— Да, таких студентов, как ты, нам не хватает.
До неё наконец дошло, что именно в их встрече казалось ей странным, — тот взгляд, которым Люпин лихорадочно разглядывал её, мешавший ему произнести что-то внятное. Его глаза так живо осматривали её лицо, бегали вверх и вниз от бровей к подбородку, изучали скулы и губы, отчаянно избегали долгого прямого контакта. Он дышал как-то рвано, словно после стремительной спешки.
— Всё в порядке? — осторожно поинтересовалась Гермиона и невольно коснулась его руки. — Ты выглядишь каким-то суетным…
Он перехватил её руку в свои и крепко сжал.
— Гермиона, я… так давно не видел тебя, — Люпин выдохнул эту фразу снова и вдруг засмеялся. — Извини, всё это выглядит ненормально, и я как какой-то псих, появился из неоткуда.
— Я рада, что ты появился, — невольно вырвалось у неё.
— Я тоже.
Дыхание перехватило от нежной тревоги, передавшейся от его прикосновений. В голове тут же пронеслись десятки драгоценных воспоминаний, сложенных ею в дальний уголок памяти, как любимые бусы. Каждая новая жемчужина скользила по нитке, ударялась о предыдущую и её звон отдавался в сердце. Вот её первые впечатления о новом профессоре ЗОТИ — тот подозрительный тип из поезда оказался таким внимательным педагогом. С каждым новым уроком он заполучал всё больше симпатий от своих учеников и к концу года его любили практически все, кроме десятка слизеринских снобов, для которых он выглядел слишком бедно и потрёпано. Ей вспомнились их переглядки на уроках: как только Люпин заметил её рвение в учёбе, он стал будто бы подыгрывать ей. Верно ли я говорю? Как тебе ответ Симуса — он ничего не путает? Ловко у Невилла получилось, правда? И сотни, тысячи этих крохотных электронных разрядов, коротких эпизодов и маленьких кадров между ними. Несколько лет назад Гермиона запретила себе возвращаться к ним даже мысленно, но теперь, когда перед ней снова стоял он, она не могла ничего контролировать.
Однажды ночью, когда на кухне Гриммо, 12 не горело ни одной свечи и громче тиканья часов ничего не было, Гермиона едва не сошла с ума от счастья. Они остались в доме почти что одни: члены Ордена разлетелись куда-то по своим делам, Уизли в полном составе вернулись в Нору, и единственными гостями Блэков были лишь они с Гарри и Люпином. Её друг крепко спал, приняв на ночь снотворное, чтобы сбежать от вездесущих кошмаров. Ей, напротив, совершенно не спалось. Поддавшись странному порыву, Гермиона вышла из спальни в своей мягкой пижаме с драконами и пошла прямо по коридору. Интуиция, не иначе вывела её на кухню. Там пахло оставленной миссис Уизли выпечкой и немного сыростью — пару дней назад соседи-маглы устроили настоящий потоп. Звенящую в ушах тишину разбавляли крохотные лучи уличного фонаря — холодные пучки света на столе серебрились, как лунная дорожка. Глаза Гермионы привыкли к полумраку и им уже не требовалось света. Да и палочка осталась в комнате, так что подсветить, даже если бы и хотелось, ей было нечем.
На ощупь она отыскала свою любимую кружку — пузатую и, по правде сказать, немного уродливую. Найти графин с водой тоже не составило труда. Гермиона уже поднесла было кружку ко рту, когда почувствовала на себе взгляд из глубокой тени. По спине горошинами прокатилась мелкая дрожь. Сириус, бывало, рассказывал о каких-то буйных призраках своих дальних родственников…
Стоило ей обернуться, как все опасения словно рукой сняло.
— Прости, что напугал тебя.
Люпин пересёк дверной проём и позволил свету упасть на его напряжённые плечи. Он был одет в привычный мешковатый костюм, хотя вместо пиджака на нем висел затёртый бежевый кардиган. Видимо ложиться спать не входило в его планы. Или тоже не мог уснуть? Гермиона отметила расстёгнутый воротник его рубашки и отсутствие привычного галстука. В её голове так прочно укоренился его образ с тех лет, когда он преподавал в Хогвартсе, что каждая новая деталь неизменно обращала на себя её внимание.
— Я не знала, что ты не спишь, — она крепче стиснула в руках свою кружку.
Вместо ответа Люпин улыбнулся ей и подошёл к столу.
— Ночь многое усложняет, — сказал он. — А ты? Не можешь уснуть?
Гермиона покачала головой. Даже если у неё и были какие-то смутные позывы ко сну, то теперь они мгновенно улетучились. Люпин, кажется, заметил её замешательство и прервал неловкий момент: по щелчку его пальцев в комнате появился крохотный луч тёплого света аккурат над столом. Ей оставалось лишь молча наблюдать за тем, как он подошёл к шкафчикам и попытался высмотреть что-то на полутёмных полках.
— Я знаю хороший рецепт от бессонницы, — произнёс он и деликатно обнял её за плечи. — Горячий какао и занудный собеседник. Со вторым тебе повезло, а вот какао надо поискать…
— Ты совсем не нудный! — возмутилась Гермиона.
— Подожди, я ещё не начал.
На секунду отвлёкшись от поиска нужной банки, Люпин весело ей подмигнул и в душе у неё тут же разыгрался воодушевляющий шторм.
Они проболтали всю ночь, а после — следующую, и так было до того момента, пока дом снова не наполнился жильцами. Но даже тогда они умудрялись прятаться вдвоём от посторонних глаз: в библиотеке или сбегая на ночные прогулки. Происходящее Гермионе казалось настоящим сном — она будто перескочила сразу на несколько ступеней вперёд, сорвала куш, вытащила лотерейный билет у судьбы. Люпин сам тянулся к ней, когда она практически ничего не делала. Вечерами у неё дыхание перехватывало после короткого глухого стука, за которым появлялась мальчишеская улыбка и заговорщицкий шёпот.
— Я тебе ещё не надоела? — однажды шутливо спросила Гермиона.
На часах было уже три часа ночи, а они всё ещё сидели в сумрачном парке, где-то в Ист-энде и ели остывшие сандвичи.
— Это я тебе уже должен был надоесть, — усмехнулся Люпин. — Бессовестно краду время твоей юности в своих грязных корыстных целях.
— О чём ты?
С полуиспугом она заметила, как его лоб изрезала линия глубокой задумчивости.
— Ты и сама всё наверняка понимаешь, — он опустил голову и коснулся большим пальцем своих губ.
Конечно, Гермиона давно догадывалась, что стала для него нитью спасения от реальности, но ни капли не стыдилась этой роли. Ей это даже в определённом смысле льстило: она чувствовала ответственность за возложенную на неё спасительную миссию. Могло ли ей прийти в голову, что сам Люпин станет этого стыдится? Она была слишком юной, слишком идеалистичной, чтобы обратить на это внимание. Её благородные стремления впервые споткнулись о порог сопротивления самой «жертвы», что оказалось совершенно непредвиденным.
— Скоро я всё равно вернусь в Хогвартс, — спустя несколько томительных минут заговорила Гермиона.
Её взгляд с последней искрой надежды выискивал грусть в лице Люпина. Он ведь будет по ней скучать?
— Да, у меня тоже есть важные поручения от Дамблдора в сентябре, — отозвался тот. Может, ей послышалось, но его голос прозвучал разочарованно.
Тогда Гермиона вскочила со скамейки, машинально разгладила ткань своих джинсов и протянула Люпину руку. Движения вышли сухими, скованными, как будто она репетировала несколько раз перед зеркалом и собиралась обменяться рукопожатием с самим министром Магии.
Люпин непонимающе взглянул на неё.
— Обещай, что на этом всё не закончится, — сдавленным тоном от подкативших к горлу слез заявила Гермиона. — Наша дружба, наше общение… Даже если я ничего для тебя не значу…
Ей было плевать на то, что со стороны всё это выглядело, как плохо разыгранная сцена из Чехова, плевать, что слова прозвучали так жалко и наивно. Сейчас он снисходительно ей улыбнётся, пожмёт руку, разумеется, пообещает ей всего, чего она просит, а затем исчезнет. Так делают все люди, разве нет? Люди, лишённые юности и выбора, сломленные жизнью и стремящиеся выглядеть цельными хотя бы со стороны.
Однако вышло всё совершенно иначе. Люпин встал, невольно усилив иронию их соглашения — разница в росте нарочито подчёркивала разницу в возрасте. Он взял её руку в свою, накрыл сверху другой ладонью, крепко сжал.
