Екатерина Павлова
Все заново, или На новый лад
На дворе спало лето (спало или стояло? Нет, все-таки спало, ведь была ночь). Кругом было тихо. Настолько тихо, что можно было услышать, как похрапывают лошади, стоя в барской конюшне. Изредка лаяли от скуки собаки, а может, жаловались друг другу о чем-то, с тоскою глядя на беззаботно сверкающие в небе звезды. Но кроме как их самих больше никто не мог услышать их лай потому, как все в селе давно спали. А месяц, который, к слову сказать, был еще совсем молоденький, пристально следил за шаловливыми звездами, никак не желавшими слушаться нового командира. Хотя нет, кажется, в одной покосившейся избушке еще горел свет. Почуяв неладное, юный месяц заглянул в окошко. Непорядок! В избе была по крайней мере дюжина ребятишек! Был там и хозяин избушки – дед Матвей. Какая досада! Месяц от огорчения плюнул. На дворе ночь, а у них сна ни в одном глазу! Ребятишки, открыв рты, слушали деда Матвея – мастера сказывать сказки. Ах, какие он рассказывал сказки! И про храбрых богатырей, и про прекрасных царевен, и про страшного Кощея Бессмертного, и про Бабу Ягу, и еще много других замечательных сказок он знал. Но сегодня это была не просто сказка. Это была Сказка о сказках. Месяц прислушался. В тишине он услышал неспешный голос деда:
У Лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью Кот Ученый
Все ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей.
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несет богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кощей над златом чахнет:
Там русский дух…там Русью пахнет!
И там я был, и мед я пил;
У моря видел дуб зеленый;
Под ним сидел, и кот ученый
Свои мне сказки говорил.
Пока месяц заслушался рассказом деда Матвея, звезды принялись скакать с места на место. Когда же он опомнился, они уже весело прыгали по ночному небу, создав всеобщую неразбериху. Месяцу пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить развеселившихся звезд. Наконец, каждая встала на свое место, и ночное небо успокоилось. А в избушке дед Матвей к тому времени закончил свой рассказ, и ребята стали просить рассказать еще что-нибудь. Но у деда было строгое правило – не больше одной сказки за вечер, поэтому он принялся тушить лучину. И тут самый младший из ребят спросил: «А Змей не зайдет к нам в дом?» – «Нет, он не сможет зайти, если во дворе есть черная собака. А наш Черныш – самая черная собака во всей деревне», – ответил Матвей. «Но у него есть белое пятнышко на пузе». – «Авось, Змей ночью то и не заметит»,– дед хитро прищурился. Тут ребята разразились взрывом хохота. А в дальнем углу кто-то хмыкнул. Хмыкал Максим – высокий, стройный красавец с зелеными глазами и черными как смоль волосами. Надо сказать, что для своего возраста (а ему было пятнадцать) он был ну уж очень серьезен, и даже чуточку высокомерен. Тут же надо бы сразу добавить, что рос он без родителей, оттого то и был непокладист. Поговаривали, что мать его, Василиса, сгинула в лесу, а отец, обезумев от горя, долго искал ее и однажды ночью, оставив еще маленького Максима у бабки Еремеевны, пошел в тот самый лес и уже не вернулся. Оттого то и рос Максимка дикаренком и никого к себе близко не подпускал. И все же был у него один друг – Ваня. Как сошлись эти двое, никто не мог понять. Иван вырос в большой семье. Помимо него еще было два старших брата и младшая сестра Капитолина. Капа была сущим сорванцом, все детство носилась с мальчишками, играла в казаков разбойников, а кукол она не признавала. Но в последнее время она все больше слонялась одна и лишь издалека посматривала на товарищей детства.
Максим снова хмыкнул. Он поднялся и направился к выходу.
– Ты куда? – шепотом спросил Иван.
– Подышать выйду, – ответил Максим.
Почему-то сегодня вечером он опять почувствовал себя как-то странно. Ему вдруг захотелось завыть на луну как той самой черной собаке во дворе от одиночества, от обиды на весь свет за свое детство, прошедшее без родителей. Почему-то вообще в последнее время очень остро чувствовалась боль старой утраты, притупившаяся за много лет. Максим глубоко вздохнул и пошел в сторону поля.
Солнце как золотое колесо выкатилось на небо (а как иначе, оно же круглое, по-другому не заберешься). Наступило утро.
– Вань! – закричала Капитолина. – Можно я с вами пойду? Я тоже хочу за хворостом. Я вам помогу.
– Сбегай лучше за Максимом. Он, должно быть, в поле.
– Хорошо! Я мигом!
Капитолина босиком побежала по мокрой траве, еще покрытой росой. Роса была холодной. Ноги остро, но все же так приятно покалывало этим холодком. А бежать к Максиму было еще приятнее. Она заметила его издалека и на бегу прокричала его имя. Максим вздрогнул от неожиданности. И тут же проснулся. Он увидел бегущую к нему Капу, задыхавшуюся и раскрасневшуюся. И тут вспомнил, что они с Иваном собирались сегодня за хворостом.
– Максим, тебя Ванька ищет! – выпалила подбежавшая Капа. – Пойдем скорее, он уже собрался!
– Да… Я иду.
Капа была одновременно рада, что разыскала Максима, и в то же время она хотела бы побыть с ним наедине подольше. Но Максим этого не знал. Он встал, потянулся, широко зевнул, и, кивнув Капе, зашагал к селу.
– Ну и где вас черти носят? – недовольно скривив рот, проворчал Иван, оперевшись на забор. В руках у него был моток веревки.
– Я бежала так быстро, как только могла, – начала оправдываться Капа.
– Ладно уж, – смягчился Иван. – Пошли уже, Максим.
– А я? Мне можно? – Капа с надеждой посмотрела на Максима.
– Незачем тебе идти. Мы торопимся, видишь же.
Парни поспешили к лесу, не обращая внимания на Капу. Можно было подумать, будто она им будет мешать. Она же не маленькая уже. Да она быстрее их обоих ходит! Девушка нахмурила брови.
– А я… а я сама пойду! Одна! Без вас! – Крикнула она им вдогонку.
Конечно же, она и сама может сходить! Как будто ей кто-то нужен для этого. Да она вернется быстрее, чем они дойдут до леса! Вот сейчас возьмет лучшую лошадь, и попробуй только догнать! Только вот лошадь надо сперва найти. Не раздумывая больше, Капитолина направилась к конюшне. Но на полпути вдруг остановилась. Ну, кто ее пустит в барскую конюшню, да и еще и лучшего коня даст? Но Капа почему-то страшно заупрямилась. Во что бы то ни стало, она решила добыть коня, и сломя голову пустилась бежать домой. В сундуке она нашла старую одежду брата. Переодевшись, Капа осмотрела себя в зеркале. Рубаха была ей великовата, но все же она была чудо как хороша в мальчишеской одежде! Девушка еще покрутилась немного перед зеркалом и бросилась обратно к конюшне. Там оказалось немного людей, но проскользнуть незамеченой было все равно непросто. На бревнах, которые лежали во дворе, сидел Семка, помощник главного конюха. Ленивый и нерасторопный. Капа, посильнее натянув фуражку на лицо, стала осторожно продвигаться к дверям, стараясь оставаться незаметной. Ей это удалось, она почти добралась до цели, как прямо в дверях наткнулась на главного конюха. Капа вжала голову в плечи и зажмурила глаза от страха.
– Где ты шляешься, лентяй?! Запрягай лошадь, барин изволит проехаться верхом! – толстый конюх всучил Капе седло.
Девушка ничего не смогла выдавить из себя, только кивнула головой и скорей проскользнула в конюшню. Вот же удача! Ее приняли за одного из помощников. Пока что все складывалось хорошо. Какого же коня теперь выбрать? Капа задумалась. Вдруг из дальнего стойла послышалось лошадиное ржание. Капитолина осторожно подошла к тому месту и заглянула в стойло. Такого коня она еще не видела! Вороной красавец с густой гривой, непослушно спадавшей ему на один глаз, нетерпеливо перебирал с ноги на ногу, выражая явное недовольство своим пребыванием в неволе. Казалось, он может выбить калитку ногами, но почему-то еще этого не сделал. Может, чего-то ждал? Или кого-то. Капа аккуратно протянула руку к коню. Он нервно мотнул головой, принюхался к незнакомому запаху.