Даже если исходить из формулировки «порнографии», предложенной тандемом Скуратова-Лебедева, согласно которой порнографическими «признаются живописные, графические, литературные, музыкальные и иные произведения, основным содержанием которых является грубо натуралистическое детальное изображение анатомических и (или) физиологических подробностей сексуальных отношений», то как бы не хотели его авторы, живописное или графическое изображение никак не может быть натуралистическим, потому что создано воображением художника. Глядя на такое произведение, мы можем только воскликнуть или подумать: «как живой (настоящий)». Но разве можно уголовно преследовать за воображение?
Многие представители традиционных направлений искусства XIX и начала XX века тоже считали, что установить момент превращения эротического сюжета в сюжет порнографический невозможно. Так, по мнению В. Ходосевича /336/ «основной признак порнографии можно обнаружить исследуя характерные примеры, которыми она пользуется для достижения своей цели». Если истинное искусство, – писал он, – пользуясь образами действительности, уводит от нее, то порнография – напротив, «неживое или словесное изображение стремится в наибольшей степени приблизить к реальности». Тот же В. Ходасевич указал, что порнография как антихудожественное явление якобы «…ищет как раз того, отчего бежит подлинное искусство, а именно реальности и документальности. Именно это обстоятельство, по мнению не только Ходасевича, но и большого количества деятелей искусства в первой половине ХХ в. определяло порнографический характер произведения. Именно это вызвало необходимость в экспертизе художественной продукции на предмет ее порнографичности, – делает вывод С.В. Прянишников /336/. Например, сюрреалистическое искусство, бурно развивавшееся в ХХ веке, – пишет он /336/, – чрезвычайно часто обращается к сексуальной проблематике. Изготовление того, что называют порнографией, все больше входит в мир искусства, и данная продукция нормально воспринимается значительной частью населения Западных стран. В данной ситуации эксперты, пытающиеся найти признаки порнографии в том или ином произведении, все чаще заходят в тупик, тем боле, что правовая формулировка порнографичности по-прежнему весьма расплывчата в большинстве законодательств.
«Стремится приблизиться», и только. Другое дело фотография.
Параллельно существуют две классификации изображения обнаженного тела в фотографии.
Первая характерна для выставочных работ:
Торс – одна из возможностей для сохранения анонимности модели, композиционно включает в себя съемку шеи, плеч, груди, живота и бедер.
Верхняя граница снимка не поднимается выше линии рта.
Полуакт – верхняя часть тела модели открыта для зрителя примерно до уровня талии. В полуакте в первую очередь обращают на себя внимание красивые формы шеи и плеч. Фотографу здесь значительно помогает предыдущий опыт портретной съемки.
Акт – изображение обнаженной фигуры. По определению известного немецкого фотографа Клауса Фишера «содержание акта – это интерпретация, художественно возвышенное высказывание о человеке, а не о действии или предмете». Таким образом задача фотографа при съемке акта абсолютно не сводится к документальному сообщению о телосложении модели или о ее способности улыбаться в объектив. Важно – создать художественный образ и через изображение не обязательно красивого, но выразительного человеческого тела обратиться к таким понятиям как, например, жизнерадостность, шарм, внутреннее одиночество, рассмотреть различные интерпретации понятия женственности, мужественности и т.п. Так женская фигура, стоящая у окна, в зависимости от авторского решения способна вызвать вполне конкретные ассоциации, например, атмосферу эротических фантазий, ожидания или расставания. По сравнению с полуактом портретные компоненты играют в съемке акта меньшую роль, т.к. здесь мы может уже использовать весь комплекс выразительных средств, мощнейшими из которых являются положение кистей рук, поворот головы, мимика и верно отобранный типаж. Исключительно впечатляющи могут быть линии шеи и плеч, а ноги, традиционно уступающие в психологизме, способны передать ощущение легкости и грациозности.
Групповой акт – сложный вид фоторабот, где принимают участие две и более моделей. В этой ситуации перед фотографом стоит задача объединить людей с разными характерами, психологическим состоянием и, разумеется, разными внешними данными в одном настроении, показать, что их связывает, добиться равновесия в композиции, создать единый образный микромир в границах снимка. Очевидно, что достигнуть этого, пригласив для съемки абсолютно чуждых друг другу людей, невозможно, тем более в труднейшей разновидности группового акта – в смешанном акте, когда в качестве моделей выступают и мужчины, и женщины. Чаще всего темой смешанного акта является тема взаимоотношений любящих друг друга людей.
Другая, коммерческая, классификация фотопродукции исходит из внешней, изначально привлекательной формы подачи материала как товара и из типа используемых моделей. Точного определения царящих здесь (и в рабочих контрактах) английских терминов пока не дал никто. Лишь приблизительно мы можем отличить manikin от cover-girl, photo-model от model, playmate от pin-up. Единственное понятие, в толковании которого все оказываются более-менее единодушны, это glamour, под которым мы вправе подразумевать очень красивый снимок, снятый очень красивым способом в очень красивом месте при участии очень красивой модели с очень красивым телом, очень красиво недоодетой или раздетой вовсе, в очень красивой позе и очень красивом гриме…
Условность термина «эротическая фотография» (ЭФ), искусственно введенного в наш оборот на волне либерализации, очевидна. Непосвященные постоянно путают и метут под одну гребенку (или метлу) классическую акт-фотографию, фотопродукцию с элементами эротизма и, наконец, порно с его собственной спецификацией. Для постороннего в этой троице термин «акт» звучит наиболее угрожающе, поэтому объясняем еще раз. Для акта обязательно присутствие обнаженного или полуобнаженного тела. (Не обязательно красивого). Диапазон актовой фотографии намного шире, чем у ЭФ в буквальном значении этого термина: от восторгов радости и любви до трагедии человека в мире урбанизации и экологических катастроф. В мире эротики изначальна чувственность и не обязательна нагота. Какая-то деталь, бархат кожи, округлость форм, волнующий жест или блеск язычка, слизывающего мороженое, могут обладать куда большим эротическим потенциалом, чем иное полностью обнаженное тело. ЭФ заведомо идеализирует реальность и всегда несет некий элемент провокации, но провокации поэтичной.
Четыре ведущих манеры общения со зрителем, четыре стиля манеры повествования присутствуют в фотографии:
1. я там был, и я это видел; 2. я это видел и видел это так; 3. я это видел, и вот как я это чувствую; 4. я это чувствую, и вот символ моего чувства.
Если первый подход не вносит искажений в реальность и показывает мир таким, как есть, то во всех трех других случаях во главу угла ставится не сам факт, а его художественная интерпретация. Поэтому следует быть готовым к тому, что не обладающий определенной суммой знаний, из-за предвзятости или инертности восприятия зритель может не понять или не захотеть понять язык снимка. Поэтому задача номер один для автора ЭФ – придать снимку свое неповторимое притяжение, суметь заставить зрителя остановить взгляд на своей работе, за счет оригинальности идеи или за счет обаяния модели придать изображению некий магнетизм, реальную силу внушения. А уже потом, чуть приоткрыв некий культурный код, помочь зрителю направить движение его мысли в верное русло. И здесь по сравнению с кино и телевидением у фотографии есть важное преимущество – изображение снимка статично, его можно рассматривать сколь угодно долго. Зритель располагает временем для того, чтобы разгадать предложенный ему шифр.
В одних случаях скрытое содержание ЭФ может быть спрятано достаточно глубоко, и разгадка потребует конкретных знаний предмета и анализа связей. Звучит напыщенно, но полезно вспомнить такую важную в методологическом отношении мысль, что, по сути, мы видим лишь следствия, а не причины любого явления. Сюжеты ЭФ не является исключением.
