— Ох… болит? Я не удержалась, извини.

— Я тебя люблю, — сказал я вместо ответа, вытирая со лба воду и пот. Слишком душно.

Она улыбнулась. Мылись мы вместе, натирая друг другу спинку и лапая. Когда вышли, то пар повалил так, что запотело зеркало у кровати и немного окно. Я рухнул на постель, жадно вдыхая прохладный воздух. Софа улеглась рядом, приспустив моё полотенце и мацая пузо. Смутившись, я поднял его обратно, накрыв её ладонь.

— Ты чего?

— Стесняюсь я.

— Это шутка такая? После того, что мы сейчас делали, ты до сих пор стесняешься мне животик показывать?

— Не тебе. Мне перед собой стыдно.

Софа нависла надо мной, поглаживая брюшко.

— Ох, Рафи. Мой милый робкий Рафи. У тебя очень красивый мягкий животик.

— Которым я об тебя бился сейчас сколько раз? Я думал, ты задохнёшься.

— Хах, нет. Мне… мне нравится, когда так делают.

— Вот так? — утвердительно спросил я, резко перевернувшись и наклоняясь над девушкой, в чей животик упиралось моё чрево.

— И желательно посильнее.

Я приподнялся, и тут с меня сползло полотенце, оголив пузо. Софа пискнула и заставила меня рухнуть на себя.

— Мой сладкий мягонький раскормленный пельмешек!

— Пусти, раздавлю!

— Нееееееет.

— У тебя что-то хрустнуло, Софа, отпусти!

— Это от большой любви, — она продолжала улыбаться, обвив меня руками и ногами.

Сделав усилие, я поднялся с булочкой на себе. Она такая… тяжеловата, но эта тяжесть такая приятная, ощутимая… как будто слиток золота поднимаешь, примерно такое же чувство.

— Извини, — Софа отпустила меня и упала на постель.

— За что?

— Ты дышишь тяжело, не буду больше вешаться.

— Я дышу тяжело, потому что упарился.

— Потому что кто-то жрёт слишком…

— Тихо! — я поцеловал её, уложив на себя. — Давай так: ты не унижаешь себя, а я себя.

— Ну давай. Ох, погодь, что там со временем? — она глянула на часы. — Половина двенадцатого! Рафи, мы на завтрак опоздали!

— Прискорбно. Может, перекусим чем-нибудь с кухни до обеда?

— Подожди, а если мы в город… — она глянула в окно. — Ясно, не сходим, там ливень.

— Смотри, обед в два часа. Сейчас полдвенадцатого. Два с половиной часа ты потерпишь, если мы стянем что-нибудь с кухни?

— Не то, чтобы у меня выбор был. — грустно вздохнула Софа. — На самом деле, у меня уже где-то дня четыре не очень хорошее ощущение.

— Что такое?

— Я вроде и ем… взять хоть вчерашний день, мы с тобой почти весь стол смели, я вроде бы наелась, но уже через час внутри сводит и хочется ещё.

— Это из-за магии, — я обнял её, гладя животик. — Она нарастает, чтобы удерживать её сил нужно больше. Следовательно, и есть тоже. И чаще.

— И стану я как папа.

— Тогда я тоже. И мы будем как два больших пельменя.

— Пирожка.

— С малиной.

— Вкусно звучит, — она вздохнула снова, улеглась на меня и свернулась клубком. — Ссссс, больно внутри.

— Моя бедная проголодавшаяся ватрушка, — я поцеловал её в щёчку. — Я сам за едой схожу, лежи.

— Блин, я домой хочу, — заскулила рыжая. — Там еды много-много. Там первый завтрак, второй, перекус, потом обед, снова перекус, потом полдник, ужин, поздний ужин, и частенько вечерний перекус.

— Не сочти за грубость, но с девятью приёмами пищи за день я вообще не удивляюсь, почему у вас все слуги упитанные.

— И не только слуги, давай честно. Но как же дома всё вкусно, — она мечтательно улыбнулась, сложив лапки на пузике. — Как шикарно на столе лежал поросёнок, как он вкусно пах, как красиво лежали нарезки, пироги и супы.

— Ты прям так сильно проголодалась?

— Ваще капец.

— Ладно, я сейчас, подожди пять минуточек, — я поцеловал её в живот и стал одеваться.

С кухни я приволок шмат баранины, пирог с арахисовой пастой, корзинку фруктов и три тарелки нарезок. Несмотря на то, что нёс я это с большим трепетом, дабы не опрокинуть или хуже — не спалиться, увидев мою добычу Софа грустно вздохнула.

— И всё?

— Я старался вообще-то, — буркнул я.

— Извини-извини, мой кругленький, — она сладко поцеловала меня в щёку. — Ну мой пышненький, пожалуйста, не дуйся на меня. Спасибо, что принёс, ты мой герой и добытчик.

Я засмущался, слушая от неё дифирамбы, и потом мы приступили к еде. А наевшись, включили кинцо, улеглись под одеяло и стали смотреть, обнимая и жамкая друг друга.

====== Пляж и новости ======

Ливень шёл неделю. И вот, дождавшись солнца, наша компашка из четырёх леди, лорда и меня метнулась на пляж. Ехали мы на кабриолете Амнерис, предвкушая солнце, море и песок. Я же всё думал, что бы им лучше соврать, чтобы не раздеваться и не лезть в воду. Я наплел что-то про «укачало» и «подташнивает», лишь бы меня не трогали. Когда мы доехали, девочки и Клейс раскидали вещи по периметру машины и рванули к воде с радостным воплем, даже Бриана, и только Софа вздохнула и поволокла на пляж корзинку с вещами. Кому отдых, а кому свидание. И все счастливы, всем хорошо.

— Наконец-то мы на месте! — радостно объявила Софа, упёршись в свои бочка руками, когда нашла подходящее место для нас двоих. — Рафи, ты как?

— Я? я нормально, — промямлил я, расстелив на песке покрывало и магией установив зонт.

Рыженькая довольно потянулась и стала выкладывать еду на покрывало. Я сел с ней рядом и немного оттянул от себя края застёгнутой рубашки, глянув вниз и проверяя, на месте ли мой втянутый до предела животик, который я себе отъел за неделю ливня и который старался втягивать, дабы не краснеть перед Софой. Я люблю её, это не секрет, и я знаю, что она тоже меня любит, но мне всё же не даёт покоя навязчивая мысль о том, что она хотела бы видеть рядом с собой мускулистого парня, а не пухлого мямлю с щеками и животом, как я. К слову о рубашке, она стала мне тесновата, как и вся остальная моя одежда, но Софе об этом заикнуться я не мог. Хоть она тоже пухленькая, я всё равно не смел признаться ей в том, что растолстел. А на пляже была куча худых людей, и мне всё время казалось, что они на меня смотрят и думают, какой же я толстый. Софа придвинулась поближе, убрав рыжие волосы за ухо, отпила из бутылки и расстегнула свою лёгкую полупрозрачную рубашку, выставив на обозрение красивую белую грудь в купальнике и верх милого бледного животика.

— Ты на что это смотришь? — хитро спросила она, сжав грудь предплечьями.

— На самую милую девушку на свете, — ответил я, рассматривая её грудь и думая, что надо бы дома купальник с неё снять.

— Тогда в глаза смотри, сладкий, — она подняла моё лицо и улыбнулась. — Есть будешь?

— Я? н-нет, хех, я утром наелся

— Но ты утром съел только тарелку салата. Признавайся, в чём дело? — она села рядом со мной и приобняла за складочку на боку, которой явно было тесновато в этой рубашке.

Я начал краснеть и стыдиться.

— Ну просто… понимаешь… я поправился… сильно… — промямлил я виновато.

— Насколько, сладенький? — ласково задала Софа вопрос, поглаживая меня по боку.

— Четыре с половиной… я вешу целых сто тридцать три килограмма. Господи, я ужасно жирн… мм… — она не дала мне закончить, целуя.

Когда она отстранилась, я вопросительно уставился на неё. Софа опустилась не мои бёдра и положила руки на выпиравшие через рубашку бока.

— Не надо так себя называть, мой сладенький аппетитный розанчик. Мы кажется договаривались, ты не опускаешь себя, а я себя. Ты очень красивый, ты мой самый любимый пончик, Рафаил. Ты же знаешь, что я тебя таким пухленьким пирожком очень люблю. Если хочешь похудеть — твое право, но мне будет тяжко видеть, как ты себя изводишь.

Я обнял её и втянул запах волос.

— Ты самая лучшая пышечка на свете.

— Спасибо, сладенький. Теперь можно вопрос?

— Конечно.

— Если ты так поправился, то разве тебе не должна была стать маловата одежда?

— Ну… она, собственно, и стала…

— Покажи мне свой животик, — она расстегнула мою рубашку и положила руку на мой втянутый, но всё равно выпирающий живот, и погладила его. — Пожалуйста, сладенький.