— Если так случится, то вы уже не сможете поставить мне это в вину, — Гермиона едва сдержала ироническую ноту в своих словах.
— Так уверены, что он вас загрызёт, а не просто покалечит?
И тут она наконец поняла, в чём дело. Излюбленная Снейпом язвительность, сыграла с ним злую шутку: он проговорился. Значит, он тоже сомневался, что в прошлом нападении был виноват Люпин!
— Я не упускаю ни один из возможных вариантов, — Гермиона решилась проверить свою догадку. — В любом случае, пока ничего не сделано — ничего не подтверждено или не опровергнуто. Поэтому, сэр, я согласна взять на себя ответственность за происходящее. И вас прошу принять моё решение, несмотря на ваши предубеждения против профессора Люпина.
— У меня нет никаких предубеждений против Люпина, — отрезал Снейп, рассекая своим голосом и без того колючий воздух. — И, между прочим, напоминаю вам, что он — давно уже не профессор.
Растрачиваться на вежливые фразы для завершения беседы было не по-снейповски: зельевар одарил Гермиону уничтожающим взглядом, от которого завяли бы даже дьявольские силки, и стремительным шагом отправился в сторону замка. Впрочем, на неё всё это не произвело никакого впечатления. Довольно усмехнувшись, Гермиона вернулась в хижину.
— Что он хотел от тебя? — несколько настороженно поинтересовался Люпин, когда она вошла.
По блеску его глаз стало понятно, что в нём говорят медленно просыпающиеся волчьи инстинкты.
— Напомнил мне об ответственности в случае провала эксперимента, — отмахнулась Гермиона.
Они одновременно пересекали комнату по периметру, двигаясь в одну сторону: она направлялась к небольшому журнальному столику, который сама же трансфигурировала из старого никому ненужного башмака, а Люпин двигался в сторону камина, безотрывно наблюдая за ней. А может, дело вовсе не в звере?
— Любопытно, почему он не сказал тебе этого в моём присутствии, — в его голосе прозвучали новые, незнакомые полутона. Не может быть!
— Сама удивляюсь, — Гермиона пожала плечами.
Ей хотелось широко улыбнуться и в то же время было интересно продолжить наблюдение. Ревность со стороны Ремуса казалась ей и нелепой, и в то же время очень милой. И это к Снейпу-то!
— Северус всё так же настаивает на своём присутствии? — Люпин заметно нервничал. Он пытался скрыть это, но ничего не выходило.
— Да, считает, что так для меня будет безопаснее.
— В этом он прав.
Гермиона оторвала взгляд от своих вчерашний записей, чтобы укоризненно взглянуть на Ремуса. Как он умудряется ревновать и в определённой мере отказываться от неё в одной фразе?
— Мы уже говорили об этом, — тоном терпеливого педагога она постаралась закрыть тему.
— Но…
— Нет, Ремус, никаких «но».
Не видя его лица, она была готова поспорить, что он улыбнулся. Ему пришлось смириться с её характером маленького диктатора, что иногда становилось даже поводом для шуток. Люпин любил подтрунивать над её нарочитой серьёзностью, при этом всегда подчёркивая, как он ей восхищён.
Уже перед отбоем по дороге в башню Гермиона встретилась с профессором МакГонагалл.
— Мисс Грейнджер, загляните ненадолго в мой кабинет, — с лёгким беспокойством сообщила ей декан Гриффиндора.
Интересно, сколько ещё «серьёзных разговоров» мне предстоит до конца дня, — про себя подумала Гермиона. Она ничуть не удивилась, что тема этой беседы немногим отличалась от предыдущей — со Снейпом. Однако профессор МакГонагалл выражала своё беспокойство более открыто и деликатно.
— Вы знаете, мисс Грейнджер, все учителя обеспокоены предстоящим полнолунием, — начала она. — Мы очень надеемся, что предстоящая ночь принесёт хорошие новости, но…
Бледная кожа натянулась на её скулах, обостряя привычную строгость образа. Профессор МакГонагалл никогда публично не давала волю чувствам, только экстренные ситуации способны были заставить эту женщину измениться в лице.
— Я хочу сказать, что даже если наши опасения подтвердятся, — её губы вытянулись в тонкую полоску. — Мы не позволим никаким предрассудкам повлиять на ваше дальнейшее обучение. Будь хоть тысяча всяких безумных предписаний из Министерства… Я лично приложу все усилия, чтобы вы остались в школе в безопасности и не чувствовали себя дискомфортно.
Слова профессора МакГонагалл тронули Гермиону и она едва сдержала слёзы. Патронаж декана, которого она удостоилась ещё с первого года обучения за свой упорный труд, теперь приобрёл совершенно иное значение: профессор искренне беспокоилась о будущем своей любимицы, особенно в этой ужасной ситуации. А ведь Гермиона раньше и не задумалась, что будет с ней, если на неё действительно напал оборотень и обратил её! Как ей оставаться в школе? Как учиться и жить дальше? Изменится ли к ней отношение из-за её недуга? Видя все те круги ада, что прошёл за свою жизнь Ремус, она даже представить не могла себя в таком же положении. Люпину в своё время помог Дамблдор: создал Воющую хижину, подземный ход к ней, Гремучую иву, окутал это место легендой. Он наверняка придумает что-то и для Гермионы в случае необходимости, но… поддержка профессора МакГонагалл, внезапная и непоколебимая, была особенно ценной.
— Спасибо вам, мэм, — ответила Гермиона и благодарно кивнула.
Так, с полным ощущением верности принятого решения она дожидалась дня Х. С утра вместе с мальчиками, как ни в чём не бывало, они отправились на занятия и провели вместе целый день. Они болтали, гуляли, вместе сели за домашнее задание, словом, всячески старались отвлечься от того, что должно обрушиться на её плечи с первым блеском Луны. Такой план предложил Люпин накануне: он настаивал на том, чтобы Гермиона хорошенько отдохнула и не тратила драгоценные эмоциональные и физические ресурсы на бесполезное беспокойство в течение дня. Нанервничаться она ещё обязательно успеет! Ремус даже умудрился связаться с Гарри и тот с радостью поддержал эту идею. До захода солнца ребята не давали Гермионе ни единой возможности остаться наедине с её мыслями и тревогами, за что она, конечно же, была им очень благодарна.
И всё-таки, ничто не могло полностью отвлечь её от предстоящей ночи: к вечеру дрожь в руках появилась сама собой, а постоянное ощущение нависающего над ней стресса не проходило даже под чутким взглядом друзей. Гермиону как будто со всех сторон окружили боггарты. Что-то внутри неё заело, запала одна-единственная клавиша, и теперь вся мелодия звучит фальшиво. Всё, чего ей хотелось, что было ей в действительности нужно больше всего, — поскорее оказаться в Воющей хижине, где её, без сомнения, уже ждали.
Сделав ещё один глоток тыквенного сока, принесённого Роном, Гермиона в очередной раз открыла свои записи. Ей вдруг стало любопытно: отчего раньше она не испытывала такой сильной привязанности к Люпину? Ведь связь между ними появилась три года назад, но ничего подобного нынешним ощущениям она раньше не испытывала. Сегодня её тянуло к Ремусу, как магнитом, ноги сами просились в путь, а сердце билось так бешено, словно в него вкололи львиную дозу адреналина. Где раньше были эти чувства? И можно ли их анализировать в контексте исследования или это — нечто другое?
Ответ на свой вопрос Гермиона обнаружила случайно на страницах книги, забытой в гостиной кем-то из пятикурсниц:
И в сердце дума заронилась;
Пора пришла. Она влюбилась.
— Идиотка! — воскликнула Гермиона и схватилась за голову.
От её крика Гарри и Рон подскочили на креслах, а несколько человек взглянули на неё через плечо.
— Что такое? — обеспокоено спросил Рон. — Ты забыла сделать какой-то предмет?
— Нет, Мерлин! Как же я могла упустить это из виду! — вслух бормотала Гермиона и оглядывалась по сторонам, смотря мимо друзей. — Это было так очевидно!
— Что очевидно? — непонимающе уточнил Гарри.
Наконец она вспомнила, что не одна, и жутко смутилась.
— Я не могу пока вам рассказать, — она выдавила виноватую улыбку. — Но если сегодня всё сработает так, как мы рассчитываем, то у нас будет доказательство, что Ремус невиновен. А ещё… — её полный надежды взгляд снова скользнул на книжку. — Кажется, у меня появилась ещё одна теория об оборотнях и о том, как сделать их безопасными.
