Осознание причин, по которым Исан выносил Лэнси, позволяя ему вытворять что вздумается, было неприятным: не лучшая кандидатура даже для короткого романа, а с учётом возможных проблем с репутацией – абсолютно неподходящая. О влюблённости и речи не шло, но Лэнси привлекал, своим поведением будто показывая, что есть ещё и второе дно, до глубин которого хочется добраться, ощутить его, принять. То самое, промелькнувшее в глазах Лэнси в тёмном коридоре у раздевалок, что заставило Исана задуматься о своих эмоциях.

«Остаётся всего несколько дней», – подумал Исан, успокаивая себя: очень скоро можно будет забыть о Лэнси и о его испуганных глазах дикого, одинокого и обозлённого ребёнка.

Правда, спокойствие длилось всего несколько минут: полковник объявил команде, что крейсер переводят на аварскую колонию. Конечно, оставалась вероятность, что лейтенант Нелан прилетит туда своим ходом и Исан покинет пост КАГа, но что-то подсказывало, что приказ подписали отнюдь не случайно.

Догадки оказались верны – первым, кого Исан увидел по прибытии на Керию, был Рей, который в привычной ему манере выложил всё сразу:

– Крейсер и три эсминца. Это максимум, который я могу дать до выборов, потом мои руки будут связаны, – сообщил Рей.

– На Аваре всё так плохо? – поднял бровь Исан.

– Плохо, – кивнул он. – Сейчас решается вопрос об исключении Инно и Кхари из Совета за разжигание религиозной вражды. Империя и Союз поддерживают Совет трёх каст как единственную законную власть, но воины и жрецы пойдут за своими лидерами, а каста созидателей, к сожалению, ничего не решает.

– Это может вылиться в настоящую войну каст. – Исан в глубине души опасался неуёмного нрава аварцев.

– Поэтому я посылаю тебя, – Рей смотрел в глаза очень серьёзно, казалось, вместе с перманентной уверенностью во взгляде теплилось и сожаление. – Сына непосредственного участника схватки с Духами, которого аварцы почитают не меньше, чем Инно и Кхари. И члена императорской семьи. Если бы не Верн, я бы полетел сам, но ты же знаешь…

– Один вопрос, – перебил Исан, начиная осознавать, что всё ещё хуже, чем он думал, – почему не на «Стодесятом»?

– Это дипломатическая миссия, не командира корабля, – ответил Рей. – Так тебе будет проще. Мою позицию по кастам на Аваре ты знаешь, но настаивать на их отмене Империя не имеет права. Будь осторожен.

Исан, вздохнув, кивнул и попрощался с отцом. Не в первый раз тот выказывал ему доверие, значительно превышающее действительные способности. В четырнадцать Исан участвовал в военном совете, тогда его предложение оставить противникам Арикту стало судьбоносным; в битве за Орти он командовал целым звеном эсминцев, защищавшим орбитальные установки колонии. Исан справился, всегда справлялся, но с каждой новой задачей терял частичку себя, взрослея досрочно, посвящая себя не отцу – Империи. Ощущал долг в полной мере, понимал, что иного выхода у него просто нет. Как и в случае с Верном – у обоих не было других вариантов. Рей не раз негативно высказывался об этом браке, но альтернативы тоже предложить не мог.

Пока Исан добирался до резиденции императора, мысли ненадолго вернулись к Лэнси, который последние дни перед отправкой на Авар прохлаждался в карцере. Вот уж кого можно было назвать инфантильным – старше Исана, но застрявший в подростковом возрасте, относящийся к жизни как к игре, словно он бессмертный и в запасе есть ещё не один шанс переиграть все безумства. Наивный.

Увидев копошащегося во внутреннем дворе под наблюдением воспитателей Арена, Исан до колотья в сердце осознал, насколько соскучился по сыну. Опустился на колени рядом, заметив секундное удивление перед тем, как он узнал родителя, взял на руки и пару часов не выпускал, слушая несвязный лепет и наслаждаясь ароматом мягких золотых прядок.

Исан не был готов к этому ребёнку, не прочувствовал в полной мере его появление, завязанное на претензиях и неприятии Верна, но сейчас казалось, что жизнь сына значит больше, чем вся Империя. Чем долг. В этом и заключалась злая ирония действительности – Арен был наследником, будущим императором, а значит, будущим Империи. Всё тождественно.

Верн появился в резиденции уже ближе к вечеру, наблюдал за мужем и сыном со стороны, не участвовал в играх, но на губах играла немного странная, как и всегда у него, улыбка.

Исан дождался, когда Арен, сжимая его руку своими пухлыми и ещё неловкими пальчиками, заснёт, и, стараясь ступать неслышно, покинул детскую, чтобы в коридоре столкнуться с Верном.

– Как ты? – спросил он, выглядел чуть более потерянным, чем обычно, но интонация показалась Исану искренней.

– Нормально, как видишь. – Сил отшучиваться не было, ответил как есть. – Рей отправляет на Авар.

– Я знаю. – Верн прислонился к стене и загораживая проход, в его глазах мерцал приглушённый свет ламп. – Зато с цранху не придётся встречаться, – натянуто улыбнулся он. – Всё по-твоему.

– Точно.

Исан усмехнулся и хотел было отправиться в свою комнату, но Верн всё ещё стоял у него на пути, демонстрируя желание провести эту ночь вместе. Это показалось вдвойне странным – они оба не стремились к близости с начала беременности Исана, специально избегавшего Верна и находившего различные предлоги в опасении спровоцировать повторение его нервных срывов. Сейчас Исан не отказался, поднял Верна на руки и отнёс в его спальню, знал, что предстоит в ближайшем будущем – на аварской колонии случайных любовников не найти, на крейсере вообще нельзя бросать тень на своё доброе имя.

Секс одновременно казался и привычным, и неестественным. Исан знал тело Верна как своё, но утерянного ощущения интимности было не вернуть, более того – хотелось другого: сжать, придавить всем весом, сомкнуть пальцы на шее, чувствуя ответные доверие и вожделение. Исан никогда не отпускал контроля разума, каждое движение было выверенным, а причина резко всколыхнувшейся страсти стала понятна уже после финала – на месте Верна он хотел видеть Лэнси.

Сон долго не шёл – мысли порхали от общего к частному и обратно. От пугающих своим фанатизмом аварцев к неадекватному, но притягательному Лэнси. После пары часов неглубокой дрёмы Исан, завидев в окне занимающийся рассвет, аккуратно поднялся с постели – пора отправляться на крейсер.

Верн не стал открывать глаза, слушал, как Исан уходит, притворяясь спящим. Ему нечего было сказать мужу, хотя возникшее после близости чувство облегчения имело явно положительный оттенок – впервые за долгое время Верн увидел не ранящую сердце картину из прошлого, а просто Исана, физически уставшего даже для того, чтобы язвить, но по-прежнему смотревшего на него как на друга и так ни разу и не упрекнувшего его ни в чём. Носившего нежеланного ребёнка. Ребёнка Верна. И искренне любившего их первенца. Сейчас Исану по приказу отца предстояло отправиться в центр религиозного конфликта – в очередной раз тот не щадил сына, ставя кажущиеся непомерными задачи.

Перевернувшись на живот и опустив голову на сложенные руки, Верн стал наблюдать за пробуждающейся столицей. К мыслям о несправедливости в отношении мужа его подтолкнуло произошедшее на Наёми. Теллим будто выдернул Верна из омута саможалости, заставил почувствовать себя живым существом, имеющим право не только на чувства, но и на распоряжение собственной жизнью.

Первую неделю хотелось забыть всё, стереть из памяти как неудавшуюся глупую шутку, о которой неудобно даже думать, но потом Верн изменил отношение, понял, что неожиданная встряска обнажила факт его внутренней свободы – не было боли от воспоминаний, не осталось даже следов от чувств, которые когда-то заставляли распадаться всё его существо на молекулы. Удалось вытравить, очистив не только разум, но и сердце? Или же они перекрылись новыми, ещё слабыми, но прочно въевшимися ощущениями?

Верн начал смаковать сохранившиеся в памяти мельчайшие детали – особенно самого Теллима, такого неправильного внешне, но оттого запоминающегося: на пару часов стажёр заставил его мир перевернуться. Верн словно вновь возвращался на переход в состоянии перед свободным падением, готовый нырнуть в пропасть, и оказывался спасённым.