Вот теперь на секунду, только на секунду – но в сдержанных, закрытых на тысячу замков радужках, из которых Сукуна отголоски эмоций по капле выцеживает, проступает откровенный ужас, пока пацан вырывается из рук Сукуны, который и не пытается его удержать.

Вот теперь пацан действительно отпрыгивает от него, ощетинивается. И, когда между ним оказывается расстояние в несколько шагов, на лице его недавний секундный ужас сменяется тут же бессильной яростью и ощущением собственного свершившегося поражения, пока взъерошенный пацан тяжело дышит и сжимает руки в кулаки.

Не воробушек.

Оскаленный упрямый волчонок.

Наконец, Сукуна все-таки отпускает пузырящийся в гортани смех на волю и заходится громким хохотом, приваливаясь плечом к дверному косяку; пацан же, бросив на него последний злобный взгляд, наконец разворачивается и уходит.

Все еще не бежит.

Уходит.

Как только пацан скрывается, смех Сукуны гаснет.

Еще несколько секунд он смотрит вглубь коридора, а потом отворачивается. Выключает свет. Возвращается к ноуту.

Прикуривает еще одну сигарету, с удовлетворением затягиваясь, и находит список одноклассников братца.

Находит знакомое лицо.

Фушигуро Мегуми.

– Как любопытно, – тихо произносит Сукуна, лениво скалясь и выдыхая сизый дым в ночь.

Комментарий к (за три года и четыре месяца до) Интерес

неизменно и сильно благодарна вам за теплый фидбек, мне очень здорово видеть, что кто-то сюда заглядывает

надеюсь, вы все еще здесь. потому что я все еще не могу остановиться, да

и спасибо The Truth за подарок работе, очень приятная внезапность

========== (за два года и семь месяцев до) Откровенность ==========

Время уже близится к полуночи, и Мегуми раздумывает над тем, не пора ли отправиться спать, когда Пес вдруг начинает вести себя беспокойно.

До этого он лежал, свернувшись мирным клубком на полу, пока они с Юджи играли в приставку. Немного слишком тихий. Немного слишком сдержанный. Мегуми весь вечер на него хмуро поглядывал – ровно с того момента, когда, только завидев Юджи, Пес не бросился к нему тут же и не принялся привычно вылизывать лицо. Но так и не нашел никаких признаков того, что Псу по-настоящему плохо: он не отказывался от еды или воды, в целом типично для себя реагировал на слова и действия. Пес просто казался…

Грустным, пожалуй?

И вот, теперь, когда Мегуми уже почти успевает поверить, что все в порядке и он просто себя накрутил, до его ушей доносится жалобный скулеж. Взгляд тут же падает на Пса.

А тот уже вскакивает на лапы, пару секунд крутится на месте, не прекращая скулить. Но, когда хмурящийся Мегуми отбрасывает контроллер и собирается спуститься к нему на пол – Пес сам запрыгивает на диван.

Тычется холодным мокрым носом ему в ладонь. Он вообще сегодня больше обычного лез к Мегуми под бок и подставлялся под руку – не требовательно, но просяще, ища прикосновений и тепла. Не как капризный щенок, которым иногда становился.

А так, как сейчас – будто ему физически сложно было оставаться на расстоянии.

Что-то тревожно скручивает гортань.

– Эй, – тихо шепчет Мегуми, обеими руками зарываясь в длинную жесткую шерсть и лишь на периферии отмечая, что Юджи ставит игру на паузу и тоже отбрасывает контроллер. – В чем дело?

Пес переводит взгляд своих больших и умных, сейчас очень печальных глаз на Мегуми – одна из догадок тут же выбивается на первый план, перекрывая собой все остальные.

Гортань скручивает сильнее.

– Это Сатору?

Жалобный скулеж служит ответом лучше, чем что-либо другое; звучит это почти так же, как голос самого Мегуми.

На секунду ему приходится прикрыть глаза, чтобы сморгнуть пелену перед глазами и сглотнуть острый приступ паники. Чтобы заставить себя мыслить здраво, рассуждать логически.

Вдох-выдох.

Скрип зубов.

Сознание немного проясняется. Здраво. Логически. Если бы Сатору угрожала реальная опасность, Пес вел бы себя иначе. Решительнее. Агрессивнее. Не по отношению к самому Мегуми или к Сатору – но по отношению к потенциальной опасности, даже если неодушевленной. Пес тут же вцепился бы Мегуми пастью в рукав и потащил его за собой, только учуяв что-то.

Но сейчас он…

Сейчас он ведет себя ровно так, как ведет, если плохо самому Мегуми – доходит вдруг до него. Не физически плохо. Ментально. Психологически. Когда накатывает и срывает предохранители, заставляя чувствовать всякое сложное, давящее дерьмо, которое большую часть времени Мегуми запрещает себе чувствовать. Которое запирает глубже, дальше, куда-нибудь за литые стены, в далекие погреба сознания, где им самое место.

А сейчас Пес ведет себя так из-за Сатору. И Мегуми должен был догадаться раньше. Должен был понять. Должен был.

Да, Сатору не угрожает опасность и физически с ним, скорее всего, все в порядке.

Но…

…но – рассуждая здраво. Логически, черт возьми. У Мегуми нет права в это лезть. Может быть, Сатору нужно побыть одному – сам Мегуми в такие моменты предпочитает одиночество. Может быть, так будет лучше. Может быть.

Но то, что Мегуми в такие моменты предпочитает одиночество – не значит, что именно одиночество всегда оказывается тем, что ему нужно на практике.

Даже если до сих пор сложно это признавать.

Мегуми открывает глаза. Взгляд падает на лежащий на столе телефон – и он морщится.

Если Сатору сейчас не возьмет трубку – Мегуми в любом случае не сможет спокойно сидеть на месте. Если возьмет и примется наигранно-веселым, стеклянно-беззаботным голосом убеждать, что все в порядке – а он примется, – Мегуми не ручается за собственную реакцию. Не уверен, хватит ли его выдержки на то, чтобы выслушивать такое сейчас.

Может быть, и впрямь было бы лучше оставить все, как есть. Может быть, он непрошенный гость этой ночью в квартире Сатору.

Может быть.

Мегуми оборачивается к Юджи, собирается заговорить – но Юджи опережает его.

– Мне поехать с тобой? – хмуро и обеспокоенно спрашивает он, уже поняв, какое решение Мегуми принял, пусть Мегуми и даже сам себе мысленно еще не признался в этом – где-то за ребрами болезненно растекается тепло, немного смягчая так и не ушедшую панику, которую Мегуми старательно игнорирует.

И он знает, что это не просто слова, не обычная вежливость – Юджи действительно с готовностью поедет с ним, стоит попросить, и от этого понимания тепло только становится острее.

Иногда Юджи просто…

Невозможный.

В буквальном смысле. Мегуми не знает, как кто-то такой может в их мире существовать.

– Нет, – качает головой он, поднимаясь и засовывая телефон в карман. – Вряд ли случилось что-то серьезное, просто…

«…просто мне нужно убедиться, что этот большой глупый ребенок в порядке», – не находит в себе сил закончить Мегуми. Вместо этого он старательно переключает собственное внимание на только что найденный рюкзак, забрасывая его себе на плечо, и спешно отправляется к входной двери. Пес тут же послушно идет следом, опять тычется носом в руку, опять приглушенно, едва слышно в нее скулит – но теперь будто бы больше с облегчением, чем жалобно.

Юджи тоже послушно идет следом.

– Я позвоню, если что-то пойдет не так, – произносит Мегуми, чувствуя себя виноватым за тревогу в его глазах – но Юджи в ответ недоверчиво, невесело хмыкает и вдруг улыбается очень грустно, знающе; произносит таким же грустно-знающим голосом:

– Нет, не позвонишь. Если что-то пойдет не так, ты будешь справляться со всем сам. Как всегда, – Мегуми поджимает губы, часть его хочет поспорить – но времени на это нет; впрочем, нет и уверенности в наличии у него аргументов для такого спора.

Юджи знает его слишком, слишком хорошо; он бездумно и без колебаний, доверительно демонстрирует даже самые болезненные грани своего знания – и понимание этого будит в Мегуми знакомую смесь раздражения и нежности. Бывают моменты, когда ему с одинаковой силой хочется обнять Юджи и придушить его.

С Сатору все почти так же – за исключением того, что в его случае «придушить» часто проявляет себя и без условного «обнять».