Машина ползла по грязной дороге. Сирил безразлично смотрел на влажный серый пейзаж за окном, отупев от многочасовой езды. Он бы с удовольствием уткнулся в смартфон, чтобы хоть как-то скоротать время, но дешевенькое устройство с треснувшим экраном теперь покоилось в кармане отца, сосредоточенно ведущего автомобиль. Сирил уже не раз просил вернуть ему собственность, но ответом было гробовое молчание.

Это часть наказания – так сказал отец, вырывая смартфон из его руки.

Как и поездка на край света.

На самом деле деревня располагалась не очень далеко от города, но этот город был в десятки раз меньше столицы и невообразимо далеко от нее, и потому Сирилу казалось, что его везут в другую страну – из тех, что входят в перечень самых бедных государств мира.

Но это было не самое страшное. Сирил мог пережить и отсутствие друзей, и интернета, и даже относительной свободы, которой пользовался в своей школе – в общем, почти все, кроме того, что его ждало: жизнь с Линдой и Биллом. К мачехе он чувствовал лишь легкое отвращение, а вот младшего брата был бы не прочь убить.

Сирил вспомнил произошедшее в школе – случай, из-за которого он и сходил с ума от скуки в отцовской машине – и облизнул сухие губы. Теперь он старался быть осторожнее в словах, но держаться того же правила в мыслях оказалось непросто.

Машина остановилась. Погруженный в невеселые размышления, Сирил вздрогнул. На мгновение ему показалось, что сейчас его просто выбросят на дорогу и оставят одного. Он поспешил напомнить себе: высокооплачиваемый адвокат Джон Райт как-никак его родной отец, и не может так поступить – если не из любви, которой, впрочем, совсем к нему не питал, то как минимум потому, что это сломает ему карьеру.

– Приехали, – сказал отец, не оборачиваясь. – Вылезай.

Сирил вгляделся в мутную дымку, но ничего не увидел. Моросящий дождь мешался с туманом и полностью скрывал окрестности.

Он взял свою сумку, которая больше напоминала багаж для выезда на пару дней, чем в один конец, и взялся за ручку двери. Но, уже нажав на нее, передумал и сказал:

– Между прочим, я не виноват в том, что…

– Вылезай. Завтрак остынет.

– Ты никогда меня не слушаешь! – вспылил Сирил.

– Я не хочу тебя слушать, – отрезал отец. – Все, что надо, я уже услышал.

– От этого тупого директора, а не от меня!

– Вылезай.

Тон отца не допускал возражений, и Сирил, стиснув зубы, вылез из машины. Ему так и не удалось сказать, что это была случайность. Просто все вышло из-под контроля. В этом никто не виноват.

Так предпочитал думать сам Сирил. Он был уверен, что эта версия имеет право на существование, как и любая другая.

Хотя, отец все равно бы ему не поверил.

Сирил тряхнул головой и огляделся. Настроение упало еще ниже, если это вообще было возможно. Дымка по-прежнему скрывала деревенскую улицу, но дом, в который Сирил должен был войти, виднелся – и превзошел все его невеселые ожидания.

Неказистое одноэтажное строение, сложенное из неровных серых камней, в своей старческой хромоте было скошено вправо. Островерхая крыша давно нуждалась в ремонте, как и ветхая ограда. Двор воплощал собой классическое представление о заброшенности: высокая трава, природный и человеческий мусор, давно забытые проржавевшие инструменты, валяющиеся тут и там. Если бы Сирилу показали фотографию этого участка, он бы с уверенностью сказал: дом давным-давно оставлен, и только безумец станет в нем жить.

Однако отец и его семья коротали здесь уже не первое лето, а до этого, как Сирил узнал из случайно услышанного разговора, в нем жили родственники Линды. В этом наверняка не было никакого секрета, просто отец крайне редко разговаривал с Сирилом и, конечно, не стал посвящать его в такие подробности.

Сирил все-таки решил уточнить, действительно ли это тот самый дом, но тут дверь отворилась, и ему навстречу вышла женщина с прозрачным зонтом. Сирил не без труда узнал Линду. Последний раз он видел ее около года назад, когда отец зачем-то притащил ее в школу выслушать очередной отчет о том, как учится и ведет себя его сын. Тогда она походила на фотомодель, причем не на настоящую, а именно что вырезанную с журнальной обложки: тщательно завитые локоны, застывшее лицо со строгим макияжем, безукоризненный наряд, подчеркивающий соблазнительную фигуру. Старшеклассники после потребовали у Сирила ее фотографии – разумеется, за вознаграждение, и, разумеется, не ради невинного созерцания. Сирилу стоило немалых трудов отыскать в интернете пару кадров, где журналисты запечатлели Линду рядом с Джоном после какого-то резонансного дела. Сирил переслал их страждущим с особым удовольствием.

Теперь Линда выглядела совсем по-другому: прямые волосы без следа укладки, бурый мешковатый свитер, потертые джинсы. Только и осталось, что каменное лицо – правда, без какого бы то ни было макияжа. Сирил сначала удивился, но быстро вспомнил, что это первый раз, когда он видит ее в домашней обстановке.

– Привет, – сказала она, даже не посмотрев на него. – Проходи.

Сирил вместо ответного приветствия мрачно фыркнул.

Внутри дом соответствовал своей наружности: тесная гостиная сливалась с прихожей, старая мебель хмуро темнела по углам, телевизор с выпуклым экраном не то нашли в музее, не то переместили с помощью машины времени – до этого момента Сирил видел такие лишь в допотопных фильмах, которые любила смотреть его мама.

– Ты будешь в детской. Первая дверь налево.

У Сирила возникло нехорошее подозрение, но он молча прошел в коридор и отворил указанную дверь. Опасения подтвердились – его поселили с братом. Могла ли жизнь стать еще хуже?

В маленькой комнатке едва умещались шкаф, кровать и столик у окна. Еще одна кровать, раскладная, была насилу втиснута между шкафом и стеной и красноречиво говорила о том, что гостя здесь не ждали и задерживать его не хотели. Сирил и сам отдал бы все на свете, лишь бы не провести остаток и без того загубленного лета здесь, в стенах, обклеенных вырезками из детских журналов, рядом с братом, которого он ненавидел.

Билл лежал на кровати с планшетом. Он посмотрел на Сирила исподлобья, но ничего не сказал. Сирил был уверен, что это временно. Ни одна встреча с Биллом не проходила без того, чтобы он не попытался нарваться на неприятности. Мальчишка всеми возможными путями вытягивал из Сирила ругательство, а еще лучше – взмах рукой, потому что прекрасно знал – родители этого не потерпят.

Сирил бросил сумку рядом с кроватью. Он не понимал, как его отец, получающий за свою работу кучу денег, мирится с этим домом.

Если Сирил правильно сопоставил обрывки информации, после смерти родственников Линды Джон решил придержать дом – в детстве он и сам провел в этих местах немало времени и, похоже, питал к ним слабость. Затем он перевез сюда своего больного брата и приезжал ненадолго каждое лето, чтобы повидать его и заодно проверить состояние ветхого жилища. Или, возможно, наоборот – залатать появившиеся дыры и заодно с этим проведать брата. В любом случае, для Сирила это не было достойной причиной. На месте отца он бы влез в убытки, но не согласился провести здесь и недели. Что же касается Чарльза, уже много лет как парализованного и ничего не соображающего, его стоило перевезти в специальное учреждение, а не оставлять в глухой деревне. Хотя он ничего не понимал и фактически был овощем, как выражалась мама Сирила, рассказывая о нем, Сирил считал, что для родного брата отец мог устроить более приятный уголок – с его-то доходами.

Завтрак, на котором помимо Сирила, Джона, Линды и Билла присутствовала Сильвия, престарелая жительница деревни, опекающая парализованного Чарльза, проходил напряженно и тихо. Сирил без интереса покопал ложкой овсянку и украдкой посмотрел на отца. Тот очень некстати оторвался от газеты, которую покупал сугубо из желания продемонстрировать свои консервативные взгляды (Билл рядом с ним одной рукой запихивал в рот овсянку, а пальцами другой методично скользил по экрану смартфона последней модели), поднял глаза и перехватил его взгляд.