Было совершенно очевидно, что девица решила использовать нечто похожее на оружие «последнего шанса», которое было в арсенале у любого уважающего себя мага. После таких атак не выживал никто, включая самого волшебника. Слизерин не мог позволить столь интересной персоне так бесславно пасть, а потому он всё же вступил в противостояние. К тому же, это наверняка был тот самый «дар».

Ему ничего не стоило смести полностью сосредоточенных на девице мужиков всего лишь одним резким взмахом руки. Рыжая тотчас кинулась на бабу, вертевшую в красных руках палку и, повалив на землю тучную женщину, выцарапала не только вожделенную ветку, но и, кажется, один заплывший глаз. Резво отскочив и от стонущих мужчин, и от истерящей бабы, пришелица настороженно уставилась на замершего Слизерина.

— Иди за мной, — приказал Салазар, не давая рыжей и рта раскрыть.

Та дурой не была: посеменила за магом беспрекословно, хоть и кидала ему в спину тяжёлые взгляды, полные недоверия и опаски. Слизерин по устоявшейся традиции вёл её в церковь, — единственное место во всей деревне, которое он знал достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что в неё никто не пойдёт вне мессы.

Заведя рыжую в полуразвалившийся его стараниями храм, Салазар скинул капюшон с головы, являя девочке обгоревшее лицо и лысую голову с парой жалких клочков волос. На подобную демонстрацию та отреагировала на удивление равнодушно, мазнув по открывшейся «красоте» равнодушным взглядом потемневших глаз, всё ещё бывших на диво яркими.

— Как ты оказалась в этой деревне?

Рыжая скривила губы и недовольно посмотрела на Слизерина, заставив того нахмуриться.

— Как ты оказалась тут? Отвечай!

Повышенным голосом маг добился только направленной на него ветки и неразборчивого шипения, сорвавшегося с губ пришелицы. Заинтригованный неожиданной догадкой, Слизерин повторил свой вопрос на змеином языке.

— Не знаю, — мгновенно ответила девочка, из глаз которой немного исчезла настороженность, — неудача, — и я тут. Не понимаю другой речи, слов ваших двуногих.

— Что ты имеешь в виду, говоря «наших»?

Чтобы пояснить свои слова, рыжая несколько раз произнесла тот же вопрос, что задавал ей сам Салазар. Слизерин с удивлением слушал совершенно иное звучание родного человеческого языка.

— Слова как кто-то съел и срыгнул их кости, — прокомментировал маг, недовольно морщась: парселтанг был не самым эффективным способом общения. — Не помнишь, как ты тут. Что последнее ты помнишь? Как тебя называть?

На мгновение рыжая задумалась. Последний вопрос звучал как «что у тебя за вид?», но девочка поняла его верно:

— Называют Лили. Последнее… спешка от большого и громкого, — девочка явно передёрнулась, и краска исчезла с её лица, до невозможности обострив скулы, — потом упала сама. С высоких камней людей.

«Высокие камни» могли значить башню или искусственные скалы, и Слизерин уточнил термин. Получив ответ, маг задумался.

Выходило, что девочка убегала от какой-то твари неизвестного вида и размера. Но для змей даже шелест тела большей змеи был «громким», так что это ничего не проясняло. В процессе убегания ей не пришло в голову ничего лучше прыжка с башни для спасения. Значит, участь иначе была бы хуже? Но это не снимает вопроса: как она вообще очутилась в этой всеми магами забытой деревне?

— Ты видела яркость? Слепящий шар? Громкий звук? Что-то?

— Ветер и много красок, от быстроты стремления вниз. Два шара ярких. Цвета неба.

Слизерин потёр висок, зашипев, едва наткнувшись холодными пальцами на свежий ожог. Рыжая, охнув, покопалась в карманах изодранной пошлой юбки и достала маленький флакон.

— От всего. Сладкий, горький, трава. Живой.

Настойка, оказавшаяся простым бадьяном, немного успокоила боль, и Салазар уже более благодушно оглядел свою находку. Это точно был тот самый «дар». В любом случае, отпускать рыжую было расточительством. Сначала надо хотя бы узнать, что она может предложить.

— Идёшь за мной. Выполняешь требования. Подчиняешься.

Рыжая Лилит подозрительно оглядела его с ног до головы.

— Подчиняюсь? Нет. Учишь меня языку. Ты, старший, защищаешь младшую. Учишь всяким, — она покрутила кистью руки, подбирая слово, — атакам? Изменению реального. Понимаешь?

Она ещё и торгуется!

— Понимаю. Подчиняешься. Учу говорить и изменению реального, и атакам. Что попросишь. Но, — Салазар чуть оскалил зубы, — подчиняешься.

Лилит поджала губы и обречённо взглянула на Слизерина, ожидающего её ответа. По идее, ему-то она была нужна только для удовлетворения собственного любопытства, а вот без старшего мага такая молоденькая девочка рисковала много большим.

— Сезона спаривания нет, — тихо и неуверенно сказала она.

Слизерин расхохотался. Спаривания? Он и не думал, — мала ещё, ха!

— И не будет, Лилит.

— Н-ну, тогда — подчиняюсь.

***

«Бежала-бежала-бежала, упала — и вот в новом, полном тайн и чудес месте! Ах, как приятно изучать всё происходящее вокруг! Всё такое необычное, интересное, увлекательное! Ах, Лили, как же повезло тебе…»

Хриплый приказ от полулысого Мастера поднести ещё выпивки прервал череду самоубеждений девочки. Аффирмации не работали. По правде говоря, вокруг всё было грязно и жутко, неприятно пахло немытыми телами и навозом, а ясные животные глаза Мастера навевали мысли о детских страшилках. Лили натянула на личико самую сахарно-приторную из всех своих улыбок и, весело щебеча что-то бессмысленное, поднесла магу большую и грязную кружку какого-то дикого пойла. Она жалела лишь о том, что плюнуть в посудину не удалось.

«Мастер, — имени своего он так и не назвал, скотина, — маг выдающийся, несомненно. Но также несомненно он просто отпадный муд… уро… мудрец, чтоб его!»

Причины, чтобы затащить её в мрачное ароматное пристанище пьяниц и полуживых путников, Лили не находила. Мастер одной силой мысли мог творить такие вещи, от которых Дамблдор повыдёргивал бы себе всю бороду по волоску, но создать хоть какую-нибудь тряпочку от дождя или наплодить золотых монеток не хотел. Или не мог, Лили не была уверена.

Но вести приличную девушку в трактир! Да такого ни один приютский мальчишка себе бы не позволил, прежде всего из-за того, что Лили дала бы ему в глаз за одну только мысль!

С Мастером, конечно, подобное было невозможно.

Несмотря на тщательно подогреваемую неприязнь, уселась Лили поближе к своему вроде как учителю. Заинтересованные взгляды окружающих пьяных мужчин её пугали: примерно зная нравы средневековья, Лили не была уверена в собственной безопасности.

Мастер на такое поведение только фыркнул. Поколдовав над своей кружкой, он отпил изменившийся напиток из уже чистой посудины.

— Как делать так? — не удержала любопытства Лили.

Змеиные глаза мазнули по её фигуре коротким равнодушным взглядом.

— Рано тебе ещё. Неси пищу, что забыла.

От досады девочка сморщила нос. Она надеялась, что те две тарелки, что она оставила у трактирщика, не для них. Уж больно убого они выглядели! К несчастью, надежды её не сбылись.

Провожаемая мужским вниманием, девочка, так и не попросившая у Мастера юбку подлиннее и неистово об этом жалеющая, подошла к уродливому, как и всё вокруг, трактирщику. У мужика не доставало левого глаза. Чёрный провал глазницы был кое-как прикрыт лоснящимися от грязи кучерявыми волосами. Выдающийся нос с парой больших прыщей казался несуразно мелким по сравнению с огромными блестящими красными губами, напоминавшими две жареных сосиски. Зубы, скрывающиеся за этими губами, и вовсе повергли Лили в ужас: их было меньше половины, зато все они оказались жёлто-чёрными, как на подбор.

— Прошу, малышка, — дыхнул на девочку трактирщик, пододвигая тарелки.

Задержав дыхание, Лили быстро кивнула, и, схватив посуду, метнулась обратно к Мастеру. Вонь изо рта, не знавшего в жизни зубной щётки, сразила её наповал.

— Увереннее, — зевнул Мастер. — Они пусты. Ты полна силы мира, они — нет.

Лили скривилась, как от зубной боли. Она не могла объяснить всех охватывающих её чувств, и дело было не только в скудности парселтанга, но и в том, что Мастер не видел совершенно ничего предосудительного в поведении окружающих его людей.