– Что вы выпьете?
Джо подмигнул. Еще немного, и он бы дружески толкнул Лурса локтем в бок, и тот ничуть бы не рассердился, напротив!
– Пожалуй, стаканчик мятной… Уважаете мятную?
Проходя мимо девиц, Джо им подмигнул. Одна девица тут же поднялась, одернула юбку и тем же движением поправила под юбкой штанишки, которые, очевидно, были ей узки и впивались в ляжки.
– Пойду пройдусь, – заявила она.
Через несколько минут Лурса и боксер остались вдвоем в баре, где стояла клейкая, как сироп, тишина.
– Хотите знать мое мнение? Мне ведь виднее, чем многим другим. Не то чтобы они мне исповедовались, потому что я не любитель… Но собирались здесь почти каждый вечер… Я слышал их разговоры, хотя виду не показывал. Так вот, к примеру, ваша барышня и месье Эдмон, я пари готов держать – между ними ничего не было… Даже больше скажу: уверен, что месье Эдмон женским полом вообще не интересуется… Меня в таких делах не проведешь… Он слабосильный… И поклясться готов, из робких… А робкие – они отчаянные… Ну а мальчишка…
Мальчишка – это, конечно, Эмиль Маню, и Лурса понравилось, что боксер говорит о нем с симпатией.
– Уже в первый вечер я хотел посоветовать ему уйти. А также и еще одному, они называли его Люска, он с утра до вечера торчит на улице, торгует с лотка от «Магазина стандартных цен». Вы меня поймите хорошенько… Месье Эдмон и тот тип, который время от времени сюда заглядывал, вот только имя его забыл, словом, сын одного промышленника, – они могут себе позволить валяться в постели, вставать хоть в полдень… А потом, если и случится худое, родители тут как тут… Но когда приходит мальчишка не бог весть какой раскормленный, да и дома, видать, у них с деньгами негусто… Такие-то и стараются не отстать и даже перегнать прочих… Этот Эмиль, он никогда, видать, и вина-то не пил, по лицу было заметно… На следующий день они сюда не явились, но через два дня месье Эдмон мне рассказал, что они сшибли какого-то человека и он лежит у вас в доме… Хотите верьте, хотите нет, но я им сразу заявил, пусть идут в полицию…
Минутами Лурса приходилось делать усилия, чтобы убедить себя, что это он сидит здесь, слушает рассказ Джо, что ему хочется слушать еще и еще, даже задавать вопросы.
– А Большого Луи вы знали?
– Нет. Но я о нем слыхал. И сразу все понял. Тип, надо сказать, не особенно приятный, под стать всем деревенским бродягам. Словом, такие, как он, способны удушить девчонку, если она попадется им одна в лесу, или пришибить старика из-за какой-нибудь сотни франков… Да вы такие вещи лучше меня знаете, ведь вы адвокат. Зря они сдрейфили, лучше бросили бы его на обочине… А когда его поместили у вас, в порядочном доме, когда он увидел, что все эти юнцы с ума от страха сходят, а ваша дочка за ним ухаживает, как сиделка, ну, конечно, он решил этим воспользоваться!.. Еще бы, прямо на золотую жилу напал! И чего только он от них не требовал…
Свойским жестом он протянул Лурса сигарету, поднес зажигалку.
– Единственное, что я могу вам сказать, что у всех у них было тяжело на душе. Они уже не дурачились, как раньше… Иногда шушукались между собой, а стоило мне подойти, сразу замолкали… Только ведь это не мое дело. Разве не так? А вот насчет того, как они рассчитывали от него отделаться… потому что нельзя же в самом деле держать покойника в вашем доме… По-моему, они собирались оттащить его к реке… Да что там! Лучше будет, если я вам все скажу. Так вот, немного за полдень месье Эдмон заглянул после лекции ко мне. Он и всегда-то бледный, а в тот раз был просто зеленый, а глаза ввалились, как у роженицы. Я даже засомневался, давать ли ему вина или нет. «Тут один дурака свалял, – говорит он мне. – А эти кретины все принимают всерьез». Я надеялся, что он еще что-нибудь сообщит, и уставился на него. Но, видно, он здорово торопился. «Неприятностей не оберешься. – Это он уже с порога сказал и даже вздохнул. – Особенно при такой матушке, как моя…»
Карла, говоря о Маню, ласково называла его «месье Эмиль». Джо Боксер, говоря о Доссене, называл его «месье Эдмон», потому что тот был сыном богача, владельца завода сельскохозяйственных машин, а возможно, также считал его главарем, ведь Эдмон всегда платил за всю компанию.
Лурса вникал в слова Джо, как в текст книги. Он копался в них, жадно выискивая мельчайшие крупицы правды.
Видно, Джо уже успел привыкнуть к своему клиенту, к его мохнатой большой голове, к его водянистым глазам, потому что, поднявшись, предложил на сей раз по собственному почину:
– Разрешите повторить?
Он подал грог и снова без церемонии уселся рядом с Лурса.
– Нынче днем я все время ждал, когда вы придете меня порасспросить. А потом решил: раз тут замешаны молодые люди из лучших семей, дело замнут… Однако говорят, что месье Эдмона вызывали в суд.
– А кто вам сказал?
– Сказал тот, что из банка… Как же его звать? Ах да, Детриво… Вот уж чего я не могу взять в толк, почему он с ними связался… Вы его знаете?
– Нет.
– Высокий такой, тощий… Правда, в их годы все худые, один только колбасник жирный. Но этот банковский хоть и тощий, но на них не похож – в очках, волосы на пробор, и уж до того чинный, до того стеснительный, прямо на нервы действует… Говорят, что его папаша тридцать лет кассиром работает в том же банке… Можете себе представить, какой у них начнется тарарам! Он и так совсем голову потерял…
– Кто, отец?
– Нет, сын… Примчался сюда на велосипеде сразу же, как кончил работу. Думаю, что он получил записочку…
Записочку от Николь, черт побери! Никого не забыла, пришлось их Карле побегать по городу!
– …Он боялся возвращаться домой. Спросил меня вроде бы и не про себя, насчет парижской полиции, скоро ли она обнаружит в случае надобности человека… Я ему посоветовал не удирать, сказал, что через несколько месяцев все равно найдут…
Возможно, боксер вдруг почувствовал смутную тревогу, уж слишком невозмутимо спокоен был Лурса.
– Скажите, вы сами этим делом займетесь? Говорят, когда вы выступаете в суде, дело почти наверняка выиграно, только выступаете вы нечасто. Во всяком случае, если я понадоблюсь вам как свидетель… Конечно, у меня, как и у всех нас, грешных, были в прежние годы неприятности с полицией, но со времени последней амнистии я перед законом чист как стеклышко… Они и заикнуться об этом не имеют права.
Лурса не мог заставить себя встать и уйти. Он злился, что сидит здесь, слушает, и в то же время весь внутренне дрожал от возбуждения, как ребенок, которому рассказывают захватывающую сказку, и, как бы ни была она длинна, ему все мало.
– А что такое их «Харчевня утопленников»? – спросил он, подавляя в себе желание заказать четвертый стакан грога.
Глаза у него уже пощипывало. Ему было жарко. Не следовало бы нынче вечером пить лишнего.
– Откровенно говоря, ничего особенного. Просто они выдумывали невесть что. К примеру, если они встречали у меня какого-нибудь незнакомого парня, они тут же сочиняли, будто это опасный рецидивист… А то уверяли, что за ними следит полиция, и посылали меня поглядеть, нет ли кого на улице. Думаю даже, что все они накупили себе револьверов, только не посмели пустить их в ход.
– Однако один все-таки осмелился и пустил в ход! – прервал его Лурса.
И где?! У него в доме! Под его кровом! И никто в их городе Мулэне, а он еще меньше, чем прочие, не подозревал, что существует группа молодежи, живущая своей особой, отличной от других жизнью.
Эдмон был ласков со своей мамочкой, ласков, как девчонка, об этом постоянно твердила Марта, ставя сына в пример… А вечером…
– Сколько я вам должен?
– Шестнадцать франков… Я посчитал вам, так сказать, как другу, как им… А по-вашему, тот, кто стрелял… сойдет это ему с рук, то есть найдут смягчающие?
Джо говорил со знанием дела, только старался избегать кое-каких слов, видно, был стреляный воробей.
– В последнее время здорово придираются… В Руане казнили парня, а ему и девятнадцати не было…
На углу улицы Лурса натолкнулся на одну из тех двух девиц; раскрыв зонтик, она прогуливалась взад и вперед по тротуару, ковыляя на высоких каблуках, и, заметив адвоката, фамильярно бросила: «Покойной ночи!»
