Через пять месяцев Тонкс погибла, спасая маленькую девочку-магла, вытащив её из-под колёс автомобиля. Она успела подхватить её на руки, приняв удар на себя. Ребёнок выжил, а Дора — нет.

— Она оставалась героем даже без войны, — сказал Ремус, когда вернулся из больницы, где узнал о смерти жены. — Девочка потерялась и вышла на дорогу, водитель её просто не успел заметить…

Он держался очень мужественно и до последнего сдерживал слёзы. Гермиона была в доме на площади Гриммо, когда он пришёл с этой ужасной новостью и оставалась там несколько дней, вплоть до того, как миссис Уизли не отправила её домой отдыхать. Она вместе с Гарри и Джинни старались поддержать Ремуса и постоянно находились с ним рядом. Хотя, конечно же, он не хотел никого видеть, ему не нужны были никакие соболезнования, но оставить его одного было бы просто преступлением.

Она прекрасно помнила, как они сидели на его кровати в полной тишине почти два часа. Комната пропиталась запахом алкоголя и сигарет — она и не знала, что Ремус курил. Они не зажигали свет. Лишь маленькое красное пятно от тлеющего табака да свет фонаря в окне — вот и все источники освещения. Поначалу Гермионе было жутко некомфортно от этого молчания, но заговорить она не решалась. Постепенно ей пришлось свыкнуться с этой мыслью и она приняла это как должное — она просто охраняла его. Для того, чтобы он не был один и не наделал глупостей.

Спать этой ночью ей совершенно не хотелось. Да и как она могла заснуть рядом с ним в его постели? В конце концов не спать же она пришла. От нечего делать девушка украдкой рассматривала Люпина. В темноте его черты сильно смягчились — морщин почти не было видно, лишь бледная кожа, впалые щёки и рыжая небрежная щетина. Тень так причудливо падала на его лицо, что казалось, рядом с ней сидел совсем ещё мальчишка с беспорядком на голове и поникшим взглядом. Гермиона обратила внимание на его длинные пальцы и то, как органично в них смотрелась сигарета. Она и не думала, что курить можно так сексуально, хотя едва ли такие мысли были вообще уместны.

Чтобы больше не думать ни о чём таком, девушка поспешила отвернуться и заняться гипнотизированием противоположной стены. Спустя несколько минут совершенно неожиданно его голос разрезал тишину.

— Спасибо, Гермиона.

Она вздрогнула и заставила себя повернуться.

— Не за что, — осторожно ответила девушка. — Если ты что-то хочешь, я могу…

— Я хочу побыть один.

Гермиона уязвлённо прикусила губу.

— Конечно. Я понимаю. Мне уйти?

— Нет.

Она уже была готова, когда услышала его ответ и это её удивило.

— Нет?

— Нет, останься.

Девушка позволила себе придвинуться чуть ближе. Ремус затушил сигарету и выдохнул дым через нос.

— Я чертовски устал.

Внутри неё всё заклокотало. Такое волнение она в последний раз испытывала, когда сдавала вступительные экзамены и сомневалась в двух вопросах, потому что немного подзабыла материал. Но сейчас она боялась другого. Что ему сказать? Что сделать?

Ответ ей подсказало сердце. Полагаясь на свою интуицию, Гермиона робко и неторопливо положила свою руку поверх его, лежащей на левом колене. Переждав пару секунд и не найдя сопротивления с его стороны, она осторожно переплела их пальцы и чуть пожала костяшки пальцев.

— Тебе надо поспать.

Ремус перевернул свою руку ладонью вверх и сжал в ней руку девушки. Затем очень медленно он поднёс её к своим губам и осторожно поцеловал кончики её маленьких пальцев.

— Да, надо поспать, — повторил он за ней.

— Ложись, — свободной рукой Гермиона расправила одеяло за своей спиной. — Скоро полнолуние. Тебе нужно набраться сил.

Люпин не ответил. Он выпустил её руку, с большой осторожностью положив её к ней на колени, затем снял туфли и пиджак.

— Мне уйти? — робко повторила девушка, когда он забрался под одеяло.

— Нет. Останься.

И она не смогла ему отказать. Опустившись рядом, Гермиона тяжёлой головой коснулась подушки и только тогда поняла, как сама устала.

— Прости, — послышался голос Ремуса. — Я совсем отвык быть один.

Он повернулся спиной к окну и теперь его лица не было видно из-за тени. Возможно, в этот момент он покраснел и испытал смущение от такой глуповатой просьбы, но Гермиона об этом даже не задумалась.

— Тебе и не придётся быть одному, — она мягко улыбнулась. — У тебя есть сын — не забывай об этом. И есть мы.

Она хотела сказать «я», но это было бы слишком самонадеянно с её стороны.

— Не надо о Тедди, — ответил Люпин. — Я не могу сегодня об этом думать.

— Как скажешь.

Она ласково коснулась его волос и успокаивающе провела по щеке. Нет, она совсем не пыталась его соблазнить. Это было прикосновение иного рода. Ни любовницы, ни женщины, испытывающей влечение. Гермиону тогда переполнила какая-то необычайная нежность. И погладив его по голове, она желала всего лишь успокоить его, утешить, словно маленького ребёнка, только не пытаясь соврать, что всё будет хорошо.

После той ночи больше ничего такого не было. Они никогда не говорили об этом, лишь первое время отводили смущённые взгляды друг от друга на общей кухне. Но скоро закончилось и это: Ремус пришёл в себя и погрузился в заботы о сыне, а Гермиона вернулась в Хогвартс, добивать школьную программу и радовать преподавателей.

Двадцать три.

Гермиона снова взглянула на календарь и торопливо ушла с кухни. Ей действительно нужно было сегодня сделать кое-какие покупки перед тем, как, возможно, она устроит для них с Роном романтический вечер. Хочешь праздник — сделай себе его сам. К этому правилу ей пришлось привыкнуть за четыре года отношений.

Впрочем, скоро ей будет совсем не до праздников. Миссис Уизли в один из последних летних уикэндов хорошенько надавила на младшего сына, после чего Рональд-таки решился сделать Гермионе предложение. Она и ждала этого, и боялась. Ждала, потому что эти отношения должны были к чему-то в результате прийти, и боялась оттого, что совершенно не была к этому готова. Уже полусемейная жизнь вне брака казалась ей непреодолимо скучной — что уж говорить о том недалёком возможном будущем, когда они официально станут мужем и женой. Он будет сутками торчать на работе, отрастит себе пивной живот и будет по выходным смотреть квиддич с друзьями. А она без особого энтузиазма останется наедине со своими мечтами, которым, конечно же, будет не суждено сбыться — Рон наверняка захочет детей и как можно быстрее. И когда Гермиона рисовала всю эту картину в своих мыслях, на голове у неё, кажется, седело несколько волосков.

Тщательно стараясь выбросить из головы все эти навязчивые идеи, особенно в день рождения, девушка быстро собралась и вышла из дома. Проходя мимо поворота на площадь Гриммо, она буквально на минуту задумалась о том, кто сейчас мог быть дома? Гарри на работе, Невилл в Хогвартсе (он устроился аспирантом к мадам Стебль), Джинни писала, что собирается к родителям в Нору. Она снова вспомнила про Люпина, но тут же отмахнулась от этой мысли. Вряд ли он был там. Да и если он один, заходить на чай будет немного неловко.

Время пролетело быстро. Гермиона зашла в продуктовый, купила несколько сочных апельсинов и бутылку красного вина, затем в соседнем магазине ей приглянулись симпатичные пирожные, а в конце улицы она вспомнила, что дома закончилась паприка. Набрав полную корзину, девушка остановилась около маленькой кофейни на углу — очень уютное и тихое место, куда она иногда заглядывала, чтобы спрятаться от всего мира на пару часов.

— Могу себе позволить, — в слух заключила Гермиона и толкнула дверь от себя.

Зал был полупустым, и она с лёгкостью могла выбрать себе столик. По своей маленькой традиции её выбор остановился на том, что стоял в углу около окна, рядом с книжными полками. Вежливый официант, непонятно откуда узнавший, что у неё сегодня праздник, угостил её кофе за счёт заведения и помог донести сумки. И вот, когда девушка уже устроилась в мягком английском кресле с чашкой пряного капучино, звякнул дверной колокольчик.