Ну пожалуйста, любимый, сладенький, открой глазки. Посмотри на меня, Рафи, умоляю. Пожалуйста, мой дорогой, мой сокровенный мальчик, пожалуйста.

Я простонал и попробовал открыть глаза. Снова пятна и полумрак. В одном из пятен я смог рассмотреть очертания лица Софы.

— Со…фа… — еле-еле прошептал я.

— Да, да, это я, любимый, — закивала она, поцеловала меня в лоб и взяла за руку. — Господи, глазки совсем потухли…

— Плохо… Софа…

Дальше говорить снова было тяжело. Я кое-как дышал, силясь двигать головой и уловить хоть немного прохлады. Очень жарко и душно. Мне вытирали пот со лба и дули в лицо. Потом я стал слышать рычание и грохот. Очень сильный грохот, от которого земля подо мною дрожала.

— Мой бедняжка, тебе так жарко? Рафи, пончик, пожалуйста, хватит. Остановись их всех исцелять. Я прошу тебя. Мой милый, любимый, хватит. Ты умираешь…

Умираю? Я? так рано? Надо же. Я не дожил всего пары месяцев до двадцати. Мне мерещились родители и детство. Перед глазами стали протекать картины, где Софа знакомится с ними. Мама обнимает её, отец целует руку, стараясь выглядеть достойно леди. Потом это кануло в темноту. Очень жарко. Быть может, я горю? Я не чувствую боли. Совсем. Только очень сильная слабость и тяжесть. Значит, я ещё не мёртв, а в процессе. Софа… знаешь, мне кажется, я бы хотел нашей свадьбы. Или нет… или да? Я не знаю. Я знаю только то, что сейчас, когда силы покидают моё тело, ты рядом со мной. Выходит, я обманул тебя. Я обещал всегда быть с тобой, а меня не будет. Я не увижу твоих слёз обо мне, не обласкаю тебя, не поцелую, не обниму, ничего не сделаю, когда Брэйв станет к тебе подкатывать. К сердцу подкатывала злость, только она не стала толчком, что заставит проснуться. Я заплакал от злости, как часто происходило в детстве.