Неверлэнд давил на него, здесь все дышало Лисс, и осенью Майкл собрал вещи, оставил детей с няней и уехал в Лас-Вегас, сняв люкс в отеле Мираж на неопределенный срок. В другом городе ему было несколько легче, здесь ничего не напоминало собой о жене, однако понимание, что одна зубная щетка в ванной – не норма, все равно присутствовало. Майкл гулял по городу в куртке-невидимке, смотрел, как люди играли в казино, плакал, пытался уснуть и просыпался от кошмаров. Не выдержав напряжения, он попросил у личного врача снотворное и несколько ночей спал на Алпрозаламе, ненавидя себя за использование лекарств. Но еще большую ненависть певец стал испытывать к своему телу. До встреч с Лисс у него никогда не было проблем с самоконтролем, его практически не интересовали женщины в сексуальном плане, они были красивыми, интересными, но у Майкла не сводило мышцы от желания кем-то обладать. С Лисс все поменялось. Она была страстная, смелая, делала с ним такие вещи, от которых в глазах темнело. И теперь, когда ее рядом не было, тело каждое утро просто требовало, чтобы мужчина выдал ему порцию ласки. Он просыпался с каменным стояком и готов был разбивать кулаками стены, только чтобы не думать о том, как бы сейчас жена перекинула через него ногу и кокетливо справилась с ситуацией. Однажды, будучи в совершенном отчаянии, Майкл не выдержал. Он представлял, как его ласкали руки Лисс, как она могла бы играть на флейте… но разрядка доставила лишь секундное удовольствие, а потом мужчина почувствовал к себе отвращение. Боль и одиночество накрыли его с новой силой, ему казалось, что руки его были в грязи, и отмыться от нее не было никакой возможности. Мужчина практически рыдал, завернувшись в одеяло, ему нужна была Лисс.

В тот же день он сел писать песни, и выход альбома Invincible с октября сдвинулся на январь. Все свои чувства Майкл вложил в ставшую хитом I am waiting for my life*, в которой рассказывал о человеке, потерявшем любимую из-за болезни, но верившем, что они встретятся в другом мире, и ждал ее. Каждый день, смотря, как садилось солнце, он ждал ее, после каждой ночи, видя, как оно вставало, он продолжал ждать ее. На продвижение альбома не было ни сил, ни желания. Мужчина похудел, бестолковое проживание в Мираже растянулось на длительный период. Только когда няня привезла к нему детей, решив узнать, не собирался ли Джексон просто бросить их на нее и пропасть также, как его жена, голова немного включилась.

- Папочка, ты тоже умираешь? – Спросила Пэрис, заставляя мужчину похолодеть.

- Почему ты так решила?

- Тебя так долго не было, мы решили, ты отправился с мамой лечиться.

- Она скоро вернется? – не отступал Принс, - мы скучаем.

Вид у Майкла стал чуть ли не затравленным. Ему просто необходимо было вернуться домой, к детям. Лисс просила его не бросать их. Ему почему-то вспомнился момент из Гарри Поттера, когда Лили перед тем, как загородить кроватку с Гарри собой, говорила: «Береги себя, будь сильным». И он должен быть сильным, жена просила его об этом. Майкл сжал зубы, принявшись работать. Он снимал клипы, появлялся на мероприятиях, а вечерами, уложив детей, забивался в угол, трясущимися руками сжигая таблоиды с сенсациями о том, как его бросила жена, оставив одного с тремя детьми, и уехала в неизвестном направлении. Писали, что она нашла себе нового богатого мужа без придури и склонностей к педофилии. Теперь в первую очередь его везде спрашивали, где Лисс, почему они расстались, и как он переживал разрыв. Майкл отказывался комментировать. Всем вокруг он рассказывал одно и то же: ничего не знаю, она просто ушла, не объяснив. Когда СМИ насмаковались его горем, начались рассуждения, его ли это дети. Якобы один из когда-то лечивших его врачей заявил о признании Джексоном химической кастрации, проведенной еще в детстве для сохранения голоса. Майкл даже застонал от досады. Не нашли Лисс для грязных сплетен, теперь будут копаться в белье его детей.

Год выдался просто адским. Принс, Пэрис и Бланкет были для певца единственным утешением. Но и они не могли залечить дыру в его душе. Дети постоянно просились к матери, плакали, и ничего не могло их успокоить. И Майклу хотелось бросить свои хилые попытки, сесть рядом и тоже реветь, крича, что он хочет к жене. Временами он даже злился на Лисс. Подтянув здоровье, она могла хотя бы дать о себе знать, прилететь на минуту, обнять детей, сказать, что с ней все хорошо, поцеловать его…

Майкл хотел сесть за новый альбом, но у него просто вдохновения не было. Он залезал на свое Дарующее дерево, смотрел через листву на опускающееся солнце и напевал Earth song так любимую Лисс или I am waiting for my life, порой You are not alone, совершенно в это не веря. Майкл теперь четко понимал: дети помогали ему выжить, но они не давали ему той любви, которую могла дать жена. Она часто говорила: семья – это кусочек рая на земле. И Джексон стал ощущать, как не хватало ему этого рая. Он достал Евангелие, только не свое, Иеговское, а православное, принадлежавшее Лисс, и стал читать. Ему хотелось кричать, когда он читал «что Бог соединил, то человек да не разлучает». Да как они могли принять другое решение?! Майкл все чаще думал о вере. Он стал куда более серьезным, и это не укрывалось от его детей.

Знакомые и друзья стали предлагать ему познакомиться с кем-нибудь и получали в ответ полные изумления и неверия взгляды. В одном Майкл был точно уверен: ему не нужна другая женщина. Только его Лисс.

Ему удалось отвлечься, когда в руки к певцу попало письмо женщины – Джанет Арвизо – ее сын Гэвин был болен раком, и она искала выход на Майкла, надеясь, что он сможет им помочь. Джексон, не получавший в жизни удовольствия ни от чего, кроме общения с детьми, согласился. Мужчина вообще решил пригласить в Неверлэнд целую компанию, как это делал раньше и погрузиться в детские заботы. Сострадание и эмпатия помогали ему отвлечься от своих собственных проблем.

Осенью с ним связался репортер, Мартин Башир, и предложил поучаствовать в съемках фильма о своей жизни. Майкл согласился скорее от нечего делать. Мартин оказался приятным человеком со смешным акцентом. Майкл учил его делать лунную походку, показывал свой парк развлечений, ездил на маленьких машинах на перегонки. Башир спрашивал, о чем он думал, когда танцевал: ни о чем, думать – самая большая ошибка танцора, нужно просто чувствовать музыку, становиться бас-гитарой, флейтой… после этого слова Майкл приуныл и остановился.

- Что случилось? – Спросил Мартин.

- Воспоминания, - покачал головой певец и свел все к своему детству и информации, которую уже рассказывал когда-то на интервью.

Они с ним побывали в Лас-Вегасе, потому что Джексону все еще тяжело было долго оставаться в дышащем Лисс Неверлэнде. Разумеется, Башир задавал вопросы и о жене певца.

- Я повторюсь, я не знаю, где она. Однажды я просто проснулся, а ее рядом не было. Она ушла и не вернулась.

- Ты пытался ее найти?

- Конечно, пытался! А потом принял ее выбор, - Майкл лукавил и по лицу Башира видел, что тот ему не верил.

- У вас были какие-то проблемы в отношениях?

- Нет, - покачал головой мужчина, - у нас все было отлично. Мы мечтали родить еще детей. – Он пожал плечами.

- Ты все еще любишь ее?

- Да, - не стал скрывать Майкл.

- Даже после того, как она с тобой обошлась?

- Она мать моих детей, Мартин, и я верю, что когда-нибудь мы с ней встретимся.

- Как в твоей песне?

- Да, но надеюсь, это произойдет при жизни.

- Что бы ты ей тогда сказал?

- Я сказал бы, как долго ее ждал, и что моя любовь к ней прошла и время, и пространство. Ты мне не веришь, - грустно улыбнулся Джексон, - а я знаю, так оно и будет.

На следующий день Майкл повел Башира по магазинам, ему нравилось покупать красивые вещи. Раньше он тратил деньги на жену, теперь же просто обставлял свои квартиры в разных городах. Репортер много спрашивал о его детских воспоминаниях, о пластических операциях, несколько раздражая певца. Конечно, он выглядел по-другому несколько лет назад. Тогда он весил где-то 138 фунтов, а теперь 123, разумеется, его лицо стало еще острее.