Кресло было достаточно широким, чтобы они помещались в нем вдвоем. Хотя обычно Джейс сидел на подлокотнике, а вдвоем им все же было тесно: чтобы поместиться, нужно было сидеть в нем боком, довольно близко друг к другу прижавшись.

Виктор вернулся взглядом к Джейсу.

И в эту секунду тучи на небе разошлись, пуская наружу свет щеголяющей полным боком луны.

Ночи в Пилтовере никогда не были абсолютными, их темнота смазывалась яркостью городских огней, не пуская на свободу игольчатые точки звезд – но именно лунный свет вдруг вычертил черты лица Джейса едва ли не отчетливее, чем дневной. Следующий вдох почему-то застопорился и пришел с легким запозданием.

Рука уже сама потянулась вперед. Раньше, чем Виктор успел осознать, его большой палец уже прижался к морщинке между кустистых бровей – и мягко мазнул вверх, ее разглаживая.

На лбу палец почему-то задержался.

Кожа Джейса всегда была смуглой – кожа Виктора всегда была бледной. Но сейчас, на контрасте, он вдруг осознал, насколько белой собственная кожа кажется – не белой даже. Болезненно серой. В сравнении с сильными и уверенными углами лица Джейса стало видно, насколько болезненно заострены его собственные худощавые пальцы – будто кожу натянули прямиком на скелет.

Виктор судорожно сглотнул.

Нет, это все мерещится ему в лунном свете. Это все ночь и недосып – сколько он проспал? Пару часов после суток-двух бодрствования? От такого голова стала ощущаться лишь тяжелее.

Он ведь не чувствует себя хуже обычного, совсем нет.

Ну, может, уставать стал быстрее, стал чаще отключаться вот так в кабинете. Может, нога беспокоит сильнее, а головные боли посещают настойчивее. Но это все глупости. Просто он забывает вовремя есть и спать, вот и все.

Вот и все.

Желая переключаться с этих абсолютно неуместных, отдающих паранойей мыслей, Виктор перевернул ладонь тыльной стороной и легонько щелкнул Джейса костяшкой пальца по лбу. Тот встрепенулся. Фыркнул. На секунду сжал Виктора в своих руках сильнее – из собственного горла почему-то вырывался шумный выдох.

А потом распахнул веки.

В лунном свете казалось, что живые ясные глаза Джейса хранят в себе магии больше, чем все доступные им хекстековые кристаллы – и Виктору пришлось вновь моргнуть, чтобы сбросить наваждение. Чтобы отстраниться от Джейса так сильно, как только позволяла теснота кресла, и хмыкнуть.

– Я бы спросил, что происходит – но не уверен, хватит ли твоей мозговой активности на ответ.

Реплика получилась куда резче, чем Виктор планировал – на грани с грубостью, – и он непроизвольно поморщился, пока Джейс удивленно, чуть дезориентировано моргал. Потом из его рта вырвалось мягкое «о», а в глазах наконец начало появляться осознание – и хватка на торсе Виктора чуть ослабла, хотя полностью не исчезла. Но этого было достаточно для того, чтобы он мог выбраться из кресла, если захочет.

Виктор почему-то не сдвинулся ни на дюйм.

– Я просто зашел проверить, как ты здесь, – начал объяснять Джейс осипшим со сна голосом. – И обнаружил тебя опять уснувшим в кресле. Хотел укрыть чем-нибудь и уйти, но потом присел рядом всего на пару секунд и… Кажется, уснул, – и он посмотрел этим своим обезоруживающим, виновато-извиняющимся взглядом, которому, как абсолютно уверен Виктор, не смог бы противостоять никто.

Вдруг подумалось, что этот взгляд можно было бы использовать, как тайное оружие. Ему наверняка простили бы и парочку сожженных миров.

Виктор сделал глубокий вдох, рационально решив, что его мозгу не хватает притока кислорода, раз в голову лезет подобная чушь.

Отвернувшись от Джейса, он все же предпринял героическую попытку встать – наконец-то. Против воли поморщился, когда боль прострелила ногу от голени к бедру – давно привык уже, но иногда все равно приходит слишком нежданно.

И, нет, эти боли не стали чаще или сильнее.

Вовсе нет.

Но мимо внимания Джейса его гримаса явно не прошла, и он тут же вскочил на ноги сам, опередив Виктора. Протянул ему руку, помогая выбраться из кресла. Подал трость.

– Тебе стоит перестать засыпать здесь, Виктор. Твоя спина только скажет тебе спасибо, если начнешь использовать кровать по прямому ее назначению.

Не выдержав, Виктор все же вновь бросил взгляд на Джейса. У того беспокойство засело в ясных кристаллах глаз, а между бровей опять залегла складка – Виктору пришлось сжать руку в кулак, когда она непроизвольно потянулась вперед.

Джейс всегда знал, когда нужно оставить его одного – и всегда знал, когда нужно появиться рядом.

Внутри что-то сжалось.

Отвернувшись, Виктор поковылял к двери, бросив напоследок:

– Ничего не желаю слышать от того, кто уснул здесь со мной.

В спину ему прилетел хохот идущего позади Джейса.

***

Сколько раз после этого Виктор просыпался – и обнаруживал себя уснувшим рядом с Джейсом, он не смог бы сосчитать. Постепенно это стало такой же рутиной, как и их споры в попытках найти верное решение – эти споры неизменно приходили к общему знаменателю, – или привычка Джейса готовить обоим кофе, когда они засиживались допоздна.

Когда в одну из таких ночей Джейс почти выдрал уже засыпающего Виктора из кресла, сонно пробурчав что-то о том, что так не пойдет – то проснувшийся поутру Виктор обнаружил Джейса, мирно сопящего ему в подмышку.

Спина была действительно благодарна Виктору за сон на кровати.

Сознание оказалось не столь сговорчиво.

На холодный взгляд и вопрос, как до этого вообще дошло, Джейс только пожал плечами – он тоже уже почти спал, и как они добирались до своих спален почти не помнил. Как в результате спальни свелось к одной спальне – Джейса, не помнил тоже.

Разве что буркнул ворчливо:

– Я думал просто донести тебя до кровати – но ты избил бы меня своей тростью за такое.

Пару секунд Виктор молчал, обдумывая этот вариант развития событий – а потом уверенно кивнул. Определенно, именно так все и было бы. Иной раз казалось, что Джейс знал его даже слишком хорошо.

Осознание того факта, что на самом деле лишь он, Виктор, все чаще засыпал в непредназначенных для этого местах, переоценивая запас энергии и свои силы, а Джейс просто не хотел оставлять его одного, было не просто неприятным. Оно было откровенно пугающим.

Но Виктор игнорировал это.

Как игнорировал и все отчетливее серевшую, истончавшуюся кожу. Как игнорировал отсутствие аппетита. Как игнорировал то, что смотрящий на него из зеркала человек все сильнее походил на скелет – Виктор попросту перестал в зеркало заглядывать.

Игнорировал он также и остреющие, наливающиеся беспокойством взгляды Джейса.

***

Собственную же боль игнорировать Виктор научился уже давно.

***

К счастью, было то, на что с легкостью выходило переключать собственное внимание – а заодно и внимание Джейса. Были их исследования. Были их попытки стабилизировать энергию, наконец увенчавшиеся успехом.

Был восторженный, ликующий смех Джейса, когда он успешно активировал механическую перчатку – и был согревающий яркий огонь в собственной грудной клетке, позволяющий забыть обо всем остальном.

О слабеющем теле.

О пергаментной серой коже.

О рвущем нутро кашле, который все чаще вырывался из легких.

Виктор никогда не считал себя глупцом – но он понимал, что едва ли можно представить себе поведение глупее, чем продолжать старательно не замечать столь очевидные признаки.

И все же – он не замечать продолжал.

Он отмахнулся, когда Джейс предложил пройти вдвоем на сцену, разделить с ним оказанную часть и произнести вместе речь; это Джейс – поцелованный солнцем, а Виктору уготована меланхолия тени. Зато он завороженно и гордо слушал его, затерявшись среди зрителей, в тени, и понимал – стоящий в свете огней, сияющий, пленяющий людей собой Джейс как никто этого заслуживал.

***

А дальше все окончательно свернуло куда-то не туда.

***

Кровь на приборной панели и диагноз – Виктор ведь давно знал, всего лишь отрицал, был слишком слаб и труслив, чтобы принять.