Как назло, кружка выскользнула из её рук и громко упала в раковину, к счастью, оставшись целой.

— Любопытно, — всего-то и смогла произнести Гермиона дрожащим голосом.

Это был всего лишь первый тревожный звоночек, всколыхнувший её душевное спокойствие. Она пыталась отыскать объяснение случившемуся. Допустим, дело в животных инстинктах оборотня. Пусть даже Люпин перенял часть способностей своего полнолунного альтер эго. Её никогда прежде не пугала его волчья сущность, но одна только мысль о том, что Лунатик способен отличать её запах от других, заставляла её вздрагивать. С другой стороны, почему именно она? Разве не мог Люпин учуять Гарри или Рона? У них, конечно, нет парфюма, но естественный запах тела или пота, он был немногим слабее её лёгких духов.

Обстановка накалялась и новыми условиями совместного быта. Гермиона не думала, что перемена места так сильно скажется на их внутреннем взаимодействии: они всё чаще сталкивались внутри палатки, где нельзя было затеряться среди этажей, как на Гриммо. Замкнутое пространство не давало ей отвлечься от навязчивых мыслей о Люпине, которых теперь становилось всё больше. И было ещё кое-что, о чём она раньше не задумывалась.

В отсутствии домовика их общежитие претерпело существенные изменения: несмотря на общую самостоятельность мальчиков, Гермиона всё равно оставалась как бы «за старшую в доме». На неё легли все основные обязанности, хотя Рон старался ей помочь с приготовлением пищи, а Гарри — с уборкой. Подобное распределение дел исправно работало какое-то время до появления Люпина.

Присутствие взрослого мужчины изменило привычный уклад. Люпин был явно более приспособлен к жизни в почти что полевых условиях и деликатно пытался исправить разного рода нюансы: его усилиями через пару дней палатка сделалась более уютной изнутри. Он наложил на неё согревающие чары, трансфигурировал кое-какие предметы и кухонную утварь, отладил поступление воды, даже достал где-то для Гермионы небольшое кресло. С Роном и Гарри они несколько раз ходили на охоту, где Люпин научил их быстро и безопасно добывать дичь. И каждый раз, когда он заходил в палатку, Гермиона ощущала необъяснимую радость от его присутствия.

Никуда не исчезла и его особенная забота: держа в руках горячий какао или сладкое яблоко, Люпин подсаживался к ней за стол или около дерева, а затем пытался развеселить или рассказать что-то увлекательное. Она обожала слушать его причудливые рассказы. Неужели это всё правда? Он не придумывает? Смешные небылицы про старого часовщика Дингла, решившего проучить живущих по соседству гоблинов, подсунув им в часы ночную кукушку. Или аристократическое семейство, перепуганное магловской стиральной машиной. Отчаянные студенты Хогвартса, решившие достать со дна Чёрного озера дымящуюся жемчужину. Даже если бы все эти истории оказались сказками, она бы ни на миг не пожалела. Ведь пока Люпин ими развлекал её, она переносилась куда-то в совершенно другое измерение, гармоничное и радостное. Мягкий ворс его свитера щекотал её щёки и не было ничего чудеснее этих моментов.

Со времени последнего ужина на Гриммо они не возвращались к разговору о семейных конфликтах: Люпин тактично не задавал вопросов, а Гермиона больше не заводила разговор об ответственности за нерождённого ребёнка. По правде сказать, чем дольше он находился с ними, тем реже она вообще вспоминала о существовании Тонкс и её интересном положении. Здесь в палатке за сотню миль от всех знакомых каждый из четвёрки делал вид, что отрезан от окружающего мира, добровольно оборвал с ним связь. Будто ни у кого из них нет за плечами прошлого, обязательств, ошибок. Важно лишь то, что есть в текущий момент. Остальное — в несбыточном.

Сантименты были не в ходу. Чтобы сохранять моральную стойкость хотя бы внешне, приходилось избегать острых тем. Всё было и так понятно: Рон ежедневно слушал радио, Гарри торчал в лесу под мантией с осколком зеркала, а Люпин закрывал лицо газетой и, Мерлин знает, о чём думал. Гермиона знала, что он не читает, потому что сама так же пряталась, только за книжками. Зато к ужину все собирались практически бодрыми и иногда обсуждали новые идеи относительно дальнейших поисков.

Однажды эта традиция всё-таки дала сбой. Стало известно, что в Хогвартсе Невилл, Полумна и Джинни пытались выкрасть меч Гриффиндора из кабинета директора и были пойманы. В газете не писали никаких подробностей, разве что короткий равнодушный комментарий Снейпа: «все участники этого преступления были наказаны в соответствии с тяжестью содеянного». Что это значило в переводе с языка пожирателя смерти — не трудно было догадаться.

Рон вцепился в «Пророк» мёртвой хваткой, выискивая между строк малейшие знаки о судьбе сестры. Он весь побледнел, губы плотно вытянулись в сухую бескровную полосу, а глаза суетливо бегали от одной статьи к другой. Сидевший напротив Гарри барабанил по столу пальцами, дожидаясь возможности забрать газету.

— Ну что? — то и дело спрашивал он.

Рон лишь отмахивался. Так продолжалось битых полчаса, пока наконец Гермионе не надоело наблюдать за этой картиной.

— Ты больше ничего там не найдёшь, — устало произнесла она и отвернула угол газеты, чтобы привлечь внимание друга. — Успокойся, Рон. Отсутствие плохих новостей для нас — уже хорошие новости.

— Отсутствие плохих новостей? — воскликнул Гарри. — Они схватили их! Этот мерзавец, как он только может находиться в кабинете Дамблдора?! Ты слышала, что он сказал? Если её пытали, я… я…

Сбив дыхание от гнева, Гарри подскочил с места и хотел было убежать, но Люпин вовремя перехватил его.

— Не надо, Гарри, садись, — успокаивающе сказал он, надавливая ему на плечи, чтобы вернуть на место. — Успокойся. Гермиона говорит о том, что по крайней мере все живы. Сомневаюсь, что ребят пытали, наверняка Снейп сказал это для устрашения…

— А если нет? — возразил он с жаром. — Если Снейп отправил их на расправу этим Кэрроу? Даже боюсь представить, что они могли сделать с Джинни! Не дай бог с неё упал хотя бы один волосок, я придушу этого сальноволосого ублюдка своими руками!

Молчавший всё это время Рон вдруг удивлённо вскинул брови.

— Почему ты думаешь, что они могут что-то сделать с Джинни? — напряжение прозвучало совершенно открыто.

Гарри потупился. Они с Роном так до конца и не объяснились в отношении Джинни. Кто бы мог подумать, что влюбиться в младшую сестру друга окажется таким щекотливым вопросом! Пока Гарри нравилась Чжоу, между не было непонимания, но с Джинни начались неловкие недомолвки. В отличие от близнецов и Билла, которые довольно быстро раскусили, как на самом деле Гарри смотрит на их сестру, Рон искренне негодовал. Очевидно, ему казалось, что друг должен питать к ней такие же братские чувства, но уж никак не романтические.

— Я боюсь, что Снейп… — заговорил Гарри, запинаясь и теребя манжеты своей кофты, — боюсь, он узнает, что Джинни мне особенно дорога, что я её… люблю.

Наконец он решительно взглянул на друга. Слова дались ему нелегко, от того каждая секунда промедления отпечатывалась новой тенью беспокойства на его лице. Поражённый Рон смотрел на него, открыв рот.

— Ну, я… — пробормотал он. — Я догадывался, в общем. Предполагал, что она тебе нравится.

— Нет, Рон, — перебил его Гарри. — Она мне не нравится, я люблю её.

Испуганный собственным признанием, он выскочил из-за стола, и на этот раз Люпин не попытался его удержать. Звонко дёрнулась шторка на входе в палатку. С улицы донеслось гудение ветра. Рон непонимающе перевёл взгляд с Люпина на Гермиону. Он искренне не понимал, что должен делать дальше.

— Поговори с ним, — мягко подсказала Гермиона и погладила его по плечу. — Ты ведь не против?

— Совсем нет!

Их взгляды встретились в безмолвном диалоге. Так мне его догнать? Конечно! Может, подождать? Иди, он ждёт! За столько лет Гермиона научилась распознавать все оттенки их робости и точно знала, как им в такие моменты нужна поддержка и одобрение.

Рон, полный задумчивости, удалился следом. Предстоящий разговор требовал хороших размышлений. Однако Гермиона не сомневалась, что они смогут понять друг друга.