Странно, но после моих слов повар не пошёл вразнос. Наоборот, он с явным усилием взял себя в руки. Краснота ушла с лица, взгляд стал менее заполошным, а мышцы будто сдулись.

— Предсказатель Коко будет с тобой во время сеанса? — мрачно спросил Лайвбирер.

Я кивнула. По-хорошему, надо было бы спросить, но в ответе Коко я была практически уверена, поэтому решила пропустить это ненужное словоблудие.

Тёмный повар жестом подозвал нас. Для удобства Коко пришлось снова посадить меня на сгиб руки: шаг у Лайвбирера оказался гигантским, и не с моими небольшими ножками было легко поспевать за ним. Использовать Ускорение в такой ситуации было бы просто глупо.

Нас подвели к свободному мозгу, какой-то из безликих прислужников подтащил стул и напитки. Коко сел рядом с кушеткой, на которой я улеглась без особого комфорта.

Перед тем, как надеть шлем с кучей проводов, я чуть помедлила. Мне, признаться, совсем не хотелось просматривать собственные воспоминания, но без перелистывания ничего бы не вышло. А слайды будут видны на экране, который как раз перед Коко. Да и Лайвбирер не собирался уходить, как я поняла.

— Я отдам один ингредиент за работу и ещё один за молчание, — сказала я тёмному повару.

— Два за молчание, и их выбираю я.

— Тогда я могу заменить выбранное воспоминание на любое другое. Ингредиент останется тем же.

— По рукам. На случай, если ты выживешь, мои люди принесут еду. Что предпочитаешь?

— Концентрированный мармелад и человечину.

Лайвбирер заинтересованно поднял брови. Я же скосила Глаза на Коко, застывшего, точно статуя.

— Как я понимаю, это будет больно, — сказал предсказатель.

Я кивнула, а вот Лайвбирер зашёлся смехом.

— Коко, — на грани слышимости прошептала я, — что бы ты ни увидел, не делай поспешных выводов и не строй догадок, хорошо? Я всё объясню потом, отвечу на любой вопрос. И помни, что я тебе сказала за рулеткой, я не…

— Ой, да хватит уже нежностей!

Лайвбирер нажал на какую-то кнопку, и меня выгнуло на кушетке дугой. Последним ощущением было то, с какой силой я сжала руку Коко — у простого человека кости перемололо бы в труху. Хорошо, что охотники крепкие, у предсказателя просто будут синяки.

Перед глазами закрутились воспоминания. Рядом со мной оказались Красный и Кричащий, которые с интересом всматривались в эту киноленту. Мы стояли в белом нигде, и куда ни кинь взгляд — везде были картины моей жизни.

Мимо некоторых картин я проскакивала, не желая останавливаться. Короткий взгляд на Рэйвен, дочь Коко, вызвала такую боль в сердце, что оно едва не остановилось. Девушка была настолько похожа на отца, что не требовалось никакого другого подтверждения родства. От меня она взяла разве что свой пол.

Мелькали лица Лило и Аянами, промчались мимо воспоминания о беременности, когда отцом ребёнка должен был стать Торико. Я пыталась проскочить мимо этих фрагментов памяти, но всё равно останавливалась рядом хотя бы на секунду, теша своё сердце.

Вереница ингредиентов оставляла на языке свой вкус, гурманские клетки от них то пытались эволюционировать, то умирали. Вот ещё одна опасность погружения в воспоминания: тело тратит слишком много энергии.

Я видела своих Королей в тысяче вариаций. И тех, что были больше зверьми, нежели людьми, и тех, кто зашёл за порог человеческой эволюции. Нежных любовников и самых жестоких убийц, ломающих кости.

На одной из картин я остановилась. Это воспоминание я хранила очень бережно, потому что больше никогда не видела Коко столь взбудораженным.

Он ходил из одного угла небольшой комнаты в другой, под ногами предсказателя хрустели листы бумаги. Коко то взмахивал руками, собираясь что-то сказать, то замирал, то нервно разминал пальцы. Но не говорил ни одного слова.

При возвращении воспоминаний я занимала своё же место. Так что я сидела на кровати, подогнув под себя ноги, и с интересом наблюдала за метаниями охотника.

— Ну что? — спросила я.

— Это просто…. просто… у меня слов нет, Комацу! Я не знаю! Ты словно посылка, которую один мир передаёт другому, оставляя метки, как почтовые марки. Невероятно!

Он сел рядом со мной и от избытка эмоций взлохматил мои волосы. Я, тогда мужчина, ткнулся лбом охотнику в грудь и успокоенно выдохнул.

— Это точно надо исследовать! — обнял меня Коко.

— Не надо. Не надо.

Это воспоминание, словно по нитке, вытянуло за собой другое: Коко, с разорванной грудной клеткой. Яркие радужные попугаи клевали его лёгкие, пачкая зелёные клювы в тёмной крови. Ядовитые Ара, они любят отравленное мясо.

Я с нервным смехом стоял рядом с телом Коко, дрожащими руками пытаясь отогнать чёртовых птиц. Что-то кричал, говорил, уговаривал. Потом вытащил из руки охотника крошечные красные ягоды, — взрывную клюкву, которая так похожа на изысканную клюкву во всём, — и разжевал их.

Взрыв разнёс мне голову. И вновь знакомый потолок.

Я отвернулась от воспоминания и продолжила тянуться к тем, за которыми пришла. Несколько раз на языке оседал вкус Бога, отчего в желудке тяжело ухало. Мне был противен главные мировой ингредиент, какая неожиданность!

Листая собственную память, я без сожалений отбрасывала неприятные моменты. К сожалению, про плохое думалось намного легче, так что Коко наверняка увидел, как меня убивают тысячью способов. На одном из воспоминаний пришлось задержаться.

Стерильно-светлая комната без каких-либо опознавательных признаков. Есть окно, вместо стекла и рамы растянут желейный прозрачный пузырь. Я хорошо видела лес и поле с зимней смородиной, от которой в летний жаркий день парило холодом.

В комнате — только операционный стальной стол, от которого я не могла отойти. Не было ног. Обрубки, которые Тамара ранее прижгла какой-то жучиной кислотой, тянуло почти так же, как поначалу мои руки в этом мире. Вот почему боль казалась мне знакомой.

Я смотрела в окно, хотя прекрасно слышала, как Тамара ходит рядом. Она что-то напевала, бормотала, разговаривала с Томмиродом, который уже года два был как мёртв. Вместо дальнейшего созерцания природы я повернулась к женщине.

Розовые волосы, длинные. Это в нынешней жизни Торико её обкорнал, так-то Тамара предпочитала щеголять шикарной гривой. Тонкие волоски шевелились, как у Санни. Они не обладали той же силой, но могли стать неплохой заменой рукам: поддержать, указать, обхватить.

Тамара повернулась ко мне. Глаза у неё были абсолютно безмятежные, хотя в руках женщина держала моток лески. С ней она обращалась даже лучше, чем с ножом.

Это как с мягким коржом для торта: обмотать леску вокруг части тела, перекрестить концы и потянуть их в разные стороны с достаточной силой. В итоге — ровный срез, который можно обрабатывать кислотой, чтобы я не умерла от обескровливания.

Рука отделилась от тела с тихим шелестом — так звучала разрезаемая кость. Прежде чем хлынул поток крови, Тамара плюнула мне на плечо. Рану прижгло.

Ах, да. Она же ядовитая.

Руку она мою потом приготовила и отправила Зебре, насколько я помню. Охотник тогда блюдо съел, потому что хотел отдать дань уважения мне и моему телу. Но это я узнала в следующей жизни, когда спросила Зебру «гипотетически».

Воспоминание метнулось было к этому разговору, но я усилием вернула его к розововолосой. Пролистнув отрезание второй руки и бережное укладывание обрубка-Комацу на стол, я сосредоточилась на интересующем меня: на бое.

Короли искали меня, но слишком долго. Тамара успела отхватить мои ноги и руки, отрезать грудь, — тогда я была женщиной, — щёки, ягодицы, вынуть несколько внутренних органов. Всё с особым тщанием готовилось и отсылалось Небесным. Месть за Томмирода была весьма изощрённой.

Вот и бой. Торико и Зебра — основное нападение, Санни страхует с мелкими деталями, Коко не даёт Тамаре уйти. Короли используют максимум своей мощи, теряют человеческий облик, разрушают всё вокруг, но Тамара всё равно уклоняется практически ото всех атак.

В какой-то момент Королям не везёт: Санни припадает на колено из-за разорванной ниже колена ноги. Такое не воссоздаст и восстановительная кулинария. Тамара пользуется моментом и, собрав волосы Короля в кулак, отрезает их.