Когда приступ кашля прошёл, она ещё некоторое время лежала на холодных камнях, пытаясь прийти в себя. Было тяжело: пульсировали открытые раны, жутко чесался неприкрытый веком глаз, ломило суставы. Руки и ноги дрожали так, что Лили даже не думала о том, чтобы встать.

Она прикрыла здоровый глаз и принялась осматривать место, в которое она попала.

Это были какие-то подземелья. Точнее, зал в подземельях. Пол оказался усеян всякой трухой: крошечными крысиными скелетами и костями значительно больше; мелким бытовым мусором вроде перьев и обрывков листов; пылью, пылью, пылью; чешуёй и кусочками змеиного выползка. Всё это богатство валялось, собиралось в кучки по углам и почти равномерно устилало каменный серый пол.

Лили тяжело перевернулась на спину и раскинула руки. Немного отдохнув, она кое-как села и едва не умерла от одышки: простое вроде бы действие потребовало у неё слишком много сил.

Она потёрла горло, — открытая рана неприятно саднила, но хотя бы кровь из неё не капала, — а затем взялась за один из колышков, торчащих в её ноге. Вытянуть его оказалось неожиданно сложно: проклятое древко было выточено так, что вбивалось намного легче, чем вытаскивалось. Лили пришлось раскроить собственную ногу едва ли не до кости, только чтобы избавиться от мешающегося предмета.

С другими кольями дело было не лучше. Тот, что Август пытался вбить в сердце, и вовсе зацепился за кости — и Лили сломала себе пару рёбер, чтобы вытянуть его.

Естественно, она выглядела, да и ощущала себя совершенно отвратительно. Пожалуй, даже Эванс никогда не выглядел настолько неживым, как она.

В голове у Лили были кристально-чисто. Никакой мути, никаких мыслей, только гладкое озеро разума. На появление безликого она практически не отреагировала.

— Отвратительно выглядишь.

Она дёрнула головой и кое-как скривила губы: пошёл ты, знаешь куда?

Безликий не обиделся. Только знакомо-пренебрежительно хмыкнул.

Он швырнул Лили под ноги Салли-Энн — девочка была жива, но едва-едва; дышала она через раз. Старые раны от побоев магглов вспухли и разошлись отёками; новые, от того, о чём Лили не хотела думать, всё ещё кровили. Эванс с горечью подумала о том, что ей чертовски не везёт с соседками по комнате — те имеют ужасную склонность чуть что умирать.

— Она умрёт через пару минут, — подтвердил мысли Лили безликий. — Так что тебе лучше бы поторопиться.

Лили не пошевелилась.

— Оживи её, — хрипло сказала девочка. — Её время…

— Её время вышло ещё год назад. Она должна была умереть во время нападения тролля, вместо Гермионы Грейнджер — помнишь её? Так что вперёд, юная Госпожа, ты знаешь, что делать. Или ты хочешь умереть?

— Я не умру… ты говорил, что я бессмертна. Таков уговор.

Лицо безликого треснуло в улыбке.

— Ты бессмертна, конечно же. До своего двадцать одного года — тогда ты, вроде бы, умерла в прошлый раз? Я не отказываюсь от своих слов, юная Госпожа… я просто перестану делать то, что делал раньше. Перестану укрывать тебя и твоего дорогого Гарри от внимания магов, — он прошёлся туда-сюда около Лили; Эванс ощущала запах могильника и дыма от тёмных одежд. — Отдохну. Признаться, это довольно сложно делать, вы привлекаете так много внимания. А мне ещё и разгребать то, что произошло здесь за время твоего отсутствия. Хотя, нет — этого я тоже делать не буду, зачем? Ты же не слушаешь моих добрых советов. Как тебе картинка?

Лили передёрнуло.

Плохо. Это было бы очень плохо. Ведь тогда бы маги, — ну не идиоты же они, в самом деле, — поняли бы, что с её Гарри-Эвансом что-то не в порядке. Очень не в порядке. В Англии двадцатого века так не любили некромантию и, тем более, неживых…

— Вижу, что ты всё поняла… вперёд. Это, конечно, не заживит всех твоих ран, но хоть немного поможет. Не можешь же ты идти в том виде, в котором ты переместилась? Ну же, юная Госпожа. Действуй.

Салли-Энн открыла глаза — мутные, заплывшие, без капли разума или сознания. Она не пошевелилась ни когда Лили опустилась рядом с ней на колени, ни когда Лили склонилась над ней близко-близко, практически нос к носу.

Эванс откинула волосы за спину, приоткрыла рот и выдохнула максимально много воздуха. Потом — вдохнула, так глубоко, что сломанные рёбра заскрипели и, судя по боли, снова треснули.

Вместе с воздухом Лили вдохнула золотую пыльцу — та вылетала из приоткрытого рта Салли-Энн. С каждой потерянной яркой искоркой Перкс теряла крупицу жизни.

За несколько вдохов она иссохла, как мумия, потеряла всякий цвет и перестала дышать. На последнем вдохе Лили Салли-Энн перестала существовать — просто рассыпалась невесомой серой пылью, той самой, что устилала Пустоши.

Лили знала, как выглядят Пустоши — место, где бродят и распадаются мёртвые, вечное царство тишины и пепла. В конце концов, она сама была мёртвой.

Безликий несколько раз хлопнул в ладоши.

— Молодец, молодец…

Лили обняла себя ледяными руками и склонила голову. Она чувствовала себя лучше, но при этом — очень паршиво. Всё-таки, Салли-Энн была неплохой девочкой… кто же виноват, что она слишком привязалась к Лили Эванс, которую стоило бы обходить стороной?

Несколько едва заметных вдохов-выдохов помогли успокоиться — или, возможно, это было влияние безликого. Лили подняла голову и уставилась на беловолосого, ожидая хоть какой-то реакции.

Безликий едва заметно ухмыльнулся и принялся смотреть в ответ. Естественно, в этой битве взглядов Лили проиграла, несмотря на отсутствующее веко.

— Иди наверх, юная Госпожа, — сказал он, растворяясь в пыльном воздухе. — Твой брат тебя ждёт.

Лили осталась одна. Её разбирал душный смех, но из глотки вырывался только кашель.

Юная Госпожа! Как же, Госпожа! Здесь был лишь один властитель — и он только что исчез.

Она некоторое время просидела перед лёгким пеплом, что ещё недавно был её вроде-бы-подругой. Понемногу воспоминания и знания затирались, и сознание взрослой Лили Эванс укрывалось пеленой существования маленькой Лили.

И маленькая Лили, что провела в не-средневековье несколько долгих месяцев, очень соскучилась по своему брату.

Она поднялась с колен и попыталась кое-как отряхнуть свою одежду. Бесполезно: пыль и прах Салли-Энн налипли на мокрую ткань и шерсть, приклеившись серым одеялом намертво. Лили только руки испачкала.

У неё оставалось не так много ран: слабая полоса разреза на шее, ободранное лицо без одного века, не очень глубокие вмятины по всему телу в тех местах, где были вбиты колья. Уколы от игл все затянулись, как и многочисленные разрезы по всему телу. Даже ногти на руках восстановились — а их Август снял в первую очередь. Ему нравилось брать Лили за руку и облизывать её пальцы, проводя языком с сильным нажимом по открытому мясу.

Ещё он любил целовать ей ноги. Отдирал ноготки по одному и сразу целовал открытую рану. Припадал к ней губами, шептал что-то о прекрасной Мадонне, клялся в верности и признавался в любви… много чего было.

Жалко, правда, что в настоящем на пальцах ног так и не появилось заветных пластинок.

Ещё зубы не все выросли, а вот язык снова был целым. Удобно.

Лили оглянулась по сторонам. Где-то она видела то, что так хотел Эванс и из-за чего и произошли все её приключения — тот самый чёрный дневник, с которым носилась Джинни Уизли. Девочка сделала несколько кругов по залу, прежде чем нашла тетрадку. Та валялась рядом с крупными осколками камня; в одном из них Лили с удивлением обнаружила очертания губ.

Она подняла тетрадь и пошарила рукой по осколкам, переворачивая их. Ну да, губы. Вот осколок с глазом, вот несколько каменных пальцев, а вот на этом куске даже сохранился герб Гриффиндора.

— Джинни, да ты неважно выглядишь, — хмыкнула Лили, откидывая от себя один из осколков. — Что, рассыпалась от расстройства, что я носилась с тобой только ради тетрадки?..

Камни, ясное дело, ничего не ответили. Да Лили и не ждала ответа.

Она прошла вдоль стен, ища выход — его не было. Тогда Лили понимающе хмыкнула: Салазар говорил, что он обязательно сделает какую-нибудь комнату, из которой можно будет только вылететь или выползти, если ты крупный змей.