Шэй Тал падала вниз, в темное пространство, более огромное, чем ночное небо. Вутра никогда не являлся сюда. Это было пространство, куда Вутра Бессмертный не имел входа. Со своим голубым лицом, высокомерным взглядом, острыми рогами, Вутра принадлежал к небесному миру, где шла вечная борьба. А подземный мир был адом, потому что Вутра не посещал его. Каждая звезда, сверкающая здесь, была чьей-то смертью.
Здесь не было ничего, кроме ужаса. Каждый призрак занимал своё определенное место. Ни одна комета не вспыхивала здесь. Это было царство абсолютной энтропии, царство неизменности, вечная смерть Вселенной, о которой жизнь могла думать только с ужасом.
Как и эта душа.
Сеть октав обвивала всю землю. Октавы были похожи на тропинки, хотя здесь они напоминали стены, извивающиеся стены, разделяющие мир. Только вершины этих стен были видны над поверхностью. Остальная их часть была погружена в землю, покоясь основаниями на первородном камне. И вот тут, где сходились все стены октав, скапливались призраки, -- тысячи, миллионы, миллиарды...
Душа Шэй Тал спускалась вниз по своему октаву, тихо скользя между призраками. Они были похожи на мумии. Сквозь прозрачную иссохшую обвисшую кожу виднелись люминесцирующие внутренние органы. Глазницы у них были пусты, рты широко разинуты, как будто они всё ещё вспоминали дни, когда могли дышать воздухом. И хотя все призраки были неподвижны, душа, спускаясь вниз, ощущала их ярость. Ярость такую сильную, какую никто из них не мог испытывать в те дни, когда они были ещё живыми, когда первородный обсидиан ещё не призвал их к себе.
Душа плыла между призраками. Она видела, что они висят неправильными рядами, простиравшимися далеко, туда, куда она не могла заплывать: в Борлиен, в Панновал, за моря, в далекий Сиборнал и даже в ледяные пустыни полярных шапок. Все они собрались здесь, как жуткие экспонаты страшной коллекции.
Здесь не было такого понятия, как направление. Но у души были крылья и она должна была всегда быть настороже. Призраки были только мертвой пылью, -- но содержали в себе столько яростной злости, что могли поглотить душу, если бы она подплыла поближе. Тогда призрак освобождался, мог подняться на поверхность земли, неся с собой ужас, безумие и болезни.
И душа осторожно спускалась в этот обсидиановый мир, пока не оказалась перед призраком своей матери -- истлевшая кожа, висящая клочьями, кое-как скрепленные жилами пожелтевшие кости. Призрак смотрел на душу своей дочери. В костях челюстей торчали кривые коричневые зубы. И всё же в этих жутких останках можно было угадать черты некогда живой женщины.
Призрак издал жалобный стон. Ведь призраки были наследниками живых, и они не верили, что жили на земле достаточно долго и получили после смерти то блаженство, на которое рассчитывали. И они не верили, что заслужили такое существование после смерти. Поэтому они всегда жаждали встреч с живыми душами, которым могли излить все свои жалобы, всё своё горе.
-- Я явилась пред тобой, мать, и выслушаю все твои жалобы, -- покорно сказала душа Шэй Тал.
-- О, жестокая дочь! Ты пришла так поздно, так неохотно, очень неохотно. Если бы я предвидела твою жестокость, ещё когда носила тебя в своём чреве, я бы без колебаний избавилась от тебя...
-- Я выслушаю тебя... -- робко повторила душа.
-- Да, выслушаешь, -- но неохотно, без всякого участия, как и твой жалкий отец, который ни о чем не заботился, ни о чем не думал, ничего не делал, чтобы облегчить мне жизнь, как и все мужчины. Впрочем, как и дети, которым мать нужна только для того, чтобы высасывать из неё жизнь! А мужчины? Они только требуют, всегда требуют, требуют больше, чем мы можем дать -- и они никогда не удовлетворены! Вся моя жизнь была полна горем, несчастьями. И теперь, когда я умерла, я тоже не испытываю счастья. Я оказалась в ловушке... А ты смеешься надо мною! Тебе наплевать на меня...
-- Нет, нет, мама! -- испуганно воскликнула Шэй Тал. -- Я сочувствую тебе.
Но призрак продолжал стонать, жаловаться, поносить и своего мужа и свою дочь. Призрак извивался в каменном мешке, стараясь дотянуться до живой души.
-- Мне жаль тебя, мать, -- наконец не выдержала Шэй Тал. -- Но я хочу задать тебе один вопрос, чтобы отвлечь твой разум от твоего горя. Я прошу тебя передать мой вопрос твоей матери, а она -- своей, и так дальше, до самых глубин. Ты должна добыть ответ на мой вопрос, и тогда я смогу гордиться тобой. Я хочу узнать, действительно ли существует Вутра. А если существует, то кто он, или что он такое. Ты должна передать мой вопрос самым древним призракам, которые должны знать ответ. Ответ должен быть точным и исченрпывающим. Я хочу знать, как устроен мир. Я хочу знать, кто создал наш мир и для чего. Ты понимаешь?
Ответ пришел к ней ещё до того, как душа Шэй Тал успела перевести дух.
-- Почему я должна что-то делать для тебя, после того как ты сломала мне всю жизнь? Почему я, находясь здесь, должна думать о твоих глупых проблемах?
Она снова заговорила о своих обидах, но душа Шэй Тал прервала её причитания.
-- Ты слышала моё требование, мать. Если ты не выполнишь его, я никогда не приду к тебе. И не обращусь к тебе никогда!
Призрак попытался проглотить душу -- но она была на безопасном расстоянии и бездыханный рот захватил только облако пыли.
Не сказав ни слова, призрак стал передавать вопрос нижним призракам. Поднялся гул недовольства.
Душа осмотрелась. Здесь висело много призраков. Здесь была и Лойланнун, и Лойл Бри, и Маленький Юли. Даже сам Великий Юли висел поблизости, хотя уже превратился в настоящие лохмотья. Чудовищная злоба, казалось, разъедала сам обсидиан вокруг него. Призрак отца Шэй Тал был тут же, но он весь съежился, боясь гнева призрака своей жены. Однако он тоже непрерывно жаловался:
-- ...никчемная девчонка, неблагодарная девчонка. Почему ты не родилась мальчиком? Я так хотел сына, верного сына, который бы продлил наш древний род! А теперь надо мной здесь все смеются, смеются даже трусы, которые прятались от холодного ветра в башнях, бежали от завывания волков. Смеются потому, что я прожил жизнь с этой сукой, которая родила мне тебя, ведьму, безгрудую бесполую мерзость...
