— Ладно, отодвигай тумбу и зови эту рыжую. Будем спать ложиться.

Вернувшаяся Уизли была, на взгляд Салли, больше всего похожа на самого обычного ребёнка, оторванного от семьи: храбрящегося, смущённого и оттого нагловатого и отчаянно хотящего «к мамочке». Жалости к подобному «чуду» Салли не испытывала вообще, в чём можно было бы обвинить её не самое лёгкое детство без мамочки в принципе. Но, несмотря на это, Энн решила всё-таки навести мосты к зажимавшейся девочке:

— Эй, рыжая, зовут-то тебя как?

— Не называй меня рыжей! Джиневра Молли Уизли, вот. А вас?

Фыркнувшая Лили была просто концентрированным добродушием, поэтому отвечать Салли пришлось за двоих:

— Салли-Энн Перкс и Лили Эванс.

— Лили Морриган Эванс!

— Лили Морриган Эванс, — послушно согласилась с беснующейся подругой Салли. — А теперь, раз уж мы все перезнакомились, я пойду в душ.

Быстро закончив все водные процедуры, Салли нырнула под чуть тёплое тяжёлое одеяло и с наслаждением потянулась. Минут через десять посвежевшая Лили тоже вернулась из ванной и, погасив свет в комнате, тенью скользнула к себе в кровать.

Но надеждам выспаться было не суждено сбыться: расслабившаяся из-за темноты новенькая вскоре начала подозрительно хлюпать носом, а потом и вовсе зашлась заткнутыми подушкой рыданиями. Привыкшая к тишине после отбоя Энн уснуть не смогла бы даже при всём желании.

— Мелкая, чего ревёшь? Не мешай спать! — выслушав прерывистые жалобы насчет отсутствия мамочки и сказки, Салли, тяжело вздохнув, кинула в Эванс подушкой. — Лили! Рассказывай давай что-нибудь ей, а то мы вообще не заснём!

— А что сразу я?! — зашипела второкурсница не хуже кошки. — Чего сама не расскажешь?!

— Эй, я прикрываю спины от учителей, ты вешаешь им лапшу на уши! У тебя язык лучше подвешен!

Спорить с этим Лили не могла, и недовольное ворчание было лучшим тому подтверждением.

— Сказку ей. Рыжая, не реви, иначе никакой сказки не будет, — рыдания затихли, хотя раздражающие всхлипывания ещё оставались. — Сказку, блин. Ладно, слушай! Однажды умерли трое мужчин!

— Ска-сказки та-ак не на-начина-аются! — прогнусавила Уизли в подушку.

— Цыц, я рассказываю! Умерли эти трое, и, встретившись в загробном мире, поняли, что все они — братья.

Салли-Энн с интересом уселась на кровати. Да уж, вешать лапшу на уши — это искусство всё-таки, ей недоступное. Заинтересовала ведь… И как будет выкручиваться теперь? Мало того, что эта недосказка началась со смертей, так ещё и трое мужиков неожиданно оказались родственниками. И вообще, как они это поняли? Анализ по крови провели? В загробном мире есть лаборатории? Или у них были одинаковые родимые пятна? Да, непонятно.

— А они от одной матери или от одного отца? Или их просто растеряли по всему миру? — не удержалась от вопроса Салли-Энн.

— Не знаю я, — огрызнулась Лили, — просто братья, и всё. Вот, и стали они думать, как бы им… как бы им снова стать живыми, потому что у них у всех были незавершённые дела в мире живых. Пока думали, набрели на речку забвения, не помню названия её.

— Стикс, — подсказала Салли.

— Ага, на неё. Река была просто огромной ширины, другой берег было еле видно. Посовещавшись, эти братья поняли, что они все были магами, причем сильными, поэтому они долго-долго колдовали и сделали огромный мост, который смог дотянуться до другого берега. Идти по нему было страшно, потому что всё-таки Стикс, а не какая-то там Темза, но выбора у них особенного не было, поэтому они пошли. И на середине моста они вдруг замерли, как вкопанные: перед ними стояла… сама Смерть! Женщина с косой, в мантии, окружённая зло-ой аурой! Но злилась она не из-за того, что они сбежать хотели — о нет! Злилась она потому, что долго-долго ждала к себе этих братьев, а они не захотели даже немного побыть с ней!

Лили явно вошла во вкус, потому что описания становились всё более насыщенными, а тон девочки принялся подстраиваться под рассказ, создавая нужное настроение у слушающих.

— <Вы призвали великое колдовство>, — сказала им Смерть, — <и я не могу оставить это без… подарка. Восхищенная вашей силой, мудростью и умением, я дарую вам то, чего бы вы не пожелали! >, после чего двое братьев почувствовали себя так, будто выиграли в лотерею: как же, сама Смерть им что-то дарует! А вот третий брат обеспокоился, но его никто не слушал.

И первый брат вышел и сказал: <Я знаю, что из костей животных делают прекрасные клинки и луки, и я знаю, что у тебя есть кости, и что кости твои полны волшебства. Я, костлявая, хочу самое грозное в мире оружие, которое может магичить: твою кость! >

И Смерть закатала рукав своей мантии по локоть, показав самую обычную женскую руку, а не кости. Затем Смерть своим чёрным-чёрным когтем рассекла нежную кожу — и вместо крови во все стороны брызнул чёрный дым, и то, что соприкасалось с ним, начинало гнить. Смерть же вытащила из своей руки кость и отдала мужчине, сказав: <Вот твоё оружие, славный воин, ступай дальше, в поднебесный мир! >

Этот брат бросил своих других братьев и ушёл в мир в одиночестве, потому что незнакомые мужчины ему были не нужны, ведь он стал обладателем самого сильного оружия! И с этим оружием он шёл в бой, вёл за собой армии и уложил множество людей на радость Смерти, а после и сам умер из-за него же: кость Смерти тянула из него при выполнении заклинаний не только жизненную силу, но и ум, а свихнувшийся маг — опасный маг, которого в скором времени все желают видеть мёртвым. Так вот, его придушили ночью его же солдаты, а палочка перешла к следующему воину. Так Смерть забрала к себе первого брата, которого ждала долго-долго.

Второй брат, который в мире живых оставил не славу, а свою любимую, сказал Смерти: <Я знаю, что сердце твоё черно и спокойно в любые мгновения и сила твоя в призыве душ заключена именно в нём. Я хочу твоё сердце для того, чтобы, если я умру первым — моя жена воскресит меня, а если она — то я её воскрешу, и мы будем вместе всегда! >

Смерть рассмеялась тихим приятным смехом и, распахнув свою мантию, обнажила женскую грудь. Чёрными когтями она вспорола себе грудную клетку и вырвала своё сердце: маленький, неприметный чёрный камешек. <Иди>, — сказала Смерть второму брату, — <пока ныне бессердечная я не передумала тебя отпускать! >

Второй брат так же забыл о третьем, как и первый забыл о них. Вернувшись к своей любимой жене, он узнал, что та предчувствует скорую смерть, но не стал рассказывать ей о своей задумке, решив устроить сюрприз. И, когда его жена умерла, он призвал её, надеясь воскресить, но Смерть не рассказала, что призвать душу с телом невозможно, а потому перед вторым братом появилась только душа его жены. Души, вырванные из вечного круговорота, надо сказать, невыносимо страдают, и своими причитаниями и стонами она свела своего муженька с ума, от чего тот повесился на люстре, став блудным призраком, так что и после смерти он не смог избавиться от общества своей страдающей жены. Так Смерть забрала к себе второго брата. Надо сказать, что он был очень рад вернуться к ней, потому что тогда он не слышал свою любимую жену!

Третий брат, сразу понявший, что их всех ждёт что-то нехорошее, попытался было отказаться от дара Смерти, но та сказала, что она была бы просто ужасной хозяйкой, если бы выпустила мага из своих чертогов без надлежащего… дара. И потому третий брат сказал: <О, Великая! Я знаю, что ты разгневана нашим поступком, но прошу тебя смилостивиться! Также я знаю, что ты всегда приходишь бесшумно, и заметить тебя могут только кошки! Прошу тебя, дай мне то, что также поможет мне укрыться от любого взгляда, от любого внимания, от любой опасности! >

А, надо сказать, что тогда умирали просто потому, что умирали. Никаких смертельных болячек не было, и на тот свет уходили, просто закрыв глаза.

Разозлилась Смерть больше всего на этого брата, зло посмотрела на него своими белыми глазами, но поделать ничего не смогла: отрезав от своей мантии рукав, она превратила его в ещё одну мантию и отдала мужчине. <Эта вещь скроет тебя от всех миров>, — сказала Смерть, — <И от мира живых, и от мира мёртвых, и от мира Мойр, что плетут нити судьбы. Отныне ты, пока носишь эту мантию, сам вершишь свою судьбу. Отныне ты, покуда ты носишь эту мантию, неприкосновенен для этого мира! >