Альбус Дамблдор, хоть и был явно обеспокоен, не давал подняться панике. Никто из учеников не оказался заколдован навсегда, зловредные чары снимались при помощи сока мандрагоры — ей только оставалось поспеть в теплицах. Поэтому те двадцать несчастных, что лежали в Больничном крыле больше месяца, вскоре смогут вернуться к обычной жизни.

Гораздо больше директора волновали другие маги — пропавшие Лили Эванс, Луна Лавгуд, Салли-Энн Перкс и Гилдерой Локхарт. Что самое плохое, Дамблдор не мог понять, связана ли их пропажа: Луна Лавгуд часто гуляла в Запретном лесу, несмотря на все взыскания и отработки, так что могла просто стать жертвой какого-нибудь хищника; профессор Локхарт занимал проклятую должность ЗОТИ и вполне мог удариться в бега, когда начались настоящие нападения — наверняка почуял, что запахло жареным; Салли-Энн, несмотря на тихий и мягкий характер, обожала проводить время в потенциально опасных подземельях; Лили Эванс…

Лили Эванс была одной большой головной болью для директора. Почти полная копия печально известной Лили Поттер, совершенно по-волшебному не замечаемая никем в течение своего первого курса, с удивительным, — по-плохому удивительным, стоит отметить, — старшим братом. Наверняка Гарри Поттером, судя по чертам лица — слишком уж похож на родственников. Не на Джеймса, конечно, но на бабушку-Юфимию и деда-Флимонта. Тот же острый подбородок, высокие скулы и неожиданно тяжёлый взгляд — ну точно как у Карлуса. Кровь не вода.

Под вопросом, конечно, оставались красные волосы… но мало ли, какой предок был с такой шевелюрой. Поговаривали, что Гриффиндоры, — давние родичи и прародители Поттеров, — обладали похожим цветом волос. Но так-то, конечно, кто знает. Столько времени прошло.

Эванс подозрительно быстро съел всё, что принесли на ужин, но ожидаемо остался очень голодным. Мадам Помфри, печально покачав головой, дала мальчику очередное зелье — блокатор аппетита, который чаще использовали для неспособных похудеть девиц. Вот Северус-то был обескуражен, когда Поппи попросила у него это зелье среди остальных для лечения мистера Эванса. Медсестра тогда даже смутилась, чего не было добрых сорок лет.

Потом-то они, конечно, объяснились и даже посмеялись над возникшей ситуацией. Но Поппи всё равно было немного неудобно. Просто как женщине.

— Вот молодец, — привычно похвалила Эванса медсестра. — А теперь укладывайся и постарайся уснуть. Микстура подействует через пару минут, ты ощутишь, как пропадёт голод.

Эванс кивнул и быстро забрался под одеяло, зачарованное на прохладу. В последнее время его тело было таким горячим, что подобные чары приходилось накладывать не только на спальные принадлежности, но и на повседневную одежду.

Что неприятно — из-за высокой температуры тела ускорялось гниение. А вместе с ним приходила боль.

Эванс устроился под одеялом, сложил руки на животе и прикрыл глаза. Поппи Помфри не знала, что её пациенту сон как таковой не требовался — хоть что-то осталось от прошлой спокойной не-жизни. Эвансу было достаточно лечь, замедлить своё дыхание и просто начать следить за собственными мыслями, чтобы отдохнуть. Никакого сна, выключения из реальности или чего-то подобного.

В новом существовании были редкие плюсы. К ним Эванс относил прояснившуюся голову, ушедшую апатию и тишину. Он больше не слышал никаких голосов на периферии сознания, вечный шёпот рядом смолк.

А ещё на его волшебство не отзывалась грушевая палочка. Только остролист остался верным, хотя колдовать Эвансу строго-настрого запретили. Но иногда он всё-таки вызывал простой огонёк Люмоса и любовался его отблесками в темноте под одеялом. Это всё ещё было волшебно.

Нынешняя ночь отличалась от остальных: «поспать» спокойно Эвансу не удалось. В первый раз его «разбудил» Сэм, мальчишка-третьекурсник, серьёзно облегчающий жизнь Эванса на Слизерине.

— Эй, Эванс! Спишь? — прошептал третьекурсник возле уха мальчика.

Эванс тотчас открыл глаза, и Сэм отшатнулся от резкости.

— Ну ты, — пробормотал Дэвидсон, — опять за своё. Как себя чувствуешь? Я принёс виноград.

Эванс сел на постели и тихо поприветствовал ночного гостя.

— К тебе днём не пробиться, — хмыкнул Дэвидсон. — Я пытался. И Малфой тоже, и даже наш декан. Мадам гоняет всех визитёров, невзирая на пол, возраст и магическую силу. Даже директора не пустила, я слышал, как он обсуждал это со Снейпом.

— Лили не нашли?

Сэм коротко мотнул головой.

— Нет, но у меня есть кое-какие новости.

— Какие?

— С тебя причитается, помнишь?

— Что угодно.

Сэм довольно ухмыльнулся — ему нравился новый, необычно живой Эванс. По крайней мере, он неплохо разговаривал и был готов дать «что угодно» даже за крохи информации о сестре.

Знал Сэм не то чтобы много, но достаточно. Лили Эванс в последний раз видели на седьмом этаже, информация была проверенная, от знакомых слизеринцу портретов. Девочка убегала от чего-то, чего портреты не видели и не слышали; выглядела второкурсница не столько напуганной, сколько разозлённой.

— Профессора потом прошлись по коридору и нашли её сумку, — рассказывал Сэм. — А ещё разбитый витраж с каплями её крови и обрывками школьной формы.

— А сама Лили?

— Потом проверяли место, где она могла бы упасть — ничего. Будто она просто растворилась в воздухе, что вполне возможно. В одиннадцать и двенадцать ещё бывают детские магические выбросы. Так что она наверняка жива.

Эванс вздохнул. То, что Лили была жива, он знал точно. Но вот только где она?

Словно услышав его вопрос, Сэм неловко взъерошил волосы:

— А быть она может где угодно. Обычно при таких всплесках мага отправляет туда где безопасно или туда, где он должен быть.

— Что это значит?

— Кто знает. Я эту фразу в книге видел, когда искал информацию по перемещениям. Ладно, я пойду. Съешь виноград, в нём полно полезного!

Эванс оторвал от грозди ягоду и съел её, не чувствуя вкуса. Выходит, Лили переместилась? Это может быть правдой. Да и волшебная палочка у его сестры была подходящей. Как упоминал Олливандер, шерсть северного оленя в качестве концентратора говорит о том, что маг будет много путешествовать.

И что эти путешествия будут хорошими… в большинстве своём. Так что оставалось только уповать на удачу.

Эванс не ложился обратно, медленно поедая виноград, пока его поедали невесёлые мысли. Лили наверняка попытается вернуться обратно, — в конце концов, она же его любит, — но когда это будет? И хватит ли ей силы на то, чтобы вернуться? Эванс не хотел бы остаться один, потому что рядом с ним не было даже Малиновки. Бедная птичка…

Всплеском сырой магии он испепелил обглоданный скелетик виноградной грозди, и улёгся под одеяло. Но не успел он как следует расслабиться, как снова был потревожен. На этот раз — посторонними звуками из общего Больничного крыла.

Эванс вылез из кровати и подошёл к двери. Немного приоткрыл её, чтобы видеть, что происходит снаружи, и замер.

В Больничное крыло вошла Поппи Помфри, директор и Снейп. Последний левитировал перед собой тело очередного замороженного ученика. Эванс успел увидеть эмблему Слизерина прежде, чем форму сменила больничная ночнушка.

— Кто на этот раз, Северус? — устало спросил директор.

— Сэм Дэвидсон, третий курс моего факультета. Опять непрямой взгляд, юноша носил с собой зеркало. Видимо, догадывался, что происходит.

— Даже ученики уже догадываются, — ворчливо отозвалась Помфри, устраивая ученика на койке. — Пора бы уже и директору принять очевидное. По замку шляется василиск!

— Поппи, мы не можем делать поспешных выводов…

— Двадцать один окаменевший ученик, три замерших приведения и пять сгоревших портретов! Недостаточно? Альбус, очнись и начни что-то предпринимать! Хвала магии, что у нас пока нет серьёзных жертв, даже портреты можно восстановить! А если будут?

— Школу не закроют, а вот руководство снимут, — миролюбиво отозвался директор. — Я работаю, Поппи, не беспокойся. Но поймать злодея, кем бы он ни был, довольно сложно.