– Вижу, ты не настроен на беседы о литературе, – улыбнулся Комаров.

– А вы настроены поговорить именно о ней? – вдруг нахально спросил Серега и тоже усмехнулся. В присутствии этого препода он почувствовал какое-то особое напряжение, и понял, что у того к нему есть явно непрофессиональный интерес. Комаров на него откровенно пялился и стоял достаточно близко, чтобы Серега уловил его сбивчивое, взволнованное дыхание.

– Приходи ко мне третьего числа сдавать. Институт будет закрыт, так что домой приходи, – тихо сказал Комаров и дернул верхнюю пуговицу на своей рубашке, словно ему стало в ней тесно.

– А что мне с собой приносить? – спросил Серега, вдруг вконец обнаглев и глядя на то, как под его откровенным взглядом у препода набухает член в штанах.

– В каком смысле?

– Ну, конспекты или гандоны? – с кривой улыбкой спросил Серега и встал с места. Он был выше Комарова и смотрел на него сверху вниз. Их разделяла парта, но Серега поставил на нее ладони и теперь нависал над ней, глядя преподу прямо в глаза.

– А у тебя и конспекты есть? – усмехнулся тот и тоже подался вперед. Их лица были очень близко.

– Нет.

– Тогда к чему этот вопрос? – Комаров облизнул губы.

– А если я не приду к вам домой с гандонами, мне оценки не видать? – ехидно спросил Серега.

– Я предпочитаю оральное общение. Так что можешь ничего с собой не нести. Я же лингвист, и ты как будущий филолог тоже должен уметь работать языком, не находишь? – заметил Комаров и накрыл ладонь Сереги рукой. – Но если тебе не по душе сдавать мне экзамен в индивидуальном порядке, то бери хвостовку и приходи после каникул вместе со всем. За это время прочитаешь всю программу, а не только горстку содомитов.

– Не, давайте орально пообщаемся, хоть филологом себя почувствую, – засмеялся Серега, мягко высвободил руку и выпрямился. – Вы мне скажите, куда и во сколько прийти.

– Пиши мой номер и позвони мне второго числа.

– Ага, – кивнул Серега, достал телефон из кармана и вбил номер Комарова под его диктовку.

– Ты хоть помнишь, как меня зовут? – саркастично спросил тот, видя, что Серега замешкался с введением имени абонента.

– У меня сотрясение мозга недавно было. Я забыл, простите.

– Да ты и не помнил. Александр Михайлович меня зовут.

– А меня Сергей, – улыбнулся Серега и пожал протянутую преподом руку. Тот крепко сжал его ладонь и долго не отпускал. Они смотрели друг на друга, и вдруг Комаров резко притянул его к себе и поцеловал в губы. Тот ответил на поцелуй. Губы Александра Михайловича пахли мятной жвачкой, а может быть, валидолом. Было в этом вкусе и запахе что-то аптечное. Серега подался вперед и положил руки на плечи Комарова, тот резко отпрянул и сделал несколько шагов назад.

– Сюда могут войти, – хрипло сказал он и отодвинул ворот рубашки.

Серега кивнул и направился к выходу из аудитории. На пороге он улыбнулся:

– С наступающим, Александр Михайлович.

– И тебя, Сережа, – тихо сказал Комаров и посмотрел на него с тоской, словно не хотел отпускать. Но и удержать не решился.

Серегино настроение странным образом улучшилось. А воспоминания о поцелуе с Комаровым волновали, он почувствовал, что не прочь заняться с ним сексом. Пусть даже и оральным. Это в любом случае лучше, чем дрочить под порно или трахаться в бане с такими, как Сэм. К тому же, с Комаровым есть о чем поговорить, и общение с ним обещает быть приятным хотя бы в этом отношении.

Все предновогодние дни и последующие праздники Серега работал без выходных – отрабатывал то, что задолжал Славику и дяде Сереже. Тот так расщедрился, что даже заплатил ему половину зарплаты за те дни, что он провел в больницах, а при встрече хлопнул его по плечу и сказал:

– Если увидишь тех, кто тебя тогда отпиздил, мне скажи. Я пришлю своих парней из охраны, они разберутся. Чтобы больше около моего заведения ни одна гнида не посмела руками махать.

Серега кивнул, но про Кузю не сказал. Хотя испытал некое чувство благодарности к дяде Сереже, пусть даже того больше задел факт хулиганства на его территории, а не разбитое табло Сереги. Он не хотел посвящать начальство и округу в свои пидорские дела, которые неизменно выплывут наружу, когда Кузю прижмут к стенке. Ему было стремно еще раз переживать весь этот позор и уже официально становиться геем, в которого все будут тыкать пальцем. Месть Кузе такой ценой его не устраивала.

Кофейня не работала только первого января, и Серега, по идее, мог нормально отметить новый год, но напиваться в компании Гали и других друзей-приятелей с района ему не хотелось. К тому же, много пить ему сейчас было нельзя: головные боли, которые стали его постоянным спутником после сотрясения мозга, усиливались даже от кружки пива. И потому Серега накачал себе фильмов и порнухи, закрылся в своей комнате с чипсами и колой, и никуда до второго января не выходил. Отца все эти дни дома не было. На самом деле, его не было уже давно, и Серега начал немного беспокоиться по этому поводу. Но не настолько, чтобы потратить новогодние праздники на поиски своего папаши по алкопритонам. Он и раньше исчезал, но потом всегда возвращался, обоссанный и заблеванный. Серега уже не помнил его нормальным человеком. Только в ранних воспоминаниях у него сохранилась картинка, как папа дарит ему трехколесный велосипед. С тех пор он видел его либо поддатым и ласковым, либо мрачным и грубым, либо лежащим в луже мочи и блевотины. Отец воспитанием Сереги никогда не занимался, у него были другие, более интересные занятия – воровство и сдача металлолома, пьянки в подвалах и халупах таких же, как он, ханыг.

Серегу воспитывала бабушка, мать отца, в ее квартире они и жили. Бабушки не стало четыре года назад, умерла от скоротечного рака, и с тех пор Серега жил, считай, один. Мать в его жизни всегда появлялась короткими вспышками, она никогда не жила с отцом, как живут нормальные люди, подолгу куда-то исчезала, путешествовала то с туристами по Уралу, а то и просто автостопом каталась по всей стране. Иногда она появлялась, одаривала Серегу какими-то вещами и игрушками не по возрасту, потом бабушка ее выдворяла из дома, крыла матом и обзывала шлюхой и плечевой. А однажды, лет пять назад, она вернулась, вышла на балкон и прыгнула вниз. Но со второго этажа сильно не разобьешься, поэтому мать отделалась переломом обеих ног и отправилась в новое путешествие. Но на этот раз не по просторам России, а по различным ПНД и ПНИ. Серега не знал ее точный диагноз, бабушка всячески отгораживала его от контактов с матерью, и, поскольку они никогда толком и не общались, то даже сейчас он ее не навещал. В его жизни всегда была только бабушка, а после ее смерти Серега считал себя сиротой, живущим в квартире с каким-то алкашом, по ошибке называвшимся его близким родственником.

Второго января Серега набрал номер Комарова, и тот взял трубку с первого гудка, словно сидел и ждал его звонка.

– Сережа, с новым годом, – мягким голосом сказал он.

– И вас с новым годом, Александр Михайлович.