Они прошли вдоль улицы и свернули на аллею, ведущую к площади Гриммо, но не напрямую. Долгий путь едва ли можно было назвать случайностью. Дорогу выбирал Люпин, а Гермиона лишь следовала за ним. Даже в такой мелочи ей было приятно отметить, что ведёт не она. Так странно, несмотря на то, что она всегда негласно боролась за лидерство, в последнее время ей не хватало ощущения лёгкой женской слабости. Именно лёгкой, а не грубой. Рон всегда был слишком мягкотелым и безынициативным, соглашался со всем, что она говорила, если обижался, то тихо и потому наладить с ним отношения становилось ещё сложнее. И то, что ей так не хватало в своём женихе, она сейчас видела в Ремусе. Тоже мягкий, но не бесформенный, не бесчувственный, не страстный мачо, но живой и искренний. Рядом с ним Гермиона чувствовала себя женщиной. Ей было так легко, что даже продолжительная дорога до дома, показалась длинною в два мгновения.

Когда они почти подошли к её дому, Гермиона вдруг остановилась и на некоторое время замерла на месте.

— Что-то не так? — спросил Ремус, заметив её внимательный взгляд.

Она чуть склонила голову на бок и улыбнулась уголками губ.

— Рон недавно сделал мне предложение, — произнесла девушка.

Лицо Ремуса изменилось в неловком удивлении. Он вскинул брови и в тоже время поджал губы — безошибочный знак того, что новость для него оказалась не такой уж радостной.

— Это… здорово, — запоздало отреагировал он и натянуто улыбнулся. — Поздравляю! Ты уже согласилась?

— Нет, я сказала, что мне нужно время.

— Понимаю.

Люпин замолчал, поспешно опустив глаза, а затем попытался избежать зрительного контакта.

— Я думаю, у вас всё…

— Я хочу кое-что сказать тебе, — перебила Гермиона.

Она сделала шаг вперёд и посмотрела на него снизу вверх. Мужчина был выше её почти на целую голову, и даже её высокие каблуки не сильно меняли её положение. В конце концов, он был вынужден взглянуть ей в лицо.

— Ремус, мне сегодня двадцать три, — вопреки её словам, она выглядела не больше, чем на восемнадцать. — Не то, чтобы это какой-то особенный возраст — так, очередная отметка в календаре. Но почему-то именно сегодня я поняла очень важную вещь.

— Какую?

Гермиона широко улыбнулась, про себя радуясь его смущению. По совести сказать, так ей было проще говорить. Она чувствовала лёгкое превосходство в этой ситуации, и это придавало ей уверенности. Пусть это безрассудно! Не так часто она совершала безрассудные поступки в своей жизни.

— Я поняла, что мне нужно на самом деле, — она облизала пересохшие губы. — Поняла, кем я хочу быть. Какой я хочу видеть свою жизнь.

Ремус смутился ещё сильнее. Он нахмурился и одарил её непонимающим взглядом.

— Это, конечно, хорошо, — осторожно ответил он. — Но что именно ты поняла?

— А этого я пока тебе не скажу.

Она чувствовала себя маленьким, нашкодившим ребёнком, и ей так нравилось это ощущение. Будто бы многолетний груз упал с её плеч, и теперь она может дышать полной грудью. Всё оказалось так просто.

— Скажи, после смерти Тонкс, ты не думал… — она пыталась подобрать нужные слова, но они всё никак не находились в её голове. — Ты не ощущал себя одиноким?

Корявый вопрос заставил Люпина мягко усмехнуться.

— Я всегда ощущал себя одиноким, Гермиона, — он сказал это так легко и естественно, словно в этих словах не было ничего грустного.

Она неловко прикусила губы.

— Но ведь Тонкс не давала тебе ощущать себя одиноким.

— Да, но это ушло вместе с ней.

Гермиона упрямо взглянула ему в глаза. Буквально в этот момент она приняла для себя ещё одно важное решение.

— Но ведь дело не только в ней, — упрямый взгляд встретился с его снисходительным. — Ты не был одинок, потому что она была рядом. Потому что она любила тебя.

Его не могли не задеть эти слова, и девушка выбрала их специально.

— Я не понимаю, к чему ты заговорила об этом, — немного растеряно ответил Люпин.

Сделав глубокий вдох, Гермиона выгадала для себя ещё пару секунд, чтобы всё-таки решиться.

— Я хочу сказать, что ты не должен чувствовать себя одиноким, — дрожа от волнения, сказала она. — Ты можешь быть счастливым.

Едва закончив свою короткую тираду, она привстала на носочки и торопливо коснулась его губ своими. Она совершенно не знала, чего ожидать и что будет после. Гермиона хотела поцеловать его, хотела ещё девять лет назад, когда была маленькой влюблённой школьницей. И наконец решилась это сделать.

Угадать его реакцию она бы не смогла при всём желании. В первое мгновение он замер на месте от неожиданности и уже готов был отступить, но что-то заставило его передумать. Гермиона уже думала отстраниться, когда почувствовала его руки на своей талии, притягивающие ближе. Он ответил на её поцелуй медленно и осторожно, так, как она и хотела. У неё голова пошла кругом от его горячего дыхания на своей коже. Его губы были такими нежными, движения ласковыми, но в то же время уверенными. Она поддалась ему, уступила лидерство. И ничуть об этом не жалела. В его руках она была готова и сгореть, и растаять, как свеча.

Когда это волшебное мгновение медленно растаяло, Гермиона медленно отстранилась, всё ещё руками поглаживая его плечи.

— Ты ведь подумаешь об этом? — тихо спросила она, ещё не открывая глаз.

— Гермиона…

Всё, что он смог — выдохнуть её имя и ласково улыбнуться. Его губы коснулись её щеки в целомудренном, но доверительном поцелуе.

— Мы встретимся завтра?

Ремус заправил прядь её мягких волос ей за ухо и утвердительно повторил:

— Мы встретимся завтра.

Гермиона улыбнулась ему в ответ и пошла в сторону своего дома. Она не обернулась и, конечно, не увидела, что Люпин провожал её взглядом до самой двери и ушёл только спустя несколько минут.

Двадцать три.

Гермиона зажгла свечку и вставила её в шоколадный кекс. Что загадать? Что бы она хотела? Два важных решения в своей жизни уже были приняты сегодня. А дальше всё зависело только от неё.

— Чудо уже произошло, — улыбнулась она и задула свечку.