Густой туман заполнял утренний воздух. Тяжелые розоватые облака плыли высоко над ним, словно видения какого-то другого мира. Высокие каменные башни казались в нем призраками -- те, что стояли далеко. Стоявшие рядом угрюмо темнели, разрезая туман на отдельные блоки мутного света. С их стен сочилась вода и жирная грязь чавкала под ногами.
Женская Башня стояла в конце городской улицы возле Большой Башни. Сразу за ней, внизу, между каменных берегов текла река Ворал. Когда женщины собирались у неё, гуси -- живые запасы Эмбруддока -- подходили к ним, требуя пищу, и каждая женщина должна была приносить с собой что-нибудь для них.
Когда закрывались тяжелые скрипящие двери башни, женщины принимались за свою извечную работу: перебирать зерно, готовить пищу, шить и ремонтировать одежду, выделывать кожи. Работа была трудной и тяжелой, но она оживлялась разговорами и сплетнями о своих близких и соседях.
Накхри и Клилс не забыли речи Лойланнун. После смерти Лойл Бри они выгнали её и её сына из комнаты лордов, захватив её для себя. Но и этого им показалось мало и они заставили Лойланнун работать вместе с другими женщинами. Эта работа, привычная для них, была тяжелой и изнурительной для неё, дочери лорда, привыкшей жить на всём готовом. Она похудела, лицо её стало желтым, изможденным. Ненависть к Накхри и Клилсу, лишившим её почти всего, настолько съедала её, что она даже не общалась с сыном, который был отныне предоставлен самому себе. Она не общалась ни с кем, кроме Шэй Тал. Но Шэй Тал, внучка колдуна Азура Тала, по своим душевным качествам намного отличалась от остальных женщин Эмбруддока.
Этим холодным утром Шэй Тал вскочила с постели, услышав, как внизу кто-то открыл скрипучую дверь башни. За ночь туман проник и в башню и сейчас вся комната, где спали они с матерью, была заполнена жемчужной полутьмой. Вчера она долго не могла уснуть, как всегда, охваченная мыслями, и сегодня проспала. Она поняла, что кто-то решил зайти за ней.
Шэй Тал села на постели и уже натягивала сапоги, когда внизу заскрипели ступеньки старой лестницы. Шаги были неуверенными и по ним она поняла, кто пришел к ней. Наконец, Лойланнун открыла верхнюю дверь и вошла в комнату. Шэй Тал встретила её возле двери и стиснула её холодные руки. Она сделала жест, чтобы женщина говорила потише, ведь она могла разбудить её старуху-мать, спящую в углу. Отец её уже ушел с другими охотниками. Внизу, в стойле, недовольно похрюкивали разбуженные свиньи.
В полутьме они казались друг другу всего лишь смутными силуэтами, но Шэй Тал заметила что-то зловещее в облике Лойланнун. На неё смотрела старая женщина, у которой под глазами залегли глубокие морщины. Её изможденный вид не сулил ей ничего хорошего.
-- Лойланнун, ты заболела? -- шепотом спросила она.
-- Слабость, только слабость. Шэй, всю ночь я говорила с призраком своей матери...
-- Ты говорила с Лойл Бри? Она уже там, в мире призраков? Что она сказала?
-- Они все здесь... под нашими ногами. Их тысячи... и все они ждут нас. Мне страшно даже думать о них... -- Лойланнун вся дрожала. Шэй Тал обняла её за талию, подвела к постели и усадила, а сама села рядом. Внизу беззаботно гоготали гуси. Две женщины смотрели друг на друга, ища друг в друге успокоения.
-- Я не впервые погружалась в нижний мир с тех пор, как она умерла, -- сказала Лойланнун. -- Но я ни разу её там не видела... лишь пугающая пустота в том месте, где она должна была бы быть. Призрак моего отца взывал ко мне... ему так одиноко...
-- А где Лэйнтал Эйн?
-- Ушел на охоту, -- сказала она равнодушно и снова вернулась к прежней теме разговора. -- Их там так много, но я уверена, что они не общаются между собой. Почему умершие так ненавидят друг друга, Шэй? Они так хотят говорить с живыми. Ведь мы не относимся друг к другу с такой ненавистью, да?
Шэй Тал отвернулась. Она была расстроена состоянием подруги и её ужасными словами.
-- Возможно. Идем на работу, и нужно взять с собой что-нибудь поесть. Работа отвлечет тебя...
Но даже сейчас, в сером предутреннем свете, она заметила, что Лойланнун очень походила теперь на свою мать, Лойл Бри -- так резко она постарела всего за одну ночь. Впрочем, все, кто общался с призраками, старели сразу же на несколько лет. Таково было ужасное влияние нижнего мира.
-- Может быть им просто нечего сказать друг другу? -- спросила Лойланнун. -- И поэтому они жаждут общения с нами? И моя бедная мать тоже. Она...
Она вдруг начала плакать. Шэй Тал обняла её, оглянувшись в тот угол, где спала её мать.
-- Нам пора идти, Лойланнун. Мы опаздываем.
-- Мать показалась мне совсем другой, когда она появилась. Она так изменилась! Исчезло всё, кроме эмоций, страшных, как болезнь. И всё ощущение достоинства, которым она обладала при жизни, пропало. Она вся сгорбилась. И она так ругалась... О, Шэй, мне страшно подумать, что мы все со временем окажемся там, внизу, откуда нет выхода...
Последние слова она сказала слишком громко. Мать Шэй Тал заворочалась, застонала. Внизу снова захрюкали свиньи.
Раздался рев Свистуна. Он отмечал час начала работы. Рука об руку они спустились вниз по ветхой лестнице. Шэй Тал позвала свиней, поласкала их. Воздух на улице был морозный, стебли бурьяна покрыты белым инеем. В сером сумраке виднелись фигуры, бредущие в Женскую Башню. Все они казались безрукими, так как на них были накинуты шерстяные покрывала от холода.
Когда они влились в безликую толпу, Лойланнун сказала подруге:
-- Лойл Бри много говорила мне о своих мыслях. Она почему-то считает это очень важным. Это как-то связано с челдримами, которых теперь нет, и это ужасно огорчает её. Я этого не поняла и сказала ей об этом. Тогда она буквально набросилась на меня. Назвала меня дурой. Я пыталась спросить, что она имела в виду, но мать буквально не давала мне вставить слово. Как мертвые могут быть такими эмоциональными? Разве это не жутко? Она ненавидит меня...
-- Но что именно она говорила? До того, как начала ругаться? Она сказала тебе что-то полезное?
