До этого момента казалось, что Аларик без сознания, но теперь он осторожно нащупал ногами опору и поднял голову, которая до этого безвольно висела.
– Когда? – выдавила я. – Когда они это сделали?
Только сейчас я заметила, что Вика положила руку мне на плечи. Она осторожно коснулась моих пальцев, которыми я невольно, скорчившись от боли в сердце, вцепилась в грудь.
– Соберись, Лэйра.
Она была права – я должна стоять прямо. Никто не должен догадаться, что происходит у меня внутри.
Впрочем, никто не обращал внимания на меня или на Вику. Или на Аларика. У прилавков покупали овощи и корнеплоды, торговались за козье мясо и за маринованную в уксусе и соли рыбу. Время от времени люди смеялись или оглядывались на своих детей, которые носились по рыночной площади. Они были довольны, эти люди, потому что были в безопасности и под защитой – они и их любимые. И это было единственное, что имело для них значение.
Могла ли я их в этом упрекнуть?
Я ведь ничем от них не отличалась.
– Несколько дней назад. И я не буду ничего об этом рассказывать. – Вика сглотнула, сдерживая отвращение, и этого было более, чем достаточно. – Пусть он сам это сделает, когда…
– О северный мюр! – вырвалось у меня, когда я поняла, что мне будет недостаточно освободить его от магических оков, которые сковывали его руки. Нужно будет как-то вытащить эти колья. Их передние концы были загнуты. Мне нужно будет сделать их мягкими и податливыми с помощью магии, и я понятия не имела, получится ли у меня. Ведь я даже не знала, из чего они сделаны. Я смогу понять это только в тот момент, когда коснусь их.
– Соберись, – снова подбодрила меня Вика и больно ткнула кулаком.
Я была ей благодарна. Она была права. Мне нельзя впадать в отчаяние. И сейчас, когда Аларик медленно, словно преодолевая сопротивление, открыл глаза, я не хотела выглядеть жалким ничтожеством.
Кандалы на обеих руках. Два кола, выступающие над карнизом, до которых я вообще могу не добраться. И совсем немного времени.
Я справлюсь. Каким-то образом я это сделаю, убеждала я себя. Я должна быть сильной – для него. Я была для него единственной надеждой.
Взгляд Аларика метнулся над площадью. Потом он посмотрел на меня, и в этот момент я поверила.
Мы справимся.
Я хотела навсегда запомнить, что его глаза были синими. Но теперь они полностью потемнели, став черными или антрацитовыми, без малейшего проблеска белого. Они блестели от слез всегда, когда он их открывал. В остальном он почти не изменился. Его лицо стало шире, скулы острее, а нос – немного длиннее. Несмотря на похожие на шипы костяные наросты у него на лбу, свалявшиеся волосы, грязь и запекшуюся кровь, он по-прежнему был красив. Почему все они этого не видят?
– Все это кончится, – прошептала я, и он, словно услышав меня, изогнул рот в горькой улыбке.
– Пойдем, – попросила Вика, но я не могла послушаться.
Я смотрела вверх, на него, а он смотрел вниз, на меня, своими блестящими черными глазами. Что-то обжигало мне язык, словно острые пряности или жар, и я лишь спустя несколько долгих, лишенных каких-либо мыслей мгновений поняла, что это была магия. Его магия. На вкус она была как дым и железо, когда его разогревают настолько сильно, что оно плавится. Она гладила меня по коже, одновременно холодная и горячая, обвивалась вокруг моего горла, словно чья-то рука.
Голоса людей притихли, когда первые из них подняли взгляды на Аларика. Они переговаривались вполголоса, что-то тревожно шепча друг другу. Матери подзывали детей к себе, а старухи уходили с площади, нервно оглядываясь, будто ожидая, что замок рухнет и погребет нас всех под собой.
Магия – не только я ощутила ее. Она была такой сильной, что даже простые немийцы почувствовали напряжение в воздухе.
Я не могла освободиться от взгляда Аларика, и мое сердце внезапно забилось быстрее от испуга.
Что, если мы опоздали?
Что, если Аларик сломался и в нем осталась лишь сущность Повелителя дэмов? Ненависть, магия и темные желания?
– Тогда я тебя найду, – прошептала я, почувствовав, как Вика встряхнула меня. – Где-нибудь я найду тебя снова.
– Лэйра. – Вика притянула меня к себе и отвесила пощечину. – Прекрати! Что бы ты ни делала – перестань! Пусть он перестанет так на тебя смотреть.
Я огляделась по сторонам, но никто не обращал на меня внимания. Они замечали лишь его темный взгляд. Они не могли понять, на что или кого именно он направлен.
Вика не отставала:
– Они позовут гвардейцев, если он не прекратит. Они причинят ему боль, Лэйра, – ты этого хочешь?
Наконец я смогла освободиться от его магии и отвернуться.
– Ты права, – сказала я, тяжело дыша. – Нужно уходить.
Я не оглядывалась. Слишком отчетливо я ощущала затылком его взгляд.
Глава 8
ЛЭЙРА
В День солнечного поцелуя я проснулась задолго до рассвета. У меня пересохло во рту, ноги и руки замерзли, а кончики пальцев онемели.
Это волнение, сказала я себе. Просто нервничаю. Вот и все.
На то, чтобы поджечь свечу лучиной, мне понадобилось десяток попыток. Я отправилась на кухню, попыталась налить себе стакан воды из большого кувшина и едва смогла его поднять. Проклятье.
– Луилэйра? – крикнула мама из спальной каморки. – Что случилось, дорогая?
Я торопливо потерла ладони друг о друга, чтобы вернуть им чувствительность.
Не сейчас. Не сейчас. Только не сейчас.
Я всегда боялась этого, всегда следила. Но это не могло быть правдой. Не сейчас.
– Лэйра?
– Все в порядке, мама. Я…
Но она уже поднялась с кровати, выглянула из своей каморки, сгорбленная, опираясь на палку, и посмотрела прямо на мои руки, которые я по-прежнему растирала и прижимала к себе. Ее лицо тут же побледнело – это было заметно даже в теплом свете свечи. Она застыла, открыв рот. Палка царапала пол, потому что от волнения она едва удерживала ее в руках.
– Этого не может быть… Лэйра. Скажи, что это не…
Я рассмеялась, слишком громко и слишком нервно:
– Конечно, нет, мама. У меня просто… онемели руки. Иногда случается. Не переживай.
Но она мне не поверила. Ни единому слову. Маленькими, трудными шажками она добралась до меня и сначала коснулась лба, а затем тыльной стороны ладоней.
– У тебя жар, дорогая.
– Чушь. Просто голова нагрелась. Сейчас пройдет.
– А руки онемели.
– Ничего такого.
Мама тяжело опустилась на единственный стул, стоявший у кухонного стола, – на второй не хватало места. Ее палка упала на землю. Целую вечность она не произносила ни слова, а просто прижимала кулаки к векам, и мне показалось, будто все ее силы уходят просто на то, чтобы дышать.
– Это увядание, Лэйра, – выдавила она затем и уронила руки на стол. – Так оно и начинается, и ты это знаешь.
У мамы оно так и началось. А до того у ее матери. И, вероятно…
– Но может быть, это ничего не значит.
– Может быть, это значит все, Лэйра! – К моему ужасу, она почти кричала, словно я совершила ужасную ошибку. Но я ничего не сделала! Если увядание и правда передалось по наследству, это не моя вина.
– Слушай меня. Слушай! – Ее глаза, когда-то зелено-карие, давно стали бледными и водянистыми, почти бесцветными. Она пристально смотрела на меня. – Какое-то время это можно скрывать. И ты это сделаешь. Десмонд не должен ничего узнать до свадьбы.
Я не сразу осознала, что она хотела мне сказать.
– Десмонд не отменит свадьбу из-за моей болезни. Если это вообще болезнь.
– Как ты можешь быть такой наивной? – тихо спросила она. В ее голосе звучали нежность и снисходительность, но в то же время упрек. – Ты же сама знаешь, что это для тебя означает. И он тоже знает. Она передается, Луилэйра, и если тебе не ясно…
Я покачала головой. Как объяснить ей, что Десмонд не волнуется о наследнике? Что у нас есть собственные планы насчет этой свадьбы? Мне пришлось бы рассказать ей слишком много – слишком много того, чего никто не должен знать о Десмонде. Даже она.