Так, она узнала, что её дорогой Эванс — Восставший, благословлённый Самой Смертью на не-жизнь. А она-то считала, что он лич: не живой, колдует, иногда становится немного поактивнее. На эти размышления настоящий лич только посмеялся:

— В таком возрасте, Лили, личем не стать. Лич — это маг, перешагнувший определённый рубеж в своих экспериментах с жизнью и собственным телом, со своей магией. Поэтому мы все выглядим как сушёные фрукты — личи застывают в том облике, в котором они, хм, переходят в состояние не-жизни.

— А Эванс растёт, — кивнула Лили. — Понятно.

— Не просто растёт, а растёт только в Самайн, когда мёртвые и живые энергии смешиваются. Поэтому он благословлён. К тому же, ты говорила, что он ощущает некроэнергию.

— Да, было дело. Это был дневник одной девочки…

Про дневник Джинни лич выслушал внимательно, но ничего сказать о нём не мог — не был уверен в том, что это за артефакт. Только пообещал связаться со своими знакомыми и уточнить возникнувшие подозрения.

Теперь же, видимо, пришёл делиться информацией.

— Крестраж! — с ухмылкой сказал лич вместо приветствия. — Это крестраж!

— Что такое крестраж? — не поняла Лили.

— Пошли, присядем, маленькая Госпожа. Это разговор не на десять минут.

Лич с Лили, — и Ровена с ними, ясное дело, — нашли свободную лавку, достаточно удалённую от основных маршрутов магглов-строителей и шатающихся без дела магов. И лич принялся за рассказ.

Про разделение души Лили слушала без интереса — ей эта информация, если честно, была не особо нужна. А вот то, что Эванс почему-то очень чутко реагировал на отколотые кусочки чужой души, заключённые в предметы, девочку встревожило.

— Он будет реагировать на любые расколотые души? — спросила она. — В прошлом году он присматривался к магу, от которого пахло смертью, в этом — к тетрадке с похожим запахом. Что теперь, он будет на каждую такую вещь реагировать?

— Не думаю, — цокнул языком лич. — Просто, скорее всего, это были осколки одной и той же души, поэтому твой брат и реагировал.

— Ясно. А почему он вообще реагирует?

— Кто знает? Но, видимо, с этой душой связано его благословение от Самой. Знаешь, она недавно, лет сто пятьдесят назад, приходила в наш мир, я сам её видел…

— И зачем?

— Родила ребёнка. Она делает это каждые триста лет, но ни один некромант не знает, зачем. Дети эти, конечно, многое творят… только никто из нашей братии не знает, где этот ребёнок растёт и что с ним происходит. И лишь после его смерти все осознают: вот он, этот ребёнок, это был он! Да только поздно.

— А что, ребёнок всегда один и тот же?

— Да нет, дети разные. Душа одна.

Лили кивнула, внутренне понимая горечь лича. Она бы, наверное, попыталась бы как-нибудь помочь такому ребёнку. И не она одна. Ведь не просто же так он перерождается снова, и снова, и снова, и снова…

— А зачем ребёнок перерождается? — спросила всё-таки Лили, не особо надеясь на ответ.

— Никто не знает. Но, вообще, обычно такое происходит из-за того, что душа никак не может пройти определённый урок или повторяет одни и те же ошибки из жизни в жизнь. Бесконечный круговорот перерождений — это на самом деле страшно, юная Госпожа. Душа не понимает, что происходит, и всяческими способами старается сначала избежать ошибки, потом нарочно её совершает и, как итог — начинает искать способы избежать перерождения. Любые способы. Может, и крестраж тот создал такой же несчастный, что рождается снова и снова.

Лич поднялся с лавки и отряхнул свои лёгкие штаны. Лили удивляло, как большинство магов ходят в холодную погоду в летней одёжде: платьишки, мантии, штанишки и рубашки. Вот Розита — молодец, она куталась в тёплую шерсть и требовала у брата вывести химеру с пушистой шкурой. На шубу!

— Скоро Йоль будет. Самое время для обрядов, — сказал он. — Тогда будешь ребёнка оживлять?

— Наверное, — пожала плечами Лили. — Не уверена. Как приспичит.

— Ну, оно-то и к лучшему. В некромантии всегда лучше слушать себя, а не высчитывать всё по звёздам. Увидимся позже, юная Госпожа! А тебе, Равенкло, совет: копи энергию. В ритуале её понадобится много.

— Как же, скопишь тут, — поморщилась Ровена. — Замок всё выпивает до капли.

Лич рассмеялся.

До Йоля Лили всё-таки не дотянула, ощутила нужный момент в первых числах декабря — лич поделился с девочкой худым календариком, основанным на лунных сутках, так что Лили примерно высчитала дату.

В выбранный магией день Лили не могла найти себе места: еле поспала, скудно позавтракала, постоянно оглядывалась по сторонам и будто чего-то ожидала всё время. Эту перемену в обычно весёлой девочке было сложно не заметить, так что и Салазар, и Ровена, и даже Годрик следили за Лили с особым тщанием.

Лича, пришедшего в тот день в Замок, Лили встречала, как родного.

— Ну наконец-то! — кинулась девочка к неживому. — Я уж думала, вообще не придёшь!

— Я всегда прихожу вовремя, юная Госпожа. Где будем проводить обряд?

— Большой Зал подходит по размеру, к тому же, там для неба нужен всплеск энергии. Идём, идём!

Они дошли до Большого Зала, сопровождаемые любопытными магами. Там работала Розита — Лили не уставала поражаться её способности без устали рассчитывать длиннейшие уравнения для точного рисунка ритуала. Звёздное небо в Большом Зале действительно стало для неё достойным вызовом. «Работой всей жизни», — часто шутила Розита.

— О, а вы как раз вовремя! — широко улыбнулась леди Гриффиндор, отряхивая руки от меловой пыли. — Я как раз закончила со всеми рисунками и расчётами. Остался только выплеск сырой силы — и будет в этом зале твоё небо.

— А мы как раз с выплеском силы, — неловко потёрла шею Лили. — Я хочу в этом зале провести обряд некро… можно?

Розита на мгновение задумалась, потёрла подбородок и оставила на нём белую меловую полоску.

— Да, некро тоже подойдёт. Подожди немного, я слегка подправлю линии, тут недолго.

Пока Розита исправляла рисунок, Лили забрала у Ровены мёртвую Елену. Действовала Эванс по наитию и совсем чуть-чуть — по наставлениям лича. Тот не уставал повторять, что учение для благословлённых Самой — только вред, что Лили и её брат должны делать всё так, как велит им интуиция.

Лили и делала. Размотала все пелёнки, обнажая серое, гниющее тело младенца. Положила ребёнка на пол и села рядом с ним. Принялась осторожно гладить плечики, колени и тощую шейку — так, как ей казалось правильным.

— Так, — нахмурился лич, явно понявший, что будет делать Лили дальше. — Все на выход.

— Но я же, — заикнулась Ровена.

— На выход. Остаться может змеемордый, он патрон юной Госпожи. Остальные выход Смерти не переживут.

Маги исчезли из зала поразительно быстро, выволокли даже Розиту и Ровену, что настороженно оборачивалась на замершую над ребёнком Лили. Зря женщина это делала. Если бы она сдержала своё любопытство, то не увидела бы, что начала делать юная некромантка.

Лили гладила крошечное тельце, а потом вдруг ощутила злость на этого маленького ребёнка. Чувство было настолько острое, сильное, что Эванс не смогла ему сопротивляться и потонула в нём. Она прекрасно осознавала, как рвёт детское тело, выдирая из него крошечные руки и ноги, как сворачивает шею и откручивает кукольную голову вместе с куском позвоночника. Гнилое мясо и мягкие хрящи позволяли справиться с этой грязной работой даже детским рукам Эванс.

— Нет! Нет, она её рвёт! — услышала Лили до того, как двери Большого Зала закрылись.

После на них легла магическая печать лича. Теперь никто не смог бы войти или выйти из зала до того, как закончится ритуал.

Лили не стала слишком сильно выражать свою ненормальную злость, ей хватило расчленения детского тела на шесть частей: две руки, две ноги, голова и туловище. Эванс разложила части плоти, как кукольные, возле мест сочленения — и замерла.

Салазар, оставшийся в зале, нахмурился и отошёл ближе к запечатанным дверям. Он остался при ритуале скорее из любопытства, чем по реальной необходимости или из волнения за свою протеже — и теперь немного жалел о своём решении. С другой стороны, это был единственный для него шанс посмотреть на работу настоящего некроманта-интуита. А от такого не отказываются.